подойдя, перевязал ему раны

„..... подойдя, перевязал ему раны, возливая масло и вино, и посадив его на своего осла привез его в гостиницу и позаботился о нем " (Ев. Лук.10:34)

Пасмурный осенний вечер. В Одесском Украинском театре шла программа известного во всем мире христианского проповедника Билли Грэма из Америки. Партер и все этажи балконов большого театра переполнены людьми. Под звуки любимой одесситами мелодии Хава Нагила, пританцовывая в такт ритма и прихлопывая в ладоши, все присутствующие поют песню древнего народа, прославлявшего Бога за выход из Египта и освобождение от рабства.
 Возбужденные, объединенные одним переживанием от происходившего в театре действия, мы с друзьями в общей толпе идем к выходу. Холодный мокрый ветер хлестко ударяет в лицо, заставляя ежиться... Идет холодный осенний дождь.
 На углу возле театра, где мои приятели припарковали машину, вдруг ниоткуда вырастает сгорбленная и дрожащая от холода фигурка пожилой женщины. Она стоит в тусклом свете уличного фонаря под косой плотной стеной сеющего дождя. Седые волосы прилипли ко лбу, голова наполовину прикрыта сбившимся темным мокрым платком.
- Деточка, - обратилась она ко мне, вглядываясь своими по-детски широко открытыми растерянными глазами, - не могла бы ты меня домой отвести?
- А где Вы живете?
- Я забыла,- почти плача, говорит она, -помню только, что нужно ехать троллейбусом к Заставе.
- Этот троллейбус здесь не проходит. Как же Вы оказались в такое время и так далеко от дома?
- Ну, хватит, Наташа, садись скорей в машину, нам еще долго ехать, а время позднее - нетерпеливый голос моего приятеля молниеносно выводит меня из раздумья.Что же делать?
- Послушай, Игорь, бабушка совсем промокла, она не знает, где живет, не бросать же ее на улице, подумай сам?
- Мы не можем ей ничем помочь, у нее глубокий склероз, видишь? Ты что возьмешь ее к себе жить? Да, не переживай ты так, поехали скорей!
 Он захлопнул дверцу и машина понеслась по сверкающему ночному городу, поднимая веером брызги луж на разбитых мостовых. Я повернулась, чтобы еще раз взглянуть на женщину, но силуэт под фонарем бесследно исчез. Волна стыда и неизъяснимой жалости не столько к старушке, как к себе, своей слабости и никчемности захлестнула меня.
 Прошли годы, но урок преподнесенный мне Господом, не перестает терзать мою совесть и сейчас.