Чужая судьба

                ЭПИГРАФ:
                Это странное сказанье,
                Грустных дней печать,
                Выдумки и созерцанья,
                Что умеют не молчать.


ГЛАВА I

                «А месяц будет плыть и плыть,
                Роняя весла по озерам,
                И Русь все так же будет жить,
                Плясать и плакать под забором».
                С. Есенин.

1

Ощутив значение момента,
Средь забот и шума бытия,
Посреди печального столетья,
 Проросла Ильи судьба.
Был рожден хмельною девой.
И покинут, - отреклась,
Так с детдомовскою темой
Жил, с тоской почти смирясь.
Из родных - душа, да честность,
Что как две сестры слепые,
И ему казалось вечность
Будут мысли озорными.
Для чужих, – гроза беседы,
Твердых слов и крепких рук,
Стороной метались беды,
Для немногих – лучший друг.
Воспитатели  дивились,
Что умен не по наследству.
 Как вокруг они не вились
Не смогли испортить детство.
Годы те, что ветры счастья,
Он вдыхал их всей душой,
Пусть потом придут ненастья,
Был тогда он сам собой.
Выделялся средь иных,
Даром искреннего взгляда,
В книгах многих мысль пролил,
С их сердцами бился рядом…
Но у времени привычка –
С нами не считаться,
Улетал, как будто птичка,
Весь детдом пришёл прощаться.

2
В вольной жизни два пути,
Иль к себе, иль от себя,
Или здравствуй, иль прости,
И, причём, полушутя.
Но, Илья улыбкой гордой
Целовал свободе руки.
Шагом смелым, шагом ровным,
Он свои чеканил звуки.
Только легкая прогулка
Далеко не увела,
Как бесстыдная подруга
Его армия ждала.
На войну – театр горя
 Призван бал солдат Илья,
Жизнь у нашего героя
Чуть не вынула Чечня.
Души, молодость, надежды,
На алтарь единства бросив,
Русь, ну где была ты прежде?
Кто вернётся, может, спросит.
Каждый выстрадал предлог,
Свой ответ, храня в себе.
Память давит на курок,
Смерть пирует на войне!
Кто за что, кто за себя,
В календарь кресты чертил
Твердо знал тогда Илья,
Почему он в бой ходил.
За отчизну без отца,
За друзей вчера убитых.
За умолкшие сердца,
Умерших, но незабытых.
И за многое другое
Что таил в душе своей,
За кричащее, больное
Солнце выжженных полей.
К страху так и не привыкнув,
Говоря себе - не трусь.
 Меж зубами волю стиснув,
Повторял, - «Живым вернусь!».
Всякое бывало с ним,
Видел многих судеб драмы,
Но звездой своей храним
От болезни и от раны.
Эшелоны мертвых тел,
После новогодней ночи.
На всю жизнь запечатлел,
Сквозь неверье в свои очи.
И разбитые дома
И народ, гонимый горем.
Детства волчьи глаза,
С ненавистным воплем боли.
Тут иначе, чем как в книжках
Он героев изучал.
Сколько мужества в мальчишках,
В тех, с кем рядом воевал.
Там, вдали, другая правда,
У неё свои чтецы.
Не нужна обману слава,
У него свои лжецы.
Потом, смрадом и обидой,
Пропитал Илья тельняшку.
То водой, а то и спиртом
Наполнял свою он фляжку.
Светлый волос, чуть кудрявый,
Зелень глаз, их доброта
Пухлость губ, загар корсара
Вот портрет Ильи- бойца.
Мой герой, читатель мудрый,
Так бы дальше и служил,
Если бы не вечный случай.
Вдруг судьбу не изменил.
Ровно месяц оставался
До конца армейской службы,
Он с войной уже прощался, -
Вновь себе он был бы нужен.
По приказу роковому,
Высоту должны занять
Всё бы, всё бы по иному,
Но приказ – не обсуждать!

3

Черный ливень, горный лёд
Эхом смерть в ущельях.
Вертолёта плавный взлёт
В пулеметных тонет трелях.
Яркой вспышкой память стёрта,
Скрежет сердца, рваный крик.
И в дыму слова пилота
«Ты держись, держись, старик».
Госпиталь. Лишь там Илье,
Из другой палаты кто-то,
Рассказал, - на той горе,
 Выжил только он с пилотом.
Летчик тот пришел однажды,
Как он мог Илью забыть:
«Рождены с тобой мы дважды,
Значит, будем долго жить!».
Но смотрел Илья отрешенно,
На того, кто спас его.
И за что судьба благосклонна,
Окропил он раздумьем лицо.
Не о том ему мечталось,
Сам героем стать хотел,
«Спас себя – такая малость,
А другого – вот предел!».
Затерялся среди мыслей
О былых военных буднях
И о том, что так всё вышло,
Что понять ему так трудно.

4

День, другой и вот под вечер,
В койку справа от Ильи,
Роковую сблизив встречу,
Паренька без ног ввезли.
Тишиной окропилась палата
Здесь у многих тела на поправку,
Остальные целы ребята,
От того и нервы всмятку.
Новичок лежал недолго,
Только лишь ушли врачи,
На локтях, поднявшись ловко,
Осмотревшись, закричит:
«Что, браточки, приутихли,
Будто в чем-то виноваты,
Где войны бушуют вихри
И такие есть солдаты.
А зовут меня Андрей,
Родом буду из Ростова,
Словом братца не робей,
Ну, без ног, так что такого.
Что, ребятки, вам скажу,
Подлечусь я только,
На протезах всё спляшу,
Хочешь танго, хочешь польку».
Чуть с усмешкой неумелой
Кинул взгляд на одеяло.
Посмотрел на соседа слева,
Посмотрел на соседа справа.
И пошли беседы ночные,
Многих вспомнили, помянули.
Эти парни ещё молодые,
Но уже с лихвою хлебнули.

 5

Отступают боли телесные,
Да врачам на веке хвала,
Только жизни сюжеты чудесны,
Знать бы радость то иль беда.
Через день, как Андрей появился
Передачу ему принесла,
Та, на ком собирался жениться,
Та, которая верно ждала.
Чуть несмело в палату вошла,
Огляделась с улыбкой волненья,
Как Андрея взглядом нашла,
В миг развеялось чувство стесненья.
Те, кто были в палате в то время,
Им решили сейчас не мешать,
Оценив душевное бремя,
Вышли в парк покурить, погулять.
Она молчала, он притих,
Так много им сказать хотелось.
Сердцам их в этот миг,
Безумно быстро, звонко пелось.
Она и он. Два мира, две души,
Две тишины, без слез сквозь горе,
Теперь слова им не нужны,
Пред ними память, словно море.
Дыша улыбкой, не плакала она,
А он терпел, но не сдержался,
Была та ноша нелегка,
Он как ребенок разрыдался.
Его ладонь к своей щеке
Она прижала и тепло
К нему бежало по руке
Казалось, всё, теперь прошло…
«Света, Светочка, мой свет, -
Он шепнул, одеяло, скинув своё,
«А у меня их больше нет».
И смотрел, смотрел на неё.
«Я знаю Андрей, я всё знаю», -
Отвечала Светлана ему,
 А со щёк её капли стекали
«Я люблю тебя, слышишь, люблю!».
 
6
Светлана – тонкий стебелёк,
Вот-вот и двадцать будет ей.
Прекрасный аленький цветок
Не замечал красы своей.
Смешенье чувств и настроений,
Желаний трепетных, но ясных;
В ней уживалась радуга сомнений,
Сменяющих друг друга часто.
 И в нежность, как и в строгость,
Все, забывая, погружалась.
Смягчаясь, пряталась за колкость,
Потом саму себя стеснялась.
Стеснялась даже ветра,
Что может юбку приподнять.
Росла, цвела от лета к лету,
Врачом, хотела, детским стать.   
А что родители Светланы?
Отец – директор крупной фирмы,
Контракты, встречи, цели, планы.
Свои, мечтал, снимал он фильмы,
Да толи покривил душой,
А может не в ладах с собой,
И вслед за модною волной,
Он economics предпочел
Искусству высшей режиссуры.
Так в бизнес путь его привел
Такой далекий от культуры.   
И мама – в прошлом педагог,
А ныне просто без работы.
Рожденье Светы – лучший свой урок,
Сменила на домашние заботы.
К тому же муж преуспевал,
Росло и крепло благосостоянье.
Хор бабушек им тоже подпевал,
И колыбельное оказывал влиянье.
Так время шло, росла Светлана,
Росла не то, чтобы в «теплице»,
Но только любящая мама,
Дочь берегла в «ежовых рукавицах».
Табу свисали ярлыками,
С ветвей такого воспитанья,
Отца, парой, не видя днями,
Она копила пониманье.
Вот годы школьные минули,
Объятья выбор приоткрыл.
И перемен ветра задули,
И …папа Светы все решил.
Он видел дочь свою юристом,
Престиж, уверенность, достаток.
Ведь в этом мире очень быстром,
Ни скоро воцарит порядок.
Что главное – смотреть вперед,
На шаг или на жизнь,
Так, предвкушая, дочки взлет,
Не представлял другую мысль.
О том, что Света, почему-то.
Иным мечтала заниматься,
Отца, меняя планы круто,
Она просила мать вмешаться.
И мама дочке помогла,
Путь уговоров, путь  неблизкий,
Но Светиной судьбы тропа,
Легла в желанный медицинский.
Теперь уж трудно оценить
Была ли то любовь от сердца.
И знать, стремленье кем-то быть,   
Я назову наследством детства.
О чем так грезилось - сбылось,
Студенчество, учеба в радость,
Как закрутилось, понеслось
Так и любовь к душе подкралась.
Она давно Андрея знала.
В одном дворе росли вдвоем.
И взгляд его ни раз встречала,
На взгляде нежном, на своем.
И вот, решив однажды,
Он первый дружбу предложил,
Высокий, стройный, крепко сложен,
Их жизни он переменил.


