Осень две тысячи два

                Задыхаться уткнувшись в холодные руки
                Хохотать над вечной мечтой о смерти
                И не видеть, не видеть, не видеть больше
                Ни тебя, ни город задавленный небом
                Ада Вин

Шестнадцатая осень ворвалась в мою душу
Оставляя разноцветные скелеты листьев на бордюре асфальта
Как солдат-победитель, что имеет лишь три дня на грабёж
Она старается содрать все покровы моего обнажённого сердца
Под звуки скрипки и мурлыканье дворовых кошек

Я ненавижу плакать от боли
Незримый маятник считает вдохи-выдохи
Пульс, давление и уровень гемоглобина
Нервные рецепторы жалобно сгорают
Чёрный закат надвигается на площадь
Я смеюсь, наблюдая вселенский танец молекул
Зарево цвета жухлой травы и остывающего льда
Ветер, продувающий всё перекрёстки насквозь
Безучастные лица прохожих и недоеденное мороженое
Вафельный стаканчик, сжатый жадной рукой ребёнка
Несчастные, они не знают, что такое  терять…

Голуби копошатся около отбросов
Совсем как люди – забыли, что они на самом деле птицы

Ненависть к миру остывает
Хочется идти и идти и идти и идти и…
Неплохой допинг – стрелы Амура, засевшие между рёбрами
Железо, стеклянная крошка и догорающие шины КАМАЗа
Зеркальное бессмертие оборвано орудием пролетариата
Иллюзия стабильности – визгом тормозов и передозой кокса

Что есть я? Что есть он? В чём разница?
Зачем, почему, отчего мы здесь?
Впрочем, с лёгкостью променял бы правильные ответы
На возможность задать один, лишь один question –
Где и с кем ты провела эту ночь
Моя сладкая A…
Наука любить проще, чем искусство ненавидеть
Хотя… кому какое дело до способов достижения цели?
Из подворотни выскакивает приблудный лучик лунного света
Кружевные манжеты, вереск в кусочке хрусталя
Пуля на цепочке поверх полосатой ткани
Мне не только не больно – мне даже не страшно
Но я отступаю и молюсь – лишь бы остаться незамеченным
Для любопытного детского взгляда и всего, что придёт после

Живое серебро плывёт в ночи
Осторожно, медленно, озираясь по сторонам
Пытаясь разглядеть что-то в кромешной тьме
Я обречённо вздыхаю, когда оно обращается ко мне
И бегу, бегу, бегу со всех ног…
Хотя умирающее сердце просит остаться
Задыхаясь от рака нежности и ласки

Это слишком смешно, чтобы быть правдой
Это слишком грустно, чтобы стать ложью
Это слишком подло, чтобы называться смертью
Это слишком обыденно для пьяной мечты

Эта осень не наводит меланхолию
Этот город никогда не станет живым
Здесь можно только вглядываться в небо
Подставив лицо мутным волнам ветров
Раздирая ногтями воздушные шарики
Разбивая об булыжник бутылки с джином
Разрывая книги Набокова и Лорки
Декламируя Блока, Гомера и Хармса

Портрет Че Гевары на стене заброшенного завода
Баллончики с краской – «Made in USA»
Я безразличен к вибрации мобильного телефона
Ведь эти SMS просто не могут поранить душу
Та, что отправила их, называет меня сентябрьским мальчиком
Наверное, я – лицо её осени…

Что толку мечтать о нераскаявшемся Раскольникове
Когда сам добровольно закован цепью
На которой перекрестьем прицела – серебряный крестик?
«Ницше умер!» - и трудно не согласиться
Нет, не смешно – но кто обещал иное?
И даже не очень-то и романтично – просто набор образов
Кому это нужно? – Ну уж точно не мне!
У меня и так проблем – по горло… бутылки…
Либо можжевельник, либо кактусы с лимоном – одно из двух

…Забыть бы всё – но не выкинуть Песен из Слова

Звуки скрипки из подземного перехода
До боли знакомая каштановая аллея
Под ногами – кроваво-красные листья
Справа – бело-зелёная клетка и холодные блики на очках
Но где всё это теперь – «маразм и бредятина»…

Остаётся бродить, подняв воротник косухи
Сунув руки в карманы и перекинув рюкзак на другое плечо


Воспоминания, инквизиторами сжигающие сердце
Голубая кровь, сочащаяся из разодранного неба
Скамейки в парке, картины и тёплые губы
Каштаны, горький смех и стылые подворотни
На что надеяться, когда даже водка не лечит душу?

…И не видеть, не видеть, не видеть больше
Ни тебя, ни осень, предавшую Город…

Осень 2002г.