Мимесис. Из сборника стихов
I
Тяжелый лоб всей площадью надбровной
падет на грудь почти к разящим лапам,
и сотрясется стоном или храпом
пришлец несчастный, брат мой полукровный.
Вот антилоп бессчетные когорты,
их легкий бег неуследим в саванне.
И вижу я, пульсируют аорты,
багряный сок мне видится заране.
Как уяснить юдоль эту земную,
пугливый взор и жест любви игривый,
когда стою и, в гневе молчаливый,
к их глупой неге искренне ревную.
II
Траур объявят в песках барабаны,
звуки желанные вижу и слышу.
Я ли от них мимолетных завишу?
Смерти дары распростерты в барханах.
Все так безветренно, грозно и сухо,
воздух горячий играет крылами.
Взоры царящих - коварнее слуха.
Я горизонт попираю когтями!
Царственно встречу бесценную ношу,
знаю суровой планеты поверья -
каждому кость рассудительно брошу,
кровью омою я черные перья.
III
Посланцам Божьим - ни остановиться,
ни воспарить в космический туман!
Над всею твердью гневный ураган
и черный пепел в небесах роится.
Ужель вовек безрадостные дни,
чреда клевет потянется тоскливо
плести расчет. И слушать мы должны,
как мысли бьются скомканно и криво?!
Слепец-мутант подъемлет тяжело
свой бедный остов, правя неумело,
его рассудок - немощью свело,
и вдохновенье жизни - ослабело!
И день-деньской крылатый истукан
во мраке снов бессмысленно кружится -
ни вознестись в зиждительный туман,
ни лечь, ни встать и ни остановить!
IV
Трех голубей золотых воркованье,
трех кораблей, сокрушивших преграду,
нам заповедана эта триада
темным рассудком припоминанья.
Мчатся могучие духи фольклора,
им непреложны небес указанья.
Будто прибой отшумевшего спора,
гаснут в мерцающих далях сознанья.
Трассы ночные, мгновенье осколка,
неустрашимая участь пророка...
Слышал ли ты, как поет перепелка,
как ее песня любви одинока?
V
Странное помнится: в мглу окулярную,
в очи, где дымные звезды качаются,
вихри рассудков шутя поднимаются,
резко сменив оконечность полярную.
Что вы задумали, други старинные,
разве не мчимся над ямой бездонною,
чтобы принять к исполненью духовную?
В дар мирозданию - знаки нейтринные!
VI
Споры о долге ведут капитаны,
и закипает за якорем омут,
вижу, как входит в небесные станы
легкий, могучий, небесный дредноут.
Парус немеркнущий! Что за флотильи
ты поведешь в неприступные воды,
там, где над вихрями грозной свободы
света и мрака благое обилье?
В вечных садах одинокой Киприды
душ вознесенных благое богатство,
вздохов и слез благородное братство
новопленяющей Семирамиды.
Горний приют колоннадой украшен,
вьются пространствами библиотеки,
мирные сны отдыхающих пашен,
чистые, звонкие, быстрые реки!
Там - непостижные грани свободы...
Правьте на зов марсианской Киприды,
новым огням протянув волноводы,
наши сомненья, надежды, обиды!
Кануть как в Лету в манящем пространстве,
жертвою пасть на пути к Водолею?
Но интеллект разожжет постоянство.
Кто пламенеющей воли сильнее?
Быстры, как лани, твои страницы,
явлен жрецами надежды экватор.
Чья это тень уподоблена птице?
Ты ль обнимаешь далекого брата?
Горестным днем упаси иноверца,
дай ему, трезвому, резвые крылья!
Снова на север помчатся флотильи
к всполохам гордым пылавшего сердца!
VII
Где-нибудь в затерянном верлибре,
оглашая стих лесам и травам,
звонкие незримые калибри
славят мир своим полууставом.
Славят стихотворную Селену
в первозданном, чувственном тумане.
К зодчим умозрительным на смену
выбегут изнеженные лани.
Город грез в заоблачном убранстве,
в звездной неге нежатся калибри...
Сколько их, чарующих пространство,
в межпланетном Мыслящем верлибре!
VIII
За капризом ассиметрий
различу в случайной фразе
зовы новых геометрий,
планы их разнообразий.
Но охвачены фотоны
скорбным плачем Ниобеи,
и в неслышимые стоны
распадаются хореи.
Разомкнутся, пламенея,
розы дня в небесной вазе,
утешая Ниобею
лунным сумраком фантазий.
IX
Кружа над полем, постигал лениво
могильщик зоркий начертанья поз...
Как сладок сон багряных тубероз -
субстанции поверженной разрывы!
Жрецов предвечных хладные персты,
напутствуют ушедших молчаливо...
По всей Подлунной скорбные кресты
веленье смерти чтут негорделиво!
X
Я слышу ропот царственной дубравы,
молебн тревожный отшумевших книг,
во фраке черном скучный гробовщик
стучит в помост поверженной державы.
Одним термитам крупно повезло,
приходит миг - всевластие микробов,
и прям их путь по граням небоскребов
сквозь неподвижно-мертвое стекло.
Единорог у башни Фараонов -
суровой кармы праведный итог.
Зачем не мчит со всех чугунных ног?!