7    
Андрей, единственный ребенок
В семье военной кочевой,
Устав семьи он знал с пеленок,
И папы голос боевой.
Отца заботу одобряя,
Он понял смысл непростой,
Что умный всюду надевает,
Бронежилет – характер свой.
И чтоб характер воспитать,
Мужчиной полноценным стать,
Решил он выбрать спорт,
Здоровья и души оплот,
Как за основу воспитанья
И с целью самосозиданья,
Во многих секциях записан:
Футбол, бассейн и каратэ.
Из школы был чуть не отчислен, -
Хоть успевал, но не везде.
А потому пришлось решать, -
Неуспеваемость исправлять,
И время так распределять,
Чтоб всюду меру соблюдать.
С тех пор Андрей переменился,
Стал пунктуален, рационален.
Со школой быстро помирился,
И кончил с золотой медалью.
Усердия ведут к разгадкам,
Загадок жизни и судьбы.
И в миге нашем жутко кратком,
Вдруг появляются мечты.
И мы мечтаем безответно,
В желаниях купаем дни,
И вырастаем  незаметно
С потребностью вперед идти.
Андрей, определившись сразу,
Родителям решил сказать,
Что больше класс от класса,
Хотел экономистом стать.
Гадали, откуда в сыне офицера,
Потомственной семьи военных,
Страсть к экономике запела,
И заиграла в его венах?
Решенье сына уважая,
Семейный пошатнув бюджет.
При поступлении, помогая,
Добились – университет!
 Классический на юге вуз,
Историей своей богат.
Его диплом – козырный туз,
А красный – просто клад.
Так думалось Андрею часто,
И потому учился страстно.
Забросив спорт, в науку вник,
И кое-что уже постиг,
К тому моменту, как она,
В который раз во двор вошла,
Он вышел вдруг из-за угла.
Им встречи этой не минуть,
От чувств своих не повернуть.

8
Из института возвращаясь,
Она, не то, чтоб испугалась,
Когда внезапно появился
Андрей и тут же извинился,
Он, не хотел её пугать,
Но главное желал сказать,
Что каждый раз он очарован,
Её улыбкой и глазами,
Дух настороженно взволнован
И лицезреть готов часами,
Ведь наблюдал за ней годами.
Всё так и есть, созрел юнец,
Решился положить конец,
Томливости души и сердца.
И выбрал время, выбрал место.
Шумит, горит его рассудок,
Но не для смеха, не для шуток,
Он предложил ей - дружбу,
Залог великого волненья,
Что в сердце, будто наводненье,
В котором чувства служат,
Во имя главного из чувств, -
Любовью чудо то зовут.
Она не знала, что сказать,
Её ресниц застыл полет.
И не смеяться, не рыдать,
Но выдал всё улыбкой рот.
«Светлана» - с губ её опало,
Представилась и покраснела,
А может быстро, может рано,
Подумала и посмотрела,
Ему в зеленые глаза.
Всё глубже и всё дальше,
Чуть затерялась, как в лесах,
Где эхо счастья тонет в чаще.
«Андрей» - услышала Светлана –
«Андрей, меня зовут».
Вдруг напряженность сразу спала,
И он коснулся её рук,
Слегка и сразу отпусти,
Но понял, подошел не зря,
Себя он сам благодарил:
«Всё получилось у меня!».
Светлана тоже ликовала:
«Он наконец-то подошёл»,
Об этом миге так мечтала,
И этот миг горит костром,
Румянцем щеки обжигает,
Сердечко бешено стучит.
Порывы мыслей изменят
И думать все о нем велит.
Сказала тихо, с придыханьем,
 Она, свой взор не отводя,
«Надеюсь, мы друзьями станем,
Вы не проводите меня?».
Он согласился, ну, конечно,
Все словно дивное виденье.
Он не забудет этой встречи,
Очей небесных притяженье.

9
Быть вдохновленным, поглощенным,
Терзаясь ожиданьем встреч,
Любимым быть и быть влюбленным,
Когда в душе бушует смерч.
Стать настороженно счастливым,
Слепцом, при ясном взоре глаз.
Звездой мерцающей хранимым,
Стать навсегда или на час.
Безумство кружит снежной бурей,
Хмельной напиток у любви,
Андрей и Света, волей судеб,
Друг друга в жизни обрели.
И что ни вечер, то свиданье,
Они влюбились наизусть,
Учились мерить ожиданье,
Звонками, скрашивая грусть.
Минул лишь месяц и неделя,
Но сердцу многое ли надо,
Чтоб им надолго овладела,
Мерцающая сладость яда.
Что сделалось, Андрей мечтает,
За эти дни правленья чувств,
Он лекции не посещает,
Иных раздумий держит курс.
Несовпадение с собой,
Так ожидаемо и нелепо.
И вроде тот, но уж другой,
Им завладело слово - «Света».
Есть множество определений ярких,
Да только все не в глаз, а в бровь,
Из поцелуев и объятьев страстных,
Готовит зелье нам любовь.
И незаметно подливает
В бурлящий водопад мечтаний,
И разум так заболевает,
Что разрывает нить желаний.
Он заболел волшебной болью,
Но как-то очень неумело.
Вдруг потеряв покой и волю,
Брел, по наитию, слишком смело.
Так, вопреки, всем уговорам,
Он был отчислен из студентов,
Что привело к семейным ссорам
И прочим их эквивалентам.
 Родители, всё понимая,
Помочь пытались, как могли.
Андрей, их слушать не желая,
Раздумья обнажил свои.
Он рассказал всё о Светлане,
Как только сердце подыграло,
И взором обратился к маме,
Отца та весть не взволновала.
У матерей особый дар-
Оберегать своих детей,
Но здесь пылал уже пожар,
В огне любви горел Андрей.
Ничто его уж не спасет,
Коль сам себя спасти не хочет.
Отец сказал: «Призыв грядет!»
Он за него не похлопочет!
Андрей отвел глаза от папы,
В окно, где пряталась весна,
«Что я хочу, да что мне надо,
Не уж то я сошел с ума?».
Недели нет, прошла другая,
У времени суров закон,
А Света ничего не знала,
О том, что вуз оставил он.
Не знала, но подозревала,
Девичье сердце – чуткая обитель,
Оно Светлане подсказало,
Что сокрушен его хранитель.
Андрей скрывать уже не мог,
Ведь расставанье впереди,
Повестку на двухлетний срок,
Ему с весною принесли.



10
Он шел на встречу размышляя:
«Быть может лучше будет так,
Пока себя не испытаю, -
И в мыслях и в душе бардак.
А армия…, ведь служат люди…,
Да что другие, - дед, отец,
Связали с нею свои судьбы,
Теперь и я, любви желанной жрец.
Но главное, поймет ли Света,
Простит безволье и безмолвье?».
Недолго ждать теперь ответа,
И он наполнил сердце болью.
Её улыбка, словно лучик,
От солнца брызжущего в полдень,
Сквозь настроенье грустных тучек,
В глазах Андрея тихо тонет.
«Но как начать, где мыслей удаль,
С которой дружен был, недавно».
Он посмотрел немного в даль
И вымолвил довольно странно:
«Светуля, я был глуп…»,
Но не успел договорить,
Ладонь коснулась его губ,
Ему тех пальцев не забыть.
 «Я знаю Андрей, я знаю,
Мы встречались с мамой твоей.
И тревогу её разделяю,
Слишком много сложных вестей.
Не сужу, потому что люблю,
Сам в ответе за внутренний мир.
Об одном тебя очень прошу,
Чтобы ты себя не винил.
Разлучаемся, знать суждено,
Испытанье проверит любовь.
Я дождусь, невзгодам на зло,
И с тобою мы встретимся вновь.
Береги себя, помни о нас,
О родных и близких сердцу.
В самый горький, страшный час,
Там, в душе, мы будем вместе».   
И обнял Андрей её ласково,
Мимо люди, машины, проблемы,
За минуту всё было сказано.
Для рождения искренней веры.
Запах светлых и длинных волос,
Он вдыхал и не мог надышаться.
Наяву Андрею спалось,
И никак не хотел просыпаться.
Заупрямились глупые чувства,
Стали к горлу его подступать,
Только голосу от грусти пусто,
Ни шепнуть ему, не закричать.
 Так стояли в своей тишине,
В середине шумного города.
Не заметив, что небо в дожде,
Дождалось оно лучшего повода.
Капли струйками по лицу,
По ресницам Светланы бежали,
И небесной водою слезу
Соль разлуки чуть-чуть разбавляли.
Опустели серые улицы,
Наглый ветер торопит прохожих.
И по всюду размазаны лужицы
Ожиданий туманно-тревожных.

