Последний крестовый поход писателя сорокина

Последний крестовый поход писателя сорокина
(сценарий фильма)

Епиграф

Сснежная королева – мне скууучно…
развеселите ж мя кто нибудь!
Старший обер-камергер – не извольте
беспокоиЦЦа по пустякам,
сударыня! Счас все буит…


…жил да был писатель сорокин, вадим юрич…звезд с неба не хватал, но тем не менее обеспечивал ся приличным содержанием посреЦЦтвом изготовления разных скринплеев, пьес, да и просто романов…все ето добро было ниче, особенно ежли сравнивать с массой откровеннова дерьма, выдаваемова остальными тружениками пера за отклик на чаяния народных масс…вполне ниче…ну да лана…вадим юрич был строен, в меру кучеряв, и носил французскую бородку…он подсмотрел такую в одной кине, и страстно возжелал облагородить свою внешность аналогичным образом…и ето ему вполне удалось…вот…и жил бы он да был так и далее, но как то в ночном серфинге по сайтам великих голландцев попалась ему на глаза одна совершенно к делу не относящаяся линка…он кликнул от скуки, да и попал в один развеселый чат, именующийся – веселые проказницы…проказничать сорокин любил, ибо был холост, непостоянен в привязанностях, а ежли и уважал ково в етом мире, то токо своево наглова персидскова кота, который любил, разлегшись всей тушей на кухонном столе, и свесив со стола для пущева шарму одну лапу, глядеть на писателя сорокина желтым тигриным глазом, как бы говоря – да брось ты, вадик, всю ету хрень…а вот лучче накорми мя чем-нить эдаким, штоб не жалко было со стола спрыгнуть…вадим юрич уважал кота за вот ети вот барские замашки, и иногда, в приступе творческова отчаяния, даже думал – иээххх! И че ж я не кот! Лежал бы вот счас на кухонном столе, свесив лапу, и в ус бы не дул!…но такую реинкарнацию исчо надо было заслужить, а сорокин, как незаслуживший пока, вынужден был мыкаЦЦа вместе с нами, и трудиЦЦа в меру свих сил, праведным трудом зарабатывая мал-помалу баллы, которые в конце концов должны были бы просуммироваЦЦа в тот желанный рейтинг, дающий право на ету самую реинкарнацию…вот…вадим юрич, взойдя раз в етот чат, так на нем и подсел…он даже начал халявить со сценариями, а на романы так даже откровенно забил…впрочем, он успел дописать свой «розовый хлеб», и тайком перечитывал ево, када в чате начинались откровенные здрямки и покайки, которых он страшно не любил…веселых проказниц там было предостаточно…особенно запали ему на душу две подружки, Жанка да Наташка…он даже сначала решил, што они сестры…слово за слово, и он уже так скорешился с ними, што при одном ево появлении они подымали такой радостный визг, што вадим юричу даже становилось неловко перед остальной мужской половиной благороднова собрания, которые начинали так не по деЦЦки пыхтеть, ворчать, и даже откровенно строить всяческие козни, штобы токо расколоть их нерушимую триединую дружбу навеки…одно было плохо…с тех самых пор писатель сорокин вдруг понял, што за ним следят…иногда, идючи по улице, и резко обернувшись, он мог видеть, как какой-нибудь мерзкий карлик со злобным выражением лица, одетый в несусветные клоунские одежки, вдруг начинал делать вид, што читаит на столбе объявления о сдаче внаем девушек нетяжелова поведения…и сорокину ето было неприятно…он вапще не любил  всяческие уродства и мизерабельность телосложений, предпочитая округлость бедер и классические сечения…но злобные карлики не прекращали свою отвратительную деятельность, и однажды, када сорокин остановился завязать развязавшийся шнурок, прямо перед ним возникла злобная карликовская харя, и нагло попросила закурить…вадим юрич осторожно оглянулся, выпрямился, и от души пнул зарвавшевося маленькова негодяя…подслеповатая дородная бабка, продававшая семечки, немедленно забила на свой бизнес, и истошно завопила на всю улицу – оооой! Люююди! Че ж делаиЦЦа! Смотрите, мальчика бьют!