Содом и мор - кипение нейтронов!
XI
Тайны вечери скорбные люди
провожают полет кораблей
от поверженных храмов прелюдий
к межпланетным потокам огней.
Воспарят голубые оливы,
ключ небесный хранит Водолей.
Свет мой, свет, светозарные Фивы
над пучинами дальних морей.
XII
Вечером дымным и шумным
в центре надменной столицы,
бродят нездешние птицы -
призраки в рубище лунном.
С падшими спорим умами
в замысле их многоточий,
машем своими крылами
в стаях безжалостной ночи.
Машем своими крылами,
бьемся в безжалостной ночи,
случай смеется над нами...
Кто в этой тьме непорочен?!
XIII
Колокольчик - тихий лепет,
дальний звук,
вечный круг великолепий
и разлук.
И протянута над нами
смыслов нить.
Миг благих воспоминаний
не продлить.
Переменчивых звучаний
краткий миг.
Долог путь припоминаний
Божьих книг.
1987 г.
Свидетельство о публикации №102091100261
У автора оно осложняется другим, не менее известным античным понятием – припоминание, которое представляет методологию мыслительного творчества.
Современность есть спрессованная логика подражания и припоминания, потенциальная энергия будущего.
Спады и подъемы истории проецируют духовное бытие личности.
Он «подражает», «припоминает» при помощи зашифрованных смыслов личной словесной культуры.
Аргутинский-Долгорукий владеет искусством мыслить структурами, восхищаться скрытыми смыслами и аналогиями.
«Мимесис» состоит из 13 частей ( слоев ), 41 строфы: довольно обширное произведение, поэма, со своими сюжетами, поворотами авторской мысли.
В чем она?
Ответ не очевиден.
Первые слои текста – пролог, введение в трагедию событий: знания о субъектах, структурах, пространствах действия.
Место действия – космос, символические саванны, пустыни, города.
Первое девятистишье – предмет «биографического» диалога:
«Тяжелый лоб всей площадью надбровной
падет на грудь почти к разящим лапам,
и сотрясется стоном или храпом
пришлец несчастный, брат мой полукровный.
Вот антилоп бессчетные когорты,
их легкий бег неуследим в саванне.
И вижу я, пульсируют аорты,
багряный сок мне видится заране.
Как уяснить юдоль эту земную,
пугливый взор и жест любви игривый,
когда стою и, в гневе молчаливый,
к их глупой неге искренне ревную.
К кому обращена авторскя мысль: «и сотрясется стоном или храпом
пришлец несчастный, брат мой полукровный?».
Кто – он, пришелец, полукровный брат автора речи?
По приведенным показателям – не вполне ординарная личность: сфинкс. Природа сфинкса – говорить загадками, задавать их.
Согласно второй строфе девятистишия – сфинкс наблюдатель земной юдоли, траура событий реальности. Девятестишье намекает на существо траура – глубины исторического умозрения.
«Траур объявят в песках барабаны,
звуки желанные вижу и слышу.
Я ли от них мимолетных завишу?
Смерти дары распростерты в барханах.
Все так безветренно, грозно и сухо,
воздух горячий играет крылами.
Взоры царящих - коварнее слуха.
Я горизонт попираю когтями!
Царственно встречу бесценную ношу,
знаю суровой планеты поверья -
каждому кость рассудительно брошу,
кровью омою я черные перья.
Завершает введение – двенадцатистишье: о посланцах, действующих в иных аспектах универсального времени.
«Посланцам Божьим – ни остановиться,
ни воспарить в космический туман!
Над всею твердью гневный ураган
И черный пепел в небесах роится.»
Ужасная, еше не изведанная в полной мере картина.
Следующие 4-ю – 6-ю части можно условно обозначить как «Голоса одиночества: –обретение новой духовной тверди.
7-8 части – поэзия: «За капризом ассиметрий различу в случайной фразе зовы новых геометрий, планы их разнообразий».
Взятые в качестве эпиграфа эти слова раскрывают программную сущность инновационной методологии Аргутинского-Долгорукого. Поэт – существо небесное, крылатое. Птица – тотемический покровитель стихотворца, скрывающий и раскрывающий облики в зависимости от ситуаций перевоплощения: сфинкс, голубь, перепелка, колибри, городские духи, парящие в «межпланетном мысящем верлибре»: духи узнавания и скорби. Они буквально символизируют обзорные точки.
« Кружа над полем, постигал лениво
могильщик зоркий начертанья поз…
Как сладок сон багряных тубероз –
субстанции поверженной разрывы!
Жрецов предвечных хладные персты
напутствуют ушедших молчаливо…
По всей Подлунной скорбные кресты
веленье смерти чтут негорделиво!»
9-12 части – подготовка финала.
13 часть: финал – припоминание будущей жизни как подражание поэтическому прошлому.
«Колокольчик - тихий лепет,
дальний звук,
вечный круг великолепий
и разлук.
И протянута над нами
смыслов нить.
Миг благих воспоминаний
не продлить.
Переменчивых звучаний
краткий миг.
Долог путь припоминаний
Божьих книг.
Таково кредо автора и как поэта, и как мыслителя.
Кемельбекова У.Б.
Кемельбекова У.Б. 03.10.2002 10:18 Заявить о нарушении