11
Вот прощания все позади,
Новобранцев строй на пироне,
Рюкзаки, подбирая свои,
Разбредутся они по вагонам.
Будет поезд звучать монотонно,
Километры пейзажа в окне.
И уставшие рельсы застонут,
На упрямо-унылой земле.
По частям, да по казармам,
Их пропишет родная страна.
И опущенным шлагбаумом,
Перекроется в детство тропа.
Кто на флот, а кто в разведку,
Кто в связисты рядовым.
Но десантскую беретку,
Смог примерить лишь один.
Ведь не многим по здоровью,
Повезло попасть в «десант»,
Здесь Андрей проверил волю
И спортивный свой талант.
Месяц, два и вот полгода, -
Тренировки, марш-броски,
И родною стала роты,
Хоть и с капелькой тоски.
Вместе с датами на письмах,
Что писал домой Андрей,
Ту тоску он на страницах
Превращал в души трофей.
И ответы  получал
От родителей, от Светы,
В каждый строчки подмечал
Их большой любви приметы.
Фотоснимок – лик Светланы.
В письмеце нашел однажды.
Контур губ - узор помады,
В тексте появлялся дважды.
Письма - праздник для солдата,
От любимых, домочадцев.
Сердцу -  лучшая награда,
Чтобы весело стучало.
Позабытый стиль общенья
Ценен в армии особо,
Потных будней  вдохновенье
Сквозь написанное слово.

Вот одно из писем Светы,
Что хранил Андрей особо.
В нём скрываются ответы,
На душевные вопросы.
Один лист красивых букв,
Почерк дышит равномерно,
Под нажимом нежных рук,
Хоть волнуется безмерно.
Что ни фраза, то цветок,
Расцветающий с рассветом.
Сердца тайный уголок
Распахнула настежь Света.
О, читатель справедливый,
Не сочти его банальным.
Человек писал счастливый,
Говоря о самом главном.
В нём она растворена,
Свету видно в каждой строчки.
Что ж, умолкнуть мне пора,
 Допишу скорей до точки.

Письмо Светланы

«Андрей, Андрюша, мой Андрейка,
Любимый, здравствуй, нежный, дорогой,
Твоё я имя не устану слушать,
Мне часто снится образ твой.
Ведь день, - в нем нет тебя,
Его часы – осколки дел земных,
Подружки, лекции, семья.
Вся в ожиданье грез ночных.
И лишь во сне уходит грусть
Мы вместе в нем недолго, пусть,
Не привыкать к разлуке наяву,
Теперь я сном одним живу.
В нем каждый миг мои глаза,
К тебе, прильнув, как к небесам,
Не отпускаю, растворяют, запоминают,
В себе закованность раскрепощают.
Мне ночь подругой стала верной,
К ней с благодарностью безмерной,
Днем обращаюсь я не раз.
Зажмурю вдох воспоминаний ярких,
Тот день, что в поцелуях жарких,
Укутает в пеленки счастья нас,
К нему мы будем возвращаться,
В минуты испытаний неизбежных,
Любовь умеет дожидаться,
Мы будем вместе, как и прежде.    
Так хочется простого созерцанья,
Житейских бурь, стихий непониманья,
Что мельтешат, сбивая с цели,
Что разлучить нас захотели.
Им это удалось, но выше,
Их не поднимут те, кто слышит,
Безудержный сердечный стук,
Чья вера крепче сильных рук,
И преданность – предлог всегда любить,
А потому, мне некогда грустить.

Андрей, как любиться на расстоянье,
Не представляла даже раньше,
Что так, питаясь ожиданьем,
Другие чувства станут краше.
Теперь я больше размышляю
Над тем, что нас объединяет.
И робостью уже переболела,
Но вот стесненье – девичья краса,
Ещё сильнее мною овладело, -
Без чувств мне не нужны слова.
Быть может долго надо мне
В непринужденность погружать себя,
Чтоб волю убедить вполне
В том, что одной прожить нельзя.
Как мне безумно повезло,
Оно само меня нашло,
То чувство, что душа просила,
И в правду сердце полюбило
Тебя, желанный мой Андрей.
Уж не стесняюсь я людей,
Которые хоть раз любили
И то волненье не забыли,
Не важно, ради человека,
Работы, славы, суетного бега.
Ведь главное – общенье душ
И чтобы новоселье глушь,
Не повстречало в бурных реках,
Что, словно, кровь искрятся в венах,
Я буду думать о тебе
И днем постылым и во сне,
Во сне, в котором на заре
Прощаюсь, будто выхожу,
С собою радость выношу,
Из светлого, большого храма.
Андрей ты возвращайся, я прошу,
Люблю, молюсь, твоя Светлана!»      

То письмо пришло последним,
В день, когда гремел приказ,
Что нельзя с отправкой медлить,
Ждал ребят седой Кавказ.
Они знали, что война,
И что могут не вернуться.
Ценность жизней их мала,
Нити судеб быстро рвутся.

12
Где границы временные,
Как мы их пересекаем,
Вот живые, молодые,
Им бы жить, но погибают.
Там, в начале февраля,
Где когда-то город был,
Снегом тешилась земля
И туман кровавый плыл.
Мимо злости в каждом взоре.
Что глядит из-под развалин,
Вдоль ругательств на заборе
И обугленных проталин,
Проезжал Андрей в колонне,
На последнем БМП,
АКМ держал на взводе
И на взводе был в душе.
Он всего одну неделю,
В параллельном этом мире.
И уже успел поверить,
Что мишенью стал, как в тире.
Серебристый цвет мешков,
У обочины дороги,
Скольких юных пацанов
Не поднимут больше ноги.
По грязи, да между гор,
По маршруту, как по нотам,
Пел моторно-шинный хор,
Под унылым небосводом.
Молча едут на броне,
Жизни их стучатся рядом.
Первый месяц на войне,
А уже не те ребята.
По другому, по сквозному,
Мысли их прицельней взгляда,
По смертельному закону
Жизнь – вот лучшая награда.
Воздух свежий, воздух влажный,
Был развенчан в одночасье,
Взрывом мощным, взрывом страшным,
То одно на всех несчастье.
Дальше выстрелов раскаты,
Дальше таял мутный снег,
Судеб многих здесь закаты,
Через воды алых рек.
Звук хлопка над головою,
Ночь окутала сознанье.
Захлебнулся темнотою
И упал Андрей на камни.

13

Стихла музыка войны,
Пустота съедает память.
Только шум, как у листвы,
Перегноем легким тянет.
Чей-то голос незнакомый,
Неродная речь звучит,
Чуть живой и будто сонный
Он очнулся. Боль гудит.
Вдруг холодная вода,
На лицо его упала,
Приоткрыв слегка глаза,
Осознал, куда попал он.
«Для чего – вопрос впивался,
Почему такой финал?»,
Так Андрей с собой прощался
И прерывисто стонал.
Перед ним, все в камуфляже,
 Два небритых мужика,
Лица потные и в саже,
С автоматами в руках.
А вокруг деревья голы,
От мороза чуть трещат.
Горные  заметны склоны,
Здесь и прятался отряд.
Слева, с кляпами во рту,
Три «контрактника» лежали,
Час подышат и умрут,
Но про то они не знали.
Их Андрей припомнил сразу, -
Николай, Иван и Дима.
И Ивана вспомнил фразу:
«Не могу прожить я мимо,
И не ради денег только,
Ведь другого не умею.
Здесь друзей погибло столько,
Что о месте мысль лелею!»
Двое, сидя у костра,
Варят что-то и смеются.
Ходят люди, льют слова,
Говорят, словно плюются.
Все в армейское одеты,
То ли в наше, то ли нет.
И у них, откуда это?
Уж никто не даст ответ.
Подошел к Андрею кто-то,
И на корточки присел.
Усмехнулся как-то злобно,
Сквозь очки в него глядел.
Темных стекол занавеса,
Не улыбка, а оскал,
С бородой густого леса,
Хриплым голосом сказал:
«Ты, солдат, хороший воин,
 Молодой, зеленный, правда.
Жить тебе, пожалуй, стоит.
Или может быть не надо?»
 На секунду замолчал
И рукой залез в карман,
Из которого достал,
Черный, будто смоль наган.
А потом достал ещё,
Что Андрею, как икона,
Фото Светы и письмо –
Огонек родного дома.
«Вон красавица, какая,
Вот для жизни смысл твой!
Может быть судьба слепая,
Коль свела тебя со мной?
 Что поделать, я не знаю,
Случай, парень, нас рассудит.
Он и губит, он спасает,
Иногда кого-то учит.
На, возьми, проверь удачу
В барабане шесть отверстий,
Лишь одно патрон там прячет,
Смерть и пуля всюду вместе».
И Андрей, ощутив рукоятку,
Прокрутил револьвер об рукав.
Сердце спряталось в левую пятку,
 И заныл перебитый сустав.
У веска металл холодный,
Палец щупает курок.
Взгляд на небо, взгляд свободный,
Но не выстрел, лишь щелчок.
Бородач пожал плечами:
«Тебе дважды повезло, -
и густыми повел бровями,
Будешь жить, судьбе назло».
Он ушел, Андрея оставив,
Под огромным дубом сидеть,
И на несколько лет состарил,
И заставил, вески побелеть.
На большой ладони бледной,
Лист тетрадный с фотоснимком,
Трепетал, от ветра нервный,
В этом месте жутком, диком.
Холод пробирался в тело,
Через ноги выше, выше.
И Андрей взглянул налево,
Где какой-то шум услышал.
То троих ребят подняли,
По мешку на них надели.
Палки в зубы запихали,
Чтобы те кричать не смели.
Увели куда-то в лес,
Больше их Андрей не видел.
Холод в мыслях в миг исчез,
Он мороз в себе осилил.