…писатель сорокин, имеющий нащет мальчика свое особое мнение, тем не менее посчитал целесообразным сесть в первое проезжающее мимо такси, и покинуть место избиения так называемова мальчика…он не любил широкомасштабных скандалов и огласки в среЦЦтвах массовой информации…ето было ему совсем ни к чему…ноблесс оближ велел ему не афишировать своих отношений со злыми карликами, ибо результатом афиширования етих отношений, кроме как потери договорных отношений с издательствами, и вероятным знакомством с внутренним мироустройством кащенковской лечебницы, ему ниче не виделось…а оно ему было надо?…    

…писатель сорокин ехал в троллейбусе, старом, скрипящем, и ускоряющемся, как ракета союз, за гонораром, который ему посулили в одном издательстве…он не любил такси за их назойливую расточительность, и посчитал для ся вполне достойным прокатиЦЦа на троллейбусе, справедливо полагая, што ето даст ему более пищи для размышлений…он любил размышления, которые становились мало-помалу канвой сужетов…а сужеты были ево хлеб…вдруг на следуюсчей остановке в троллейбус зашел ево малоприятнознакомый литературный критик, аркадий михалыч плятцер, и уселся прямо напротив нево…аркадий михалыч работал в отделе литературной критики в одном глянцевом мужском журнале, и нимало не стеснялся етим…наоборот, он считал, што ево прямая обязанность в етом мире – исправлять мущинские нравы…любимая ево поговорка в жизни была такая – када жена дома – я михалыч…а када жены нет – я бухалыч…он был почти лыс, фигурой напоминал бутыль с вином, а лицо ево постоянно находилось во власти обуревавших ево чуйств…оно не знало минуты покоя…вот и счас, завидев вадима юрича, лицо ево изобразило нечто вроде – вот из-за таких гоев, как ты, сорокин, я вынужден гробить свое здоровье на чтение ненужных мне текстов…причем за суммы, никак не восстанавливающие нанесенный моему нежному менталитету моральный ущерб…и развернулся невидимый миру диалог лиц:
сорокин – даровки, михалыч…вот ты давеча чуть мя в дерьме не утопил в своей статье…а я вот сижу, и даже те в рожу не плюнул…сам на ся удивляюсь!
плятцер – тя не то што в дерьме утопить! я из-за твоево последнева романа на женсчин неделю смотреть не мог! вот же какое гаЦЦтво ты учинил, достолюбезный вадим юрич…ты прикинь, какие мысли имела моя жена! опять на мя вилы сделала…
сорокин – аркаша! тя на вилы поднять – святое дело! Ты че про мой роман «Розовый хлеб» написал…мя вырвало, када я дочитал лишь до середины!…со мной соседи теперь не здоровкаюЦЦа!…вот вить што ты написал, окаянный аркаша!…
плятцер – а не пиши всякую хрень, вадик! Не пиши! И те воздасЦЦа…я человек подневольный…я не могу отказать ответственному секретарю журнала в рецензии…но поверь мне, вадик, то, што ты написал в последний раз…ето чисто оксюморон и дерьмо! Прям первый раз со мной такое, штоб я на женсчин неделю…
сорокин  - знаю я тя, аркаш…знаю! Неделю…ты бы меньше тусовался по кошерным тусовкам, и жене б не так обидно вышло…а ты ж ся не берегешь…вот русское единство тобой займеЦЦа, сразу станишь домоседом…и жена опять же довольна буит…
плятцер – вадик! Ты не гони на демократию! Счас вить у нас свобода…ты следи за пургою!…а то враз на плывущих рядом нарвешься! А оно те надо?…
С етим выражением на лице аркадий михалыч встал, и намеренно наступив на ногу писателю сорокину, собрался выйти из троллейбуса…не тут-то было! Вадим Юрич, выдернув из лацкана пиджака стальную зубочистку, которой он имел обыкновение вычищать межзубенное пространство после еды, вонзил ее в мяхкий филей аркадия михалыча…плятцер вздрогнул всем телом, но так как ево уже не раз били за ево критические статьи, гордо выпрямился, и выдернув из зубочистки свой нежный филей, соблаговолил покинуть троллейбус без всякова развития скандала…вот же сволочь! – подумал сорокин…и как им доверяют в глянцевых журналах вести разделы литературной критики! Меж тем троллейбус, дернувшись в пароксизме пусковых токов, последовал далее, унося писателя сорокина к столь вожделенному ево серцу гонорару…


