Вадим

Усталой встречи с ним
я жду уже четыре года.
Нет, восемь.
Город стал другим.
Не изменилась лишь природа
за много оборотов зим
вокруг растаявшего лета,
когда последний нелюдим
под солнцем нежится раздето.

Как было осторожно там
в полуизношенной шинели,
и по размеченным углам
скрывались в темноте психеи,
левиафаны, кобзари,
альтисты, клезмеры, оттоны,
а возле театров фонари
сопровождали все прогоны
спектаклей и того, что въявь
жизнь, опасаясь, предлагала.
И многие пустились вплавь
и начинали все сначала.

Я умер.
На похоронах
опять Вадим у телефона
на двадцати семи ветрах.
Он дома.
Я давно не дома.

Мы ждем опять шестнадцать лет.
Или четыре. Или восемь.
На счастье бед - один ответ
под твердым знаком.
Под вопросом.
И трудовые лагеря
давно сменили праздник будней.
И он другой.
И я не я
в Большом Нью-Йорке пополудни.

Мосту незыблемо стоять
до часа встречи.
До удачи.
Когда пробъет на Думе пять
на полный колокол.
Без сдачи.