14

Снова сном размыта память,
У костра Андрей очнулся.
Запах пищи нос дурманил,
Голод жил его коснулся.
Темнота спустилась с гор,
Ночь запуталась в ветвях.
Слышен чей-то жаркий спор,
Ярость дышит в тех словах.
Громко, резко изъяснялись
Меж деревьев тени две.
И о чем они ругались,
У теней, что на уме?
К ним прислушался Андрей,
Но понять никак не мог,
Что тревожит тех людей, -
Нет в их речи русских слов.
Вдруг замолкнул разговор
И Андрей шаги узнал,
К нему снова подошел,
Тот, кто днем его терзал.
«Завтра утром ты уйдешь,
А пока поешь немного,
Кое-что с собой возьмешь
И пойдешь своей дорогой».
Пол-лепешки, кружка чая-
Съел Андрей и не заметил.
Вспомнил Свету, засыпая,
И, почти, согрелся этим.
Под обстрел чтоб не попасть,
Был огонь потушен вскоре,
И костров уснувших страсть,
Разлилась в лесном просторе.

Утром снег, как клочья ваты,
Заметал следы стоянки.
Здесь ему особо рады,
Миномет, кладя на санки.
В полном сборе был отряд,
По погоде все одеты.
И на каждом маскхалат,
Подобающего цвета.
А Андрей в бушлате рваном,
Серый бинт на рукаве,
Ноги в чем-то очень старом,
Шапки нет на голове.
Он стоял, а руки сзади
  Крепко стиснула веревка,
Ни печали, ни досады,
Прибывал в затменье легком.
«Жив пока, ещё дышу,
В сердце банды, в сердце зла.
Жизнь, как я тебя люблю,
По тебе болит душа».
Так Андрей, застыв, смотрел,
 В глубину лесного царства,
Убежать туда хотел,
Где нет страха и коварства.
Будто мальчик несмышленый,
В чаще сказочного леса,
Бегом глупым утомленный,
Заблудился и исчез он.
«Русский, ты свободен,
И о том моли Аллаха.
Видно жизни ты угоден,
Только помни, - рядом плаха.
Если вновь к нам попадешь,
Жуткой будет смерть твоя.
Перед камерой умрешь,
Как вчера твои друзья.
Отнесешь своим кассету,
Пусть посмотрят, содрогнутся.
Жалости к вам…. нету,
И поймут, на что нарвутся.
Ты молчишь, от страха что ли,
Или тронулся умом.
Ну, иди. Теперь на воле,
Будет плен кошмарным сном!»
Бородач веревку срезал,
Сверток передал Андрею.
Закурил и пачку «Camel»
Покрутил, мол, всё имею.
Две кассета, две лепешки,
Фляга полная воды.
На душе, издохли кошки,
Нечем больше им скрести.
 И бежал Андрей теряясь,
Ветки, снег и тишина.
Всё вперед, да озираясь,
Рыщут, бешено глаза.
Сопки, камни, как капканы,
Дальше шагом, чуть хромая,
А в груди слышны удары,
Темп дыханья учащая.
Целый день без остановки,
Он ходьбу сменял на бег,
Сквозь рельефные уловки,
Что скрывал пугливый снег.
Позади уж лес остался,
Впереди туман с полей.
Он усталости поддался:
«Всё бы кончилось скорей.
Но куда теперь идти,
Где свои, а где враги.
Не найти никак пути,
И разлезлись сапоги».
 Вдруг, как будто, шум мотора,
Где-то рядом, очень близко.
«Неужели здесь дорога?
Вот спасенье моей жизни!»
Вслед за звуком, через поле,
Закричал в густой туман.
И помчался, с болью в горле,
Обхватив рукой карман.
В нем письмо лежало с фото.
Чтоб не выпали они.
А душе тревожно что-то:
«Лишь бы то были свои!»
Вот дорога показалась,
Колея, как две змеи,
Три «Урала» быстро мчались,
Видел их Андрей: «Свои!».
Пронеслись, а он за ними,
По обочине скользя,
В снежной путаясь трясине,
 Понимал: «Догнать нельзя».
Шаг левее, шаг правее,
На дорогу повернуть.
Меньше силы бы в Андрее,
Но бежит и ветер в грудь.
Снова громко закричал,
Только толка никакого,
Если бы тогда упал,
Жизнь сложилась по-иному

В этом месте, в этот час,
Обожжет его судьба.
На зарытый в снег фугас,
Наступила вдруг нога.
Все застыло, только звон,
По раздумьям, словно плеть.
Наизнанку небосклон,
И хохочет рядом смерть.
Руку, поднимая выше,
Он всё видел, понимал.
Мат родимый, чуть заслышав,
«Свой, ребята»,- прошептал.
Дрожь колес, брезента волны,
Гаснет воля, гаснет мир.
Прячет память в ящик черный,
Жизни прошлой эликсир.
Усыпляли, колдовали,
Три десятка операций.
Зашивали, отнимали,
По закону ампутаций.
А хирурги удивлялись, -
 Только ноги, выжил чудом.
Как могли они старались,
Слава, слава этим людям!
Но, мой читатель терпеливый,
Вернемся в госпиталь скорей,
Где в  свидании счастливом
Вместе Света и Андрей.
 

ГЛАВА II

                «Со дня, как звезд могучих сочетанье,
                Закон дало младенцу в колыбели,
                За мигом миг твое существованье,
                Течет по руслу к прирожденной цели…».
                И. Гёте


1
Из множества сюжетных линий
Сплетается судьбы одна.
Но подчиняясь воли сильной,
Илья, в палату заходя,
Случайно, с перевязки,
Нарушил то, что для себя
Он называл душевной лаской,
На льне любовного одра.
Всё просто – взгляд и взгляд,
Улыбка чуть испуганной Светланы.
Так сердцу был поставлен мат,
И боль забыла его раны.
Знакомясь с неизвестными людьми,
Когда того не ожидаешь.
Нисколько разговорчив, сколь терпим
В своем вниманье прибываешь
К чужой мелодии дыханья и предчувствий,
Так и Илья, пропитанный лекарством,
Усталостью и слишком ранней грустью,
От настоящего в мечты скрываясь часто,
Как будто вновь попав в мечту,
Но только рядом, наяву,
К себе на койку он присел
И на Светлану посмотрел.
Андрей, как будто испарился,
Она одна, смятенье дум.
«Иль правда или сон мне снится»,-
Шепнул Илья и стал угрюм.
Раздумья светлые сменились
На торопливые тревоги,
Мечтаний волны зря искрились
Искали разные предлоги,
Чтоб зацепиться и разлиться
По берегам дыхании страстных.
Светланы образ растворился
В глазах Ильи тревожных, ясных,
К Андрею взгляд переключился
И он смекнул – поторопился.
Всё это за секунды две,
Перемешал он в голове,
И вновь вернулся бы к себе,
Когда б не образ на уме,         
Той, что на краюшке кровати,
Андрея руку отпустив,   
Сидела в беленьком халате,
Платок, на палец накрутив.
Свет от немытого окна,
Её лица касался. Ровной,
Струной натянутой спина,
Была красой фигуры стройной.
Ресницы-бабочки порхают
Над синими цветками глаз.
И губы алые пылают,
Как горизонт в рассветный час.
Илья всё сразу оценил
 И попытался извиниться,
Но тут Андрей заговорил.
Что суждено, то и случится.
«Илья, знакомься, - это Света,
 Моя любовь, моя невеста,
 Мне сердце преданно согрела,
Тебе признаюсь в этом честно.
Знакомься, Света, - вот Илья,
Сосед по койке и судьбе,
Мы подружились за два дня
Мне этот парень по душе».
Вот так, втроем ещё немного,
Они друг друга изучали,
Звучали голоса задорно, ровно.
И постепенно ближе стали,
В том, что пока не потеряли,
Меж трудностей житейских драм,
В своих сердцах остатки детства,
Что для надежды будто храм,
Где для любви нет чище места.
Ушла Светлана, попрощавшись,
Оставив двух друзей одних,
Ей в след по-разному смотрящих,
При думах разных, при своих.