…Вадим Юрич бодро выпрыгнул из опостылевшева троллейбуса как раз на остановке напротив массивнова, однако крайне современнова здания масс-медийной корпорации «Меркурий Лимитед»…сия корпорация старалась все взять под свой контроль…так, на всяк случАй…даже таких вот явно проблематичных авторов, как писатель сорокин…коммерческий директор корпорации, Ашот Вазгенович Антонянц, жизнерадостный толстяк с лехким ечмиадзинским акцентом, любил говаривать на планерках благоговейно внимающим присным – эээ, рыбята! давайтэ сначала все купым, а там посмотрет буым! А ежли че, так и выкинэм! Главно, штоб не досталос конкурэнтам!…И конкурентам мало че доставалось…сценарии, повести, романы и просто вовремя записанные мысли скупались на корню…потом, ежли требовалось, профессиональные шлифовщики наводили на все ето добро блеск и шик, и все пускалось в дело…но кое в чем бывали и накладки…для етова и существовал отдел отложенных проектов…сорокин как раз шел туда…взойдя на пятый етаж, и проникнув сквозь хрустальную дверь к начальнику отдела, сорокин постарался придать себе бодрый вид…он знал, че тут делали с лузерами, и прочими неудачниками...в отделе существовала служба завершения отложенных проектов, где действовали дюжие и быковатые с виду помощники Игоря Борисыча Збарскова, к которому он счас и явился…обычно лузеров, истративших аванс, и не имеющих че предъявить в плане творческова порыва, помощники Збарскова просто сажали на месте преступления перед компиком, привязывали к креслу, ни есть, ни пить, ни курить, ни на горшок сходить не давали, и за пол-дня из любова лузера выходил ежли и не Лев Толстой, то уж как минимум вполне законченный сужет…правда, один раз им пришлось гнаЦЦа за извесным лузером Сенькой Грабиновичем до самова шереметьева…и тот уже исхитрился пройти таможенный досмотр, в видах взять политическова убежища где-нить в Южной Америке…но дюжие исполнители службы взысканий пояснили оторопевшим соратникам Павла Иваныча Чичикова, што Сенька являеЦЦа народным достоянием, и выезду никак не подлежит…тут служители шлагбаума повеселели, так как держать и не пущать им было гораздо милее, чем пущать и не держать, и сдали Сеньку с рук на руки…ну так вот, и Сенька за свои полдня наклацал, как оказалось, на малый букер! Бываит же!…сорокин вошел…перед ним за небольшим, но изящным столом сидел Збарский…с виду он напоминал худенькова, но жилистова гриба – сморчка…единственное, што явно шло вопреки грибной внешности Игоря Борисыча, были очки с абалденными диоптриями…отчево взгляд ево казался нежным и доверчивым…здрасьте, Игорь Борисыч – заискивающе заглядывая в диоптрии, просюсюкал сорокин…а я как раз к вам!…вот и чудненько! – отвеЦЦтвовал Збарский – а мы к те уже хотели выезжать на завершение проекта…ну как там наш сценарий? Неужто принес?…сорокин напустил на ся вселенскую грусть – Игорь Борисыч! Вы знаите, он почти готов!…токо надо пройтись исчо разок, штоб вышло совсем красиво и шикарно…но у мя кончился аванс…а седни за сеть надо платить! А без сети я умру! Вы ж мя знаите!  - из глазу вадима юрича выскользнула крупная, и почти искренняя слеза…Збарский задумчиво посмотрел в окно, потом тыкнул стилосом в органайзер, и сладко прочитал высветившееся там надписание – вот…сорокин…сценарий…на вторник…14…а седни что?…в голосе ево вдруг появился металл…седни тоже вторник, дорогуша вадим юрич! Токо уже 28! И съемочная бригада сидит без дела…одна артистка даже успела забеременеть от скуки! Вот вы на ней теперь женитесь?