2
Весна. В расцвете всё живое,
Не важен возраст и предлог.
Дороже ценится родное,
И всё что было, всё что смог.
Так, в предвкушении значенья,
Пропитаны волненьем чувств,
В преддверье звездного знаменья,
Любви вселенской, красок буйств,
Мы поддаемся, признаемся,
Тем феерическим загадкам,
Когда счастливыми проснемся,
 Когда поверим добрым сказкам.
Всё через веру и весной
Мы больше верим в чудеса,
Не разумея головой,
А сразу в сердце, сквозь глаза.
И вот, в разгар весны пьянящей,
Покинул госпиталь Илья,
В «парадке», «дембель» настоящий, -
Медали две блестят звеня.
С нашивкой о раненье на груди,
Как память о жестоких днях.
Вначале нового пути,
Где не знакомо слово «страх».
По общежитьям жизнь, ведя,
За первый месяц мирных дней,
Работы три сменил Илья
И с каждым разом всё смелей,
Старался верить, привыкал,
К обманному покою дел,
Во снах, как прежде, воевал.
Да позабыть скорей хотел,
О том, как падает «вертушка»,
О том, как заживо сгорают.
И одело, и подушка,
Холодный пот к утру впитают.
Проснувшись, видит шрамы, -
 Зарубки смерти ошалелой,
А потому, доволен малым,
То делал, что умел он.
Чему в детдоме научился,
Помимо книжного похмелья,
Он применять, как мог, стремился,
Но выбор скуден и Илья,
Решил, что город убирая,
Хотя бы во дворе одном,
Он будто душу вычищает,
От мусора, который в нем.
И так, он в дворники подался,
К тому же, общежитье  близко,
Сей труд, нелегким оказался,
Хоть тяжело, но было чисто.
Он рисовал своей метлой
Картину нового двора,
И здесь доволен был собой,
Когда царила чистота.
То не работа, а игра,
Где роль, как шутка над собой.
Он верил, что не навсегда,
Он знал – есть путь иной.
Стабильно малая зарплата,
Уныло-скудное жилье,
Мечтал Илья сменить когда-то,
На всё большое, на своё.
Ну, а в свободные часы
Он думал, как разбогатеть,
Прекрасны были те мечты,
Но в жизни мало лишь хотеть.
И в чтенье, видя утешенье,
Как в детстве сиротливом,
Свои любил он размышленья
О том, как стать счастливым.
Ни дискотеки, ни кино,
Илью тогда не привлекали,
Ни водки ложь и ни вино,
В него давно не проникали,
Он понял всю ненужность дна,
К которому ведут они,
Что вечной будет суета,
Что быстротечны его дни.
Другая страсть проснулась,
Открыв нежданный дар, - 
Рука листа коснулась.
И он наколдовал
Рисунок странный, грустный, -
Окно своей «общаги»,
Где лучик тусклый-тусклый,
На подоконнике, на фляге,
Затих и ждет заката.
На заднем плане дождь,
И тучам места мало,
Всё гонят солнце прочь.
Илья и сам не ожидал,
Что сможет так изобразить,
То, что тогда переживал
И не хотел бы пережить.
Так днем – метла, совок и веник,
А вечерами акварель,
И как бумаги белой пленник,
Не выходил, почти, за дверь,
Лишь за продуктами на рынок,
И в книжный тоже, забегал.
Он серость жизненных картинок,
В своих картинах дополнял,
Таким задумчивым теплом,
Такими красками задора,
Он в измеренье жил другом,
Где злоба людям не знакома.
Илье хотелось быть творцом,
Пусть нереальной, но своей,
Писателем, а не чтецом,
Судьбы, что чуточки светлей,
Чем та, которая умна,
Но безобразно одинока,
Илья, как старшая сестра,
Строга, упряма, недотрога.
Он был один, себе хозяин.
И потому, желал он жить,
Не в череде фатальных тайн,
А парусом свободным плыть.

3
Шел третий месяц, как Илья
Покинув госпиталь, учился,
Упорно познавать себя,
И иногда вот так молился:
«Я излучаю свет добра
И сквозь него вбираю силы,
Со мною будет он всегда,
Пока живу я в этом мире».
Однажды утром, как всегда,
Участок свой он убирал,
Не думал, даже не гадал,
С кем вновь сведет его судьба.
К подъезду, где Илья стоял,
И ловко урну вычищал,
Автомобиль подъехал яркий,
А на капоте иномарки,
Звезда трехгранная сияла
И темных стекол пелена,
Салон велюровый скрывала,
В котором, за рулем, она,
Так плавно дверцу открывает,
Колготки, шпильки, тротуар,
 Небрежный взгляд в Илью кидает
И понимает, что узнал
Он каждый штрих её лица,
Весь образ легкий, грациозный.
Она промолвила: «Илья?»,
А он  молчал, такой серьезный.
Лишь подойдя на шаг поближе,
Вернул себе способность к речи,
Сказал, взволновано, чуть слышно:
«Светлана, вот так встреча».
Они друг другу улыбнулись
И завязался разговор,
Немного прошлого коснулись,
Как запиликал телефон.
Достав из сумочки «мобильный»,
Светлана, в трубку говоря,
Прервав их диалог недлинный,
Сказала: «Извини, Илья,
Мне срочно нужно по делам,
Но я живу здесь на втором,
И к девятнадцати часам,
Мы снова встретимся вдвоем».
Улыбка Светы вновь дурманит,
Илью, что обещал прийти.
Не мог никак себе представить,
Как может так произойти.
Всё так стремительно и ярко,
Вот это случай, проведенье.
И на душе так стало жарко,
Что распустилось настроенье.

4
Стол. Вино. Букет цветов,
Что Илья с собой принес.
Много, много разных слов,
Средь которых капли слёз.
Так, от Светы он узнал,
Что Андрей, уже как месяц,
От спиртов не просыхал,
И родных своих так бесит,
Будто в чем-то обвиняет,
Словно расхотелось жить,
И её не замечает,
Хочет вычеркнуть, забыть,
Всю их нежность ожиданий,
Юных клятв чистейший воздух.
Перегаром оправданий
Он вкрапляет в память порох,
И взорвать себя готов,
От того, что с ним случилось.
Запер чувства на засов,
Разлюбил, что им любилось.
Есть  «каталка» на моторе,
И протезы заказали,
Но в глазах сплошное горе.
Они тихо угасали.
Ведь врачи не лечат волю,
Нет протезов для души.
Жизнь Андрея стала болью
Для Светланы и семьи.
«Нет, не будет свадьбы, точка!
Так кричал  Андрей в бреду.
«Лучше б сразу…, сразу в клочья,
Чем калекой жить в миру!».
Ни психологи, ни мать,
Ни Светланины мольбы,
Не сумели повлиять,
На исход большой борьбы,
Что Андрей с собою вел,
 С той пор поры, как жив остался,
Так до водки и дошел,
Пил, как будто притворялся, -
Боль утихла…, до похмелья.
А когда запас кончался,
Помогал сосед Емеля,
  В магазин всегда мотался.
Света, гордость проявляя,
Веря, что Андрей опомнится,
Их любви не изменяя,
 Всё молилась Богородице.
Только, видя, что напрасны
Муки душных ожиданий,
В чувстве искренно- прекрасном,
Ощутила брешь страданий.
Слишком много испытаний, -
Напряженно, сложно, долго.
И она решила – хватит,
Выступать по жизни соло.
Да, к тому же, Светин папа,
Для неё купил квартиру,
А потом ещё, на пару,
И роскошную машину.
Не надолго отвлеклась,
От раздумий невеселых,
То ремонтом занялась,
В новых комнатных просторах,
То в учебу погружалась,
Ещё с большим вдохновеньем,
И с друзьями быть старалась,
Чтоб покрыть печаль забвеньем.

Молча слушал сказ Илья,
Да грустнел с минутой каждой,
Отрывал взгляд со стола,
И следил за жестом, фразой.
Всё в Светлане говорило.
Губы, руки, блеск очей,
Так собою подтвердила, -
Нет в беседе мелочей.
Затем черед Ильи настал,
Как после госпиталя жил,
Про общежитье рассказал,
Как изменился его мир.
Без взрывов, огненных атак,
Без смертоносных провокаций,
Когда размыто слово «враг»,
Но оно четко в гуле раций.
Теперь он дворником работал,
И размышлял, как дальше быть,
Не ждал, что вот случиться что-то,
А сам пытался изменить,
Желанье тяжкое стрелять,
Что никогда уж не забыть,
Не жить, а страстно воевать,
За павших люто отомстить.
Уже стемнело, месяц юный,
На воздух теплый свет пускал.
И в дымке серой, очень мутной,
Весь город шумно засыпал.
Они прощались в коридоре,
Друг друга, чувствуя волненье,
 Как два актера в новой роли,
На сцене, после представленья.
Илью Светлана попросила
На днях к Андрею заглянуть.
Она к нему уж не ходила,
Но в сердце боль не зачеркнуть.
Её тревога нарастала,
Устав в ночи одной рыдать,
Молитв, как видно, было мало,
Илья поможет повлиять,
На депрессивные воззренья,
На алкогольный интерес,
И к жизни возродив Андрея,
 Разлуки их придет конец.
Илья, одобрив эту просьбу,
Спросил, внезапно для себя:
«Когда любовь не будет болью,
Ты будешь с ним, его любя?».
Её ответ был лаконичен,
И голос тихий, чуть дрожа,
Был красотою безграничен,
Она сказала: «Знаешь, да».
Потом о встрече у Ильи,
Они ещё договорились,
Теперь он точно мог идти,
Всё решено. На том простились.
5
Лето только начиналось,
А уже замучил зной,
Тяжело Андрею засыпалось,
Этой душною порой.
День, как сон не про него,
А в ночи покоя нет.
Память, будто бы прожгло,
Вместо мыслей - яркий свет.
Часто снилась лошадь в поле,
Резво, мягко, одиноко,
На зеленном, на просторе,
То застынет, то галопом.
Вдруг табун, как туча мчится,
Мимо той, гнедой красотки,
И она за ним стремится,
Ход её безумно легкий.
Вот она уже средь первых,
И копыт един порыв,
Но недолог бег тот смелый,
Впереди их ждал обрыв.
В пропасть падает табун,
Его сжирает глубина,
Последний вниз мелькнул скакун,
И снова в поле тишина.
Водку он не пил неделю,
«Хватит» - сам себе сказал.
И соседу, что Емеля,
Быть подальше приказал.
Тот визит Ильи нежданный,
Для Андрея в радость был,
Он, возможно, самый важный,
И прибавил новых сил.
Будто встреча братьев двух,
Вот они уж за столом,
 Боевой, священный дух,
Свел сегодня их вдвоем.
Рассказал Илья сначала
Про себя, про то, про это.
И про то, как повстречал он,
Свету, у её подъезда.
А про то, что был в гостях,
На её квартире новой,
Прочитал Андрей в глазах,
Хоть Илья ни словом,
Ни пол словом не решился,
 До конца повествовать,
А, когда остановился,
То Андрей решил сказать:
«Знаешь, я ведь завязал
Со спиртным, - достало,
Только тост бы я поднял,
За ребят, ушедших рано,
За ребят отдавших долгу
Жизни, судьбы и здоровье,
Выпьем же с тобою водку,
Матерей помянем горе!».
«Третий тост» они подняли,
И отставили бутылку.
О своем чуть помолчали,
Память вскрыли, как копилку.
Там монеты- дни былые,
Разного достоинства и цвета,
Темные, холодные, тупые,
Да потерты, малость, где-то.
Продолжал Андрей неспешно:
«Я много размышлял, Илья,
И понял, что я жил небрежно,
А месяц прошлый, как свинья.
У отца второй инфаркт,
Мать все время с ним в больнице,
Постарел за год казак,
Как дороги мне эти лица.
Но может быть ещё дороже,
Любимей, стала сердцу моему,
Та, что по-прежнему тревожит,
Та, что забыть я не могу.
Пусть будущее тяжко дышит,
Я всё стерплю, ведь я люблю,
Светлану милую, ты слышишь,
А без неё…, а без неё умру.
Мне важно знать ответ,
Её давно не видел и не слышал,
Знать точно любит или нет,
И почему так с нами вышло?
За чем? За что? Откуда
Не всё, как мы мечтаем?
И почему любить так трудно,
Любя других, себя теряем?
О, как хочу обнять покрепче
Её тепло и доброту,
И, верю, станет легче,
Я по-другому заживу.
Скажи, Илья, она придет,
Не позабыла ли меня?
Ты передай ей - сердце ждет,
Открыто, искренне, любя.
Простила или ненавидит?
От неизвестности устал.
Сомненья душу будто пилят,
В капкан ненужности попал.
Кому теперь такой я нужен.
Родителям, возможно ей.
И вряд ли стану мужем,
Да и отцом своих детей.
Илья спасибо, что зашел,
Я рад услышать о Светлане.
Что у неё всё хорошо,
Хоть в материальном плане.
Теперь ты знаешь адрес мой,
По чаще можешь заходить.
А ты какой-то стал другой,
Да, жизнь способна изменить,
И сами мы способны тоже,
Пока стучится сердцу вольно.
Так просто и так сложно,
То криво, а то ровно…»
Андрей смотрел Илье в глаза
И настороженно молчал.
В них та же плещет бирюза,
Как у него, в его очах.
Такое же сгущенье чувств,
И красок новых настроений,
Но миллионы ярких люстр,
В его глазах давно сгорели.
А у Ильи они сияли,
Каким-то резким и знакомым,
Тем светом, мощно очищали,
Что на душе слепилось комом.
Ещё немного посидели,
Поговорили о былом,
И, даже, песню тихо спели,
Ведь как без песни за столом.
Ушел Илья, Андрей остался,
К закату день перевалил.
И, снова, смог к земле подкрался,
Собою воздух отравив.
Шагал, довольный, он к себе,
Андрея взгляд припоминая,
Но что-то ныло в глубине,
Как будто чья-то жизнь у края,
Колышется от ветра злого,
Судьба её не решена.
В спасенье нет пути иного,
Чем тот, что жизнь сама нашла.

6

Предчувствие, как гость незваный,
Ванильным запахом дразнило
Илью, в день долгожданный,
Когда они в дверь позвонила.
На чистоту ушло всё утро,
По комнате следы уборки.
Всё это для Ильи нетрудно,
Ведь глаз его наметан зоркий.
На грязь и пыль любую,
Реакция была мгновенной.
Так чистоту свою, чужую,
Творил он планомерно.
И вот, они вдвоем,
Им есть, о чем поговорить,
О близком и, почти, родном,
Что может голову вскружить.
Светлане он всё рассказал,
О том, как встретился с Андреем,
Что тот её так сильно ждал,
И завязал с «зеленым змеем».
Но дал понять, что быть курьером,
Меж чувствами ему претит,
И действия, таким манером,
Лишь могут очень навредить.
Она сама должна решить,
С Андреем встретится скорее,
И как любви их дальше жить,
Пока та вовсе не сгорела.
Светлана слушала Илью,
Глаза по стенам, где картины,
Сдержав ненужную слезу,
Что память девичью хранила.
Потом беседа перешла,
К искусству дружбы с краской,
Когда душа поглощена
Мазком и кисти пляской.
Светлана даже не спросила,
Откуда дар в Илье такой,
А только вдоль стены ходила,
Рисунки, трогая рукой.
Илья, чуть сзади, за спиной,
Смотрел, на платье голубое,
Что Свету делало такой
Воздушной. Чудо неземное
О, что представилось ему,
Границ фантазий не бывает.
Он ощутил ту глубину,
Что мысль о ней всё заполняет.
Ещё немного и потоп,
Взахлеб он дышит и робеет.
Но осмотрелся: «Будет, стоп».
И пламя страсти чуть слабеет.
Он отвернулся, где окно,
Где птицы вольно напевают.
«Остынь, пройдет потом само»,-
Он думал так, но не бывает,
Всё просто – раз и остудился,
Тот пыл, что долго тлел внутри,
По глубже, ловко затаился
И не дает себя найти.
Автопортрет Ильи веселый,
Светлану очень поразил,
И страсти чуя приступ новый,
Позировать ей предложил.
Остаток дня писал Илья,
Портрет Светланы в голубом,
Все получалось, лишь глаза,
Прикрыты, будто бы стеклом,
Что в черной саже, как в тоске,
Отмыть стекло – его задача.
И, словно, тряпка кисть в руке.
И вот глаза живее, ярче,
Цвет истинный, неоспоримый,
В котором, он увидел след,
То, образ не зеркальный, мнимый,
А настоящий свой портрет.
 Последней линии овал,
Закончен труд и высыхает.
Он часть себя сейчас отдал
И эту часть ей посвящает.

Потом, по городу гуляя,
В тот вечер теплый, с ветерком,
Шутили, мыслями играя,
И смех влетал в их разговор.
Прощаясь у подъезда Светы,
Илья хотел уж уходить,
Но голос лаской обогретый,
Решил все планы изменить:
«Довольно, больше не могу,
Притворством, глупо мне скрывать,
Что я люблю…, тебя люблю.
Сейчас не надо об Андрее,
Я объясню ему сама.
Мы в прошлое всегда успеем,
Пока есть в будущем дела. 
От счастья хочется кричать.
Не спрашивай, необъяснимо,
И для меня непостижимо,
Как это вышло, пробудилось,
Во мне забытое волненье.
И не сдержать того стремленья,
Что понемногу запылилось,
Но ты ведь дворник, мне помог,
Мой главный, ласковый предлог
Любить, пусть даже безответно,
И трижды будет это верно,
Когда со мной ты согласишься
И с одиночеством простишься.
Отныне свежестью поглощена,
Растет и нежится она,
Та радость, что я влюблена,
В художника, по имени Илья».
Илья забылся лишь на миг,
Промолвить что-то попытался,
Но поцелуй его настиг,
И поцелую, он поддался.
Затем на ухо ей шептал
Стихи, что капали из сердца,
О том, что о любви мечтал,
Теперь в душе не хватит места.
Сомнений дамбы разнесла,
Она признанием внезапным,
И чувства нового волна
Бушует океаном властным.
И он не мог теперь уйти,
Послушно шел наверх за ней,
Чтоб этой ночью им сплести
Узор из собственных теней.
Окно зажглось, прошло мгновенье,
И снова скользкий полумрак.
Луны-магнита наблюденье,
Сквозь штору, что как стяг,
Колышется от форточки слегка,
Да ждет лучей рассвета,
За нею в трепете тела
И судьбы, ждущие ответа.