…сорокин оторопело замотал головой…жениться на беременной, да исчо неизвесной артистке никак не входило в ево планы…но тут он понял, што надо идти в атаку, а иначе ево женят принудительно, в назидание другим лузерам…Игорь Борисыч! Прошу токо двести! А сценарий я вам завтра на мыло скину! Игорь Борисыч! Ну, вы ж мя знаите! Я ж не Сенька Грабинович! Я вот он весь…тута…можите мя на хлеб намазать, да и схавать за чаем…а?… Збарский задумался…он знал писателя сорокина…хотя тот был и не совсем аккуратен во временах исполнения, но поступления от реализации ево сценариев на голубом екране с лихвой покрывали те издержки, в которые тот постоянно вгонял Игоря Борисыча…он сделал вид, што уступает…хотя те двести, што просил вадим юрич, не были проблемой…а ежли че, служба завершения проектов с нево и на десять штук выжмет…он ласково улыбнулся…и тыкнул пару раз стилосом в органайзер…хорошо, вадим юрич! Хорошо…вот…железка все запомнила…завтра, на мыло…токо чур, дорогуша, не обманитя мя! В глазах ево появилась нехорошая искра…писатель сорокин радостно закивал головой, в душе тем не менее обмирая…он знал, што на малова букера, ежли че, он не вытянет…а за полдня можно и поседеть, ежли без горшка…Збарский плавно выудил из внутреннева кармана пушистой кацавейки, которую он надел по случаю зябкости после вчерашнево празднования малова букера Сеньки Грабиновича, двух франклинов…сорокин так же плавно стянул их из изящнова столика, и не переставая поддерживать айс контакт с диоптриями Збарскова, задом выпорхнул в коридор…ну вот, подумал он…и за сеть уплачу, и с Жанкой да Наташкой седни посидим…хороший же день, однако выпал!…


…гуго вермандуа сидел в главной зале своево замка, донжон которова был едва ли не выше, чем у замка братца ево, короля филипа…гуго любил все величественное и поражающее взгляд…братец филип назначил ево собирать с французскова народа денюшки на первый крестовый поход…и поскольку надо было затмить славу войска как прямова потомка берсеркеров, пивших отвар мухоморов перед битвами, достославнова Роберта Гюискарда, так и старшева сынка ево, ненавистнова благочестивым французам князя Боэмунда, задача была почти непосильная…ведь не каким то жалким потомкам презренных норманнов, а токо наследникам славы Карла Великова надлежало вырвать из цепких  лап неверной рати гроб господень, и крест, на котором страдал ОН!…и задача была решена! В углу залы, под неверным светом факелов, были свалены кучей несколько мешков с денюшками, и граф Стефан Блуасский, довольный как слон, уже рапортовал своему сюзерену об том, с каким стонами и проклятиями расставались французские граждане с такими привычными ихним барсеткам медными, серебряными, а главно, золотыми монетками…итак, они сидели втроем за абалденных размеров столом, уставленных подносами с дичью, и кубками с вином…гуго вермандуа был статным, веселым, и три дня не бритым мущиной…он любил, када близкие ему люди звали ево, как в деЦЦтве – дамп…в кармане своих панталон он всегда держал отбитую  у стен Альгамбры у сарацинов мобилку неизвесной модели…он не знал, че ето за предмет, но весело ржал, ежли вдруг она начинала пищать в ево кармане…он всегда при етом вспоминал зарубу с сарацинами, и то, как он своим двуручным мечом разделал пополам вместе с лошадью сарацинскова бея, выскочившева прям на нево с видами померяЦЦа силой…по правую руку расположился  вышеназваный граф Стефан Блуасский, славный своим умением опустошить любую бочку с вином за три дня…по левую руку восседала верная любовница Гуго, Розалинда Дюшантенель…она была само совершенство…Гуго любил, штоб все было брендово до невозможности…а жену свою он запер в подвалах замка за скверность характера, вплоть до окончательнова исправления последнева…и в тихую ночь караульные на постах могли отчетливо слышать, как она изрыгала самые непристойные выражения в адрес их командира…ну да лана…всякое в жизни случаеЦЦа…веселая троица уже опустошила изрядное количество кубков, добрую половину которых, по обычаю, взял на ся граф Стефан…и в их распаленных воображениях начали клубиЦЦа всяческие фантазии, никоим образом не связанные с великой целью, которую установил для них король Филипп...вдруг Розалинда, жеманно хихикнув, произнесла – Гуго! Да че мы все о грусном! А не развеяЦЦа ли нам…мож, съездим куда-нить…музычку послушаим…а?…граф Стефан весело поддакнул – да, двиствительно, Гуго…че мы, как монахи на панихиде! А не рвануть ли нам к трубадурам и веселым проказницам?…тут недалеко…я знаю одно место…кстати, там две ниче были…одна Жаннет, а другая Натюель…впрочем, я знаю, што Розалинда тя не отпустит…и он хитро скосил пьяный глаз на Розалинду…Гуго хлопнул десятифунтовым кулаком по столу, отчево все кубки дружно подпрыгнули мало не на фут – как не отпустит?..мя не отпустит?…да мы все вместе поедем!…граф зевнул, и покосился на мешки с валютой – Гуго…токо ето…там без дених делать нечево…я вот поиздержался в прах…мож, у тя есть?…Гуго недовольно почесал репу…то, че у нево было, можно было смело для простоты приравнять к нулю, причем без всякова остатка…в воздухе залы повисла гнетущая тишина…но тут слово взяла Розалинда – Гуууго! Ну давай, съездим! Че нам тут втроем сидеть! А?…возьмем пару мешков из угла, да и съездим…нуууу, Гуго!…Гуго тяжело вздохнул, перекрестился на всяк случАй, и дал команду оруженосцам – так, хлопци! Седлать коней…и пару мешков из вооон тово угла…к седлу привяжьте…веселая троица дернула исчо по полному кубку на посошок, и шумная кавалькада под штандартом с королевскими лилиями понеслась в сторону трубадурства, менестрельства, и вообще веселова проказничества…их не было в замке три недели…и токо верные оруженосцы время от времени наведывались в тот угол залы, где сиротливо скучали мешки…их становилось все меньше и меньше…наконец, растаял и последний…и вот, как-то вечером вернулись и опухший от невоздержанностей Гуго, и качающийся в седле Стефан Блуасский…Розалинду, как представительницу слабова пола, просто уже несли в паланкине верные оруженосцы…все плюхнулись спать, и не было той силы, которая могла бы разбудить не токо их бренные тела, но  и их бессмертные души…на следующее утро в главные ворота замка раздался негромкий, но твердый стук…Гуго Вермандуа, токо отошедший от сна, и успевший уже влить в ся добрый ковш бургундскова, послал узнать пажа, кто там исчо такой…паж вернулся с известием, што ето Петр Амьенский…по прозвищу Пустынник,  и приехал он по поручению короля Филиппа забрать собранные на доброе дело активы…Гуго вздрогнул, и посмотрел в дальний угол главной залы – там было пусто…Гуго тяжко вздохнул, и сказал пажу – зови!…Петр Амьенский вошел в главную залу…он не любил всякую прихоть, и был уже одет, как подобает каждому давшему святой обет христианину…поверх грубой рясы, подпоясанной простой веревкой, на нем был белый плащ с красным крестом…он был крепок телом, рыжебород, но главное, чево так боялся Гуго, он был тверд в вере, как кремень…Петр спросил просто – Гуго Вермандуа! Мне поручено королем Филиппом отвезти деньги, собранные тобою и графом Стефаном, в королевскую казну…где они?…Гуго, несмотря на то, што был на голову выше Пустынника, поежился – видишь ли, Петр…тут такое дело…деньги, точно, были собраны…просто я счас даже не соображу, куда я мог бы их засунуть…ву компрене?…и он взглянул в глаза Петру…Петр сразу все понял, и негромко, но внятно произнес – да…я понял!…Гуго Вермандуа! Именем святых отцов я проклинаю тя, и графа Стефана!…вы совершили страшный грех…страшный…теперь нам в походе придеЦЦа грабить местных жителей, штоб добраЦЦа до места…вот че вы сделали, Гуго!…он развернулся, и ушел…сопровождавшие ево францисканцы, сплюнув по очереди на порог главной залы замка, вышли вслед за ним…Гуго пошатнулся…силы оставили ево, и он грохнулся во весь свой рост прямо посреди залы…      


…писатель сорокин проснулся на лавке около казанскова вокзала…разбудил ево шум президентскова кортежа, который промчался мимо стрелой, как видение не от мира сево, но успел-таки разбудить вадима юрича…сорокин сел на лавке…и токо успел подумать – надо же! Вот…возрождаеЦЦа наша Россия…возрождаеЦЦа…во рту неприятно пахло осадком клофелина…он оглядел ся…он был одет в замасленую фуфайку служащева железных дорог…с трудом он припомнил, што фуфайка являеЦЦа лишь слабым подобием замшевова пиджака, в котором он решил отметить с Жанкой да Наташкой получение пособия на творческую деятельность имени Збарскова…он машинально сунул руки в карманы…было по-утреннему прохладно…в одном кармане он нащупал пропитанные креозотом варежки дорожнова служащева, и с омерзением отшвырнул их прочь, пока креозот не успел пропитать ево фингертипсов…зато в другом оказались какие-то бумаги…он достал их, и попытался сфокусировать зрение…бумажки оказались тремя десятками, и запиской…три десятки ни в коей мере не могли заменить две самодовольные рожи франклинов, которые он помнил исчо со вчерашнева дня…записка оказалась интересней…сорокин напряг остатки работоспособных нейронов, и етова хватило, штоб прочесть – милый! Купи се джина с тоником! А то голова болеть буит! Твои Жанна и Наташа…репа действительно раскалывалась…вадим юрич с трудом оторвал попу от скамейки, и неверными шагами подошел к ближайшему ларьку…точно…там был джин энд тоник…писатель сорокин разом выдул одну банку, наполняясь живительной влагой…вторую он задумчиво потягивал, вновь и вновь читая послание Жанны и Наташи…и постепенно картина вчерашнева дня начала складываЦЦа из обрывков мыслей, впечатлений, и просто интуитивных предположений…уплатив за сеть, он, приехав домой,  быро дострочил сценарий паскуднова действа, именуемова как «шоу за сортирной дверью»…душу ево воротило от сцен, им описываемых…но как грили великие латиняне, договоры должны исполняЦЦа!…а Збарский заказывал именно такое шоу…причем настаивал на полном отсуЦЦтвии всякой метафоричности, гиперболичности, и прочей писательской хрени, прямо указав, што требуеЦЦа именно натюрлих…при етом сорокин добре уснащал ся недеЦЦкими порциями шампанскова, которое, вследствие свое кипучести, пробуждало ево творческий интеллект…наконец, хрень была готова…сорокин, мерзко выматерившись прямо в екран монитора, наклацал мыло Игоря Борисыча, и вновь стал свободным человеком…вдруг ему почудилось какое-то движение за спиной…быстро оглянувшись, он успел увидеть, как паскуднова вида карлик, с гадким и злобным лицом, метнулся в темный угол комнаты…сорокин схватил тяжелый медный подсвешник, которым любил освещать ся при работе за компиком, и швырнул ево прямо в спину карлику…но карликова спина была уже далеко…подсвешник, хряпнушись об чугунную батарею, в силу своево меднова характера, а также всех законов сопромата, изогнулся, и улегся отдохнуть под батареей…сорокин выматерился снова…причем на порядок грязнее, чем в первый раз…с тех пор как он стал посещать етот достославный чат, карлики стали казаЦЦа ему по десять раз на дню…но он списывал ето на кипучесть шампанскова, и не сильно огорчался…он зашел в вышеназванный чат, наскоро поздоровался со всеми необязательными на данный момент посетителями, и тут же забил стрелку в кафе на тверской Жанке да Наташке…они всегда были вместе, и он решил до поры до времени их не разлучать…вечером они присели отдохнуть в уголке темнова, зато имнтимнова зальчика…Жанка оказалась вполне длинноногой, зато с лицом, хищность которова наводила на мысль о близком родстве с отрядом крысиных…Наташка, наоборот, была чисто джоконда лицом…но ноги могли бы быть и подлиннее…вадим юрич решил пока не делать окончательнова выбора, и надеялся, што жисть сама поставит все на свои места…она и поставила…пока он отошел отлить, а заодно и прозвонить  Збарскому, как он объявил дифчонкам, на предмет взаимной конфирмации завершения праведных творческих трудов, озорные дифчонки влили ему в шампанское лошадиную дозу клофелина…и вот он на вокзале…в фуфайке, почти без дених, и с адской головной болью…в голове ево мелькнула мысль, што хорошо бы все ето положить в канву очереднова  сужета…но новый позыв организма вытеснил все мысли из раскалывающейся репы…он страстно возжелал отлить…холодное утро, вкупе с джин энд тоником, делали свое дело…мелкими приседающими шажками он достиг пустыннова в тот момент сортира казанскова вокзала…грозная взимательница платы, ввиду замасленности фуфайки сорокина, не стала предъявлять ему требований нащет положить несколько монет за ето небольшое удовольствие…писатель просквозил в крайней кабинке, и уже изготовился было удовлетворить первейшую из необходимостей, как вдруг…в свете встающева сонца, прямо напротив замызганова окошка сево славнова заведения, вдруг предстала дама, красота которой  затмевала обоюдные прелести Жанки и Наташки, даже ежли бы господу богу угодно было соединить все ети прелести в одном теле, откинув напрочь всю нелицеприятную коротконожесть и крысистость, которые так были не по душе вадиму юричу…ето была гранд-дама…остроконечный колпак со шлейфом, спадающим долу, придавал ей загадочный вид…туфли с абалденными носками, загнутыми как носы венецианских гондол, и свободно ниспадающий как бы плащ с алмазной заколкой токо усиливали нереальность видения…дама бархатным, как ее плащ, голосом, произнесла – здрасьте, вадим юрич! У мя к вам есть пара слов…извольте пройти в крайнюю кабинку!…вадик смог лишь токо кивнуть, так как видение, совместно с остатками клофелина, напрочь лишили ево возможности рассуждать…служительница сортирных дел, в силу врожденнова любопыЦЦтва, смогла лишь токо заметить, как в крайней кабинке были перекинуты через дверь брюки писателя сорокина, вслед за чем послышались звуки, более свойственные какому-нить фильму с участием терезы орловской, чем раннему бытию сортира казанскова вокзала…лана, подумала, смотрительница...возьму с нево при выходе…здесь вам не тут!…сорокин, придя в себя, вдруг ощутил полное свое одиночество в крайней кабинке…он уже даже не хотел никаких отлить…и тут он понял, што не иначе, как он повторил незабвенный подвиг джорджа майкла в елайском заведении аналогичнова типа…ему стало грусно…но в ушах ево до сих пор стояли странные слова – я Розалинда Дюшантенель, мой милый…я должна сказать тебе…ты губишь ся…на солянке стоит особняк с главным камнем сервера…гуго велел те передать…мерзкая черная курица склевываит с камня сервера время, которое вы губите ни на што…а черноволосая системная админша с изумрудными зрачками жарит из ее яиц яишню для извесных тебе злобных карликов…ну, ты их знаишь!…ну так вот…гуго сказал, што ты умный…ты сам должен знать, че нужно сделать! Поки!…и она растаяла в воздухе…         


…писатель сорокин шел по солянке резвым походным маршем…кудри ево развевались от встречнова ветра, и прохожие сторонились…ибо взгляд ево был вполне демоническим…он теперь уже точно знал, че он должен сделать…и кровь закипала в ево жилах!…все неудачи последних месяцев теперь он прочно связал с поганым главным сервером…господи, как же я мог так дешево купиЦЦа! думал он на ходу…вдруг за очередным изгибом солянки показался особняк…он был инородным телом в стройном ряду вполне обычных зданий…он был как флагманский корабль среди маломерных есминцев и торпедных катеров какой-нить маломощной флотилии…он был сам по себе…увешанный старинной лепниной, изваянный в духе позднева барокко, он как нельзя более подходил для своей тайной цели – быть обителью главнова сервера…вадим юрич остановился…на входе дежурил коротко стриженый двухметровый охранник, усилено смоливший гаванскую сигару, на нагрудном кармане малиновова пиджака которова было вышито готикой – гаврик…сорокин огляделся…вдруг в голову ему пришла безумная мысль…он забежал в переулок, схватил с пожарнова щита лопату, и выскочив прямо ко входу в особняк, заорал из всех сил – гаааврик! горим! Ну че стоишь, как пень, давай, помогай тушить! Сгорим вить нахрен! – Гаврик тупо моргнул пару раз, в голове ево што-то шелкнуло, и он выбежал в переулок с криком – пожааар!...путь был свободен…писатель сорокин метнулся птурсом по темным пустым лестницам  вверх…в голове ево билась мысль – черт! Ну где же он!…вдруг на середине коридора третьева этажа он увидел адское сияние, исходившее из полуоткрытой старинной дубовой двери…он замер…и када он заглянул в полуоткрытую дверь, по телу ево прошел озноб от тово, што он там увидел…посредине большой комнаты стоял главный сервер…раскаленный камень ево излучал сияние, которое враз напомнило писателю сорокину службу за полярным кругом, ночь на посту, и адские переливы неземнова света над головой…на главном камне стояла абалденная сковородка…на ней шкворчала яишница персон на дваЦЦать…все действом заправляла женщина с прекрасным лицом, но крайне злым выражением на нем…глаза ее были зелены, как изумруды…волосы черны, как смоль…одета она была в че-то такое, што сорокин мог токо связать со средними веками, и не более…вокруг кружком сидело примерно стоко же штук ево старых знакомых, злых карликов…они усиленно сглатывали слюну, видимо не в силах совладать с вожделением относительно изготавливаемова продукта…рожи их, в отличие от прежнева, были довольными, и совсем не злыми…наоборот, што-то в етой сцене напоминало патриархальный ужин, када чадолюбивая мамочка, собрав вечером нашалившихся и усталых ребят, наскоро варганила им сытное яство…в позолоченой клетке сидела ужасающих размеров черная курица…вот же гадина! - подумал сорокин – так ето ты склевываишь с камня время, погубленное нещастными чатланами в чатах!…он собрался с духом, и с криком – ааа! Мать вашу! влетел вовнутрь…пожарная лопата, наточенная по самый не могу от скуки пожарным дедком, опустилась на головы злых карликов…пятеро сразу скончались на месте…прочие же, сглотнув слюни, и поняв, што наступил судный день, с визгом бросились врассыпную…вадим юрич опустил лопату на клетку с черной курицей…курица мерзко каркнула, и издохла на месте…но злая системная админщица уже опомнилась…она быстро побелевшими губами начала читать «отче наш» сзаду наперед, и сделала несколько пассов руками…лопата вырвалась из рук сорокина, а сам он приподнялся в воздух, с ужасом чуйствуя, как силы покидают ево…дрожащей рукой он сорвал с груди увесистый серебряный наперсный крест, купленный по случаю у одново комиссованова за постоянное ограбление церковной кружки в пользу местнова стриптиз-бара диакона, и из последних сил метнул ево прямо в лобешник админщице…крест вошел в лобешник, как в масло…раздался ужасный грохот, сверкнула молния, и админщица, оскалившись в нечеловеческом смайле, провалилась в преисподнюю…грохнулся на пол и вадим юрич…подхватив неверными  руками пожарную лопату, он опустил ее на сияющий главный камень с мерзкой яишницей…особняк содрогнулся…в етот момент местная сейсмостанция даже зафиксировала землетрясение силой четыре балла по шкале рихтера…поганый камень, разлетевшись на тысячи осколков, сразу остыл, и перестал сиять…запахло серой и озоном…вновь ударила молния…и раздался совокупный стон так ничево и не понявших чатлан, решивших было, што сервер опять пошел на перегрузку…все было кончено!…вадим юрич обтер пот со лба, и перекрестился мелким петербуржским крестом…тут в углу помещения вновь появилось сияние…но оно было совсем не тех адских оттенков, как от камня главнова сервера…ето было спокойное, ровное и