7
Признанье вышло наизнанку.
То есть, неловко объясненье,
Что принял жизнь за иностранку,
И не учел чужого мненья,
Другого взгляда, чьих-то слез,
Переступил через кого-то,
Мол, миром сладких грез,
Жил посреди того болота.
Иль ещё хуже, обознался, -
То не любовь, а так, отдышка,
И как бы ты не извинялся,
Лукавства грянет вспышка,
И если искренность рыдает,
С тобою вместе перед тем,
Кого душа не забывает,
Но уж не чувствует совсем,
Напрасна вера в облегченье,
Его и собственных тревог,
Спасет лишь временем леченье,
Хотя леченья - жизни срок.
Светлана, сидя на диване,
Перед Андреем, на «каталке»,
И, прерывая речь, местами,
Теперь была, как у гадалки.
Молчала, и ответ ждала,
В упор смотрела на него.
Андрея грустные глаза,
Отображали веры дно,
И эхо этой тишины,
 Что в комнате нависло,
Лишь  стрелки времени слышны,
 Что ценят больше числа.
А напряжение росло,
И растворялась по квартире,
 Неслышно, медленно ушло
То пониманье между ними,
Что без того обречено,
Стоять на разных берегах,
Его молчаньем унесло,
Теперь оно в других морях.
«Ну, не молчи, Андрей, прошу,
Кричи, ругай, скажи, ответь»,-
Внезапно режет тишину,
Её разящей речи твердь.
«Скажи, что чувствуешь сейчас,
Ты слишком часто про себя
Свой нужный, чуткий глас,
Зачем-то прятал. Так нельзя.
Поверь, открытость помогает,
Хоть иногда, понять друг друга,
Ошибок боль не умоляет,
Но всё в себе  - такая мука.
Я это знаю, испытала,
Когда ждала тебя тогда,
Тоски глухой немое жало,
Вонзала память, как пчела.
Яд счастья прошлого густел
И, постепенно, превращался
Лишь в ожидания удел
И вот соблазн ко мне подкрался.
Моё дыхание второе,
Я обрела в его глазах,
Цветное, теплое, родное
В моих измученных мечтах.
Всё изменилось за мгновенье,
Но, видно, прочно зацепилось,
Пойми, прости, без сожаленья,
Но я воистину влюбилась!».
Андрей по-прежнему молчал,
Его глаза смотрели вниз.
И новой боли груз упал,
Туда, где вольно бродит жизнь.
Мысли в прошлом его утешали,
Выбирая отрывки поярче,
Но, тем самым, сильней угнетали,
На душе его пусто и мрачно.
«Уходи»,- он сказал отрешенно,
И поехал дверь открывать.
Будто небо, солнца лишенный,
Будет сам в ночи прозябать.
И Светлану уже на пороге,
Андрей окликнул, не спеша,
Вопросом, с капелькой тревоги,
«И кто же избранный, Илья?».
Но Света молча повернулась,
Щелчок замка и тишина,
Рука Андрея вдруг метнулась,
Туда, где сейчас была она.
А там лишь запах «Hugo Boss»,
И холод серой тишины,
На языке застыл вопрос,
 Удары сердца  лишь слышны.
Он постоял, потом к окну,
На кухню медленно поехал.
Один, здесь в каменном плену,
Где память – радио помехи.
Веселье, радость детворы,
Пронзали воздух повсеместно,
Заныли сердце и рубцы,
И в теле стало жгуче тесно.
Там, во дворе, идет игра,
Живые ноги по мячу,
А на его глазах слеза,
Стекала прямо на судьбу.

8
Тончайший свет, сквозь облака,
Что чистым хлопком в вышине,
Скользит, как мягкая рука,
По комнате и по спине
Ильи, что мирно отдыхал,
Воскресным утром золотым.
Всю ночь, опять, он рисовал,
От вдохновенья был хмельным.
И лишь с рассветом, засыпая,
Отставив кисти и гуашь,
Свой разум, в негу погружая,
Где сон надежный, верный страж,
Илья забылся и уснул.
В том, проявляя естество,
К покою дум себя вернул,
Расслабив нервы и лицо.
Однако день готовил новость,
С приходом той, что полюбилось,
Её визит разрушил легкость,
А дрёма вовсе испарилась.
Илья проснулся, в дверь стучали,
И через миг вошла Светлана,
Всё за неё глаза сказали,
В них бушевали страх и драма.
К его груди она прижалась,
Дыханье Светы - жар вулкана.
И сердце выскочить пыталось,
Как зверь из прочного капкана.
Остановив свой взгляд на ней,
Илья спросил её тихонько,
Но убедительно: «Андрей?»,
И прикусил губу легонько,
Колодец глаз её блестел,
В нём эхом слышался ответ,
И он, забывшись, онемел,
«Илья, Андрея больше нет».
Со слов Светланы всё узнал, 
Как мать Андрея ей сказала,
Он к ручке двери привязал
Веревку, что петлёю стала.
И кресло, в сторону отбросив,
Повиснув, тихо угасал.
Теперь никто его не спросит,
Зачем и от кого бежал,
Дух искореженный, уставший,
Того, кто верил в силу чувств,
Судьбы удары испытавший,
И их наследственную грусть.
Записку, в две строки
Письмо и фото Светы,
На столике нашли 
 Где спрятаны ответы:
«Я сам выбираю. Теряю любя,
Прощаясь, прощаю. Простите  ж  меня…».
Потом милиция, вопросы,
Непониманье, через боль,
И скорби тяжкие допросы,
Проели душу, словно моль.
«Ну почему?», - кричала мать,
Затменье солнечных надежд,
«И как решил он жизнь предать,
 Забыв, что должен был беречь».
Все объясненья и догадки
Ушли с Андреем навсегда.
Так с жизнью наши прятки,
Нас не доводят до добра.
Иные думы, даже близких,
Любимых самых и родных,
Порой содержат больше риска,
Чем мысли чуждых, не своих.
Далеких нам и безразличных,
Живущих рядом, иль прохожих,
Хоть деревенских, хоть столичных,
Совсем других и чуть похожих.
А потому любой поступок,
Что совершаем, с горяча,
Подобен стае диких уток,
К зиме летящей на юга.
Но по весне они вернуться,
И, как нам кажется, домой.
Вот сможем ли проснуться,
Мы той приветливой весной?
Какой он был на самом деле,
И кем бы стал ещё живя?
Вопросы эти на пределе,
На грани слова «болтовня».
Андрея больше не вернуть,
И ты, читатель терпеливый,
Здесь можешь чуточку взгрустнуть,
Побыть задумчиво-тоскливым.
Илья и Света в забытье,
Сидели молча у стены,
Лишь через фортку вдалеке,
К ним доносился шум листвы.
Ненужный, глупый лай собак,
Чьи лапы любят пыль дворов,
И звуков разных кавардак:
Жужжанье, писк, обрывки слов.
О чем им думалось тогда,
Двум молодым, красивым людям,
И обвиняли ли себя,
Что друга их уже не будет?
Или о том, что третий лишний,
В их отношениях  бурлящих,
Они лелеяли мыслишку,
Средь мыслей ярких и бодрящих?
Нет, вовсе ни о том,
Вели раздумья эти двое,
О том, что будет, что потом,
Когда остынет это горе,
Да память образ отшлифует:
Андрей, они и эти дни.
И совесть тихо оштрафует,
За то, что так и не смогли
Предупредить, спасти, понять,
Порыв, момент, его глаза,
Что могут нехотя сказать,
О том, что прятали слова.
Но…трижды это «но»,
Как часто, как обидно,
На жизнь оно обречено,
Личинкой смысла скрыто.
Не отменить и не забыть
Того, что память полюбила,
И горечь дней не перелить
В пиалу, что разбита.
Так долго, тихо просидели,
Молчанье где-то между ними,
И лишь одно, они хотели,
Чтоб их быстрее разбудили,
И сна ужасного отрывки,
Сожгли подальше от души,
Иль заменили на открытки,
В которых время не спешит,
А цвет рождает настроенье,
Поступков тени, жизни память,
Но где найти то вдохновенье,
Что им поможет всё справить.
Боль оседала пеплом серым,
На их расстроенные мысли,
То накипь слово «отболело»,
Что позже   горечью нависнет.
И сожаленье, прозвучит
Минорной музыкой мгновенья,
Когда захочет прокрутить,
Воспоминанье день тот скверный.
Они простились через час,
Договорились созвониться,
Но жар событья не угас,
Что суждено, то и случиться.

9

От чашки кофе аромат
Вздымался пахнущим узором,
На блюдце крохотный фрегат,
Запечатлен в борьбе со штормом.
Друг против друга их уста
Илья и Света в разговоре,
Их столик прямо у окна,
Кафе, что числится в фаворе,
У молодежи и влюбленных,
Студентов, клерков и бомжей,
У русских, в общем-то «не новых»
И просто граждан всех страстей.
Беседу вдруг они прервали,
Вокруг другие звуки пляшут,
Рубеж какой-то миновали,
Но за душою что-то прячут.
И речь Ильи, как откровенье,
Вдруг для Светланы прозвучала,
Как диалога завершенье,
Как приближение финала:
«Мне часто сон являлся,
Ещё детдомовской порой,
Как рыцарь я сражался,
С драконом надо мной.
Его всегда я побеждал,
Своим мечем волшебным,
У ног моих он доживал,
Последний миг нелепый.
Но не проходит и минуты
Как оживает снова он,
Огромный, черный, лютый.
С чешуйчатым хвостом.
И вновь гремят доспехи
Со злом идет борьба,
Но тщетны, все успехи,
 То вечная война.
Теперь, чуть повзрослев,
Всё чаще вспоминаю,
Как боль преодолев,
Себя я побеждаю.
И шлейфом тех обид,
Что тянутся из детства,
Был долго весь обвит,
Пока не встретил средство,
С простым названьем «совесть»,
Её в себе найдя,
Я осознал всю горесть,
Мной прожитого дня,
Ненужность и нелепость,
Когда без цели ты,
Штурмуешь воли крепость,
Сжигая к ней мосты.
Так вдохновение ко мне,
Явилось вдруг однажды,
И появился на листе,
Рисунок карандашный.
Потом я в армию ушел,
Война, друзья по горю,
Но там я совесть не нашел,
Лишь отчужденья море.
И вдохновение, увы,
Меня там позабыло,
Реальность резала мечты,
И часть души убило.
Лишь там я  убедился,
Что значит сила воли,
И постепенно закалился
В смертельном этом хоре.
Со многими сдружился 
Они как братья стали.
И чтоб с ума не сбиться,
Друг другу помогали.
Я помню эти лица,
Как ты передо мной,
Им надо бы умыться,
Да поскорей домой.
Как тяжко вспоминать,
Но памятью живем.
Никто не хочет умирать,
И становиться палачом.
 Не все домой вернутся,
Да кто и уцелел,
Мог запросто свихнуться,
 Коль разум там имел.
Как будет принимать
Их жизни на гражданке,
Страна, решившая послать
Носить в жару портянки?
Да думать ежедневно,
А буду, жив ли я,
И до чего нелепо
Погибли там друзья.
Срастались жизней нити,
Одна из них твоя,
Её не упустить бы,
Но такова стезя,
И звезд чисты бриллианты,
Я ими зачарован,
Всегда есть варианты,
Пока раздумий полон.
И полон ожиданий,
Настроен на волну
Иных переживаний,
Терзая ту струну,
Под слоем обстоятельств,
Где музыка быстрее,
Не прячет доказательств,
Того, что я умею,
Художества не в счет, -
То оптика прицела,
Курок, приклад, плечо.
Был снайпером в отряде,
Не худшим был стрелком,
И день, и ночь в засаде,
Всё шепотом, ползком.
Я видел смерть других
И сам был ей кому-то,
Средь гор больших, немых,
Я выжил просто чудом.
А дальше…, дальше боль
И госпиталь Ростовский,
Проста, печальна роль,
Где интерьер неброский,
И процедур ждет колея
Меж операций-станций.
Сестрички жалостно глядят,
На бывших новобранцев.
То утро первой встречи
И взгляд такой пугливый,
Синхронность нежной речи
С твоим лицом красивым.
Так много тонких нитей
Во мне было задето,
Но оставался лишним,
До наступленья лета.
Потом, ты все решила,
Играя, как судьба,
Себя в меня влюбила,
И думала, что я,
Такой же страсти полон,
Того же самого огня,
Хоть поначалу скован,
Но растопив себя,
Казалось, что люблю
И никаких сомнений
Как в зеркало смотрю,
Где ливень совпадений,
Залил мои раздумья
О том, что нет Андрея,
Что больше не смогу я,
Всё то, что так умею.
Прости меня, Светлана,
Твой свет не оценил,
Но, видно, слишком рано,
Я про войну забыл.
Так  долго, только зря,
Пытался быть иным
Лепил по-новому себя,
Верней сказать чертил,
А то и рисовал
Привычку вдохновляться,
Но сердцем понимал,
Что буду возвращаться,
Туда, где бой идет,
Где гибнут наши люди
И правда совесть ждет,
Как яблочка на блюде.
Я ухожу. Опять служить.
Контракт уже подписан.
Да, могут и убить,
Но возвращаюсь к лицам,
Что как семья большая,
Сроднились мы судьбой,
И жизнь опять другая,
Где мне не быть с тобой.
И об одном тебя прошу,
Не отговаривай, не надо.
Ты как чудесная награда,
Что я в душе своей ношу.
А потому, пойми меня,
Пойми, прости и отпусти,
С надеждой верной и любя
О встрече пылкой не проси.
И писем стройных не пиши,
Что разрывают серость дня,
А с прежней легкостью живи,
Ну…, вспоминая иногда».
Илья прервал внезапно речь,
Как будто понял весь масштаб
Того, что попытался сжечь,
И монологу был не рад.
Уже глаза её слезились,
Две капли в чашку устремились,
Светлана просто замерла,
Но силы все ж она нашла
И  стала тихо говорить
О том, что хочется понять
Ильи стремленья воином быть
И честь России защищать,
Как трудно пишется пейзаж,
Другого, мирного ландшафта,
Как ослепителен вираж,
Где показалось слово «правда».
Где совпаденье интересов, -
И «человек» и «гражданин»
Содержит больше стрессов,
Чем принцип «быть немым»,
И оставаться в стороне,
Не замечая общей боли,
Выть про себя и при Луне
И быть заложником на воли,
Стать соучастником массовки,
Одной из жертв иль палачей
 Поддаться на уловки,
Тех патриотов-торгашей,
Что за кулисами беды,
На фоне горестных событий,
Своею выгодой больны,
Не выпускают жирных нитей,
Как кукловоды пропаганды
Добра и жизни на земле
Не замечают фигурантов,
С иною мыслью на уме.
И все агрессией полны,
Хотя, вполне, дипломатичны,
На гране мира и войны
Что многим ново, но практично.
Повсюду наций интересы,
Размер зависит от цены,
За подавление эксцессов
Террористической волны.
Светланы речь звучала мощно,
Как репортаж с полей сражений,
И все слова ложились точно
В мишень разбитых отношений.
Илья проникся глубиной,
Всей гаммой тех переживаний,
Что направлялись на него,
Сквозь блеск в глазах Светланы.
А Света дальше продолжала,
Пытаясь убедить Илью,
Что ничего б не помешало,
Им в будущем создать семью,
И что работа не проблема,
Что он найдет ещё себя,
Да и художественная тема,
Напрасно брошена была.
«Ведь главное – задаться целью,
Той, что зависит от тебя,
А стать невольною мишенью,
И так успеешь ты всегда.
К тому же служба позади,
Ты отдал долг солдата,
И то, что совесть есть внутри,
То в жизни всюду надо.
Не только там победы,
Где с автоматом бой,
Но многими воспеты
Победы над собой.
А если нет любви,
Иль не было вообще,
Ты захотел уйти
И всё решил уже,
Мне нечего добавить,
Ведь до сих пор люблю.
А то, что не исправить…
Пойму, пойму, пойму…».
Холод, холод в душу
Не сразу проникал,
Он цепи все разрушил,
Веревки развязал.
Средь запахов печенных,
И кулинарный дух,
Других, ещё влюбленных,
И не молчавших вслух.
Все, досказав глазами,
И подведя черту,
Они вдвоем молчали
У счастья на виду.
Илья привстал немного,
Потом присел опять,
Как школьнику с урока,
Хотелось прочь бежать,
Но что-то оставалось,
Держало, только что…?
Вдруг Света попрощалась
И, посмотрев в окно,
«Прощай», - Илье сказала,
Решительно, спокойно.
И плавно прошагала
За дверь, где знойно,
Где смесь шумов играла
И в них она бежала,
На гране срыва, шквала,
Глаза в очках скрывая,
А сквозь очки гроза,
И дождь, солен, как море,
С ней рядышком судьба,
Сейчас их только двое.

10
Деревья только расцвели,
Цветы и травы подрастали,
И солнца нервные лучи
Тепла все больше прибавляли.
В тот день весны
У марта на макушки
Их к маме принесли
И вместе, у подушки,
Она обоих прижимала
К своей живительной груди,
Два крошечных созданья,
Две новые судьбы.
Она ждала, молилась,
Что не оставит их,
Хоть мысли и крутились,
Услышав от своих,
Мол, на  порог не пустят,
Что нужно прерывать,
Родные душу крутят,
И не хотят понять,
Как время бессердечно,
Сколь выбор был не прост,
Путем тянулся Млечным,
Ответ на тот вопрос,
Что делать без отца
И как растить одной?
О, если б знал Илья,
Той знойною парой,
Что отпрыски его,
Появятся на свет,
То, может, ни за что,
Он не сказал бы нет,
Тем аргументам сердца,
Что разум не нашли,
Но нет такого средства   
Для раненной души,
Чтоб время возвратить,
Где не видна ошибка,
И по-другому поступить,
Но…, лишь одна попытка.
Расстались. Каждый при своем.
И недосказанность, как тень
Напоминает об одном, -
Тот горький, душный день.
По непонятной ей причине,
К себе её он пригласил.
Перед отъездом все картинки
Илья Светлане подарил.
Он уезжал, ещё не зная,
Что возвращения не будет,
 Но, отрекаясь, понимал,
Что нелюбовь его погубит.
 А Света снова окунулась
В привычный омут бытия,
Но вскоре сердце содрогнулось,
Узнав однажды, что Илья,
Был в списке тех погибших,
Кто больше суток в западне,
Огонь встречая свыше,
Сражались насмерть на горе,
А силы были не равны,
В живых осталось только трое,
Солдаты странной той войны,
А где война, там рядом горе.
 И это горе комом в горле
В который раз душило Свету,
Но не привыкнуть к этой роли,
Когда тоска зовет к ответу,
Когда в экране всё пестрит
Парад трагедий и насилья,
То что-то рухнет, то сгорит,
Всё стерпит матушка-Россия.
 А через день она узнала,
Ту новость, ставшей главной.
Она никак не ожидала,
Что вскоре станет мамой.
Когда родителям решилась,
Светлана правду рассказать,
Отец и мать, как сговорились,
И запретили ей рожать.
Она в отчаянном смятенье,
Как поступить и что потом?
Но приняла тогда решенье
И в нужный срок легла в роддом.
А перед этим уговоры,
С отцом одни переговоры.
Друг друга стали понимать,
Решили Свете помогать.
И наступил тот день счастливый,
Когда с улыбкой на лице,
Держа в руках букет красивый,
Её встречали на крыльце.
Отец растерянный, немного,
Светлану в щеки целовал,
И мама, пряча слезы,
В руках держала божий дар.
Два голосистых крикуна,
Два маленьких комочка.
И в сердце радости волна,
Сбивала ритм точный.
«Как назовешь?»,- спросил отец,
У Светы, взяв одно дитя.
«Андреем, будет тот певец,
А этот вот – Илья».
Два брата близнеца,
Не различить никак,
Лишь выдают глаза,
Отличья верный знак,
Их растворялись голоса
В весеннем ветерке,
Беззубой радости полна
Картина счастья на лице.
Наивность детства высока,
И в этом нет ничьей вины,
Как нет молитвы без греха,
Как нет чужой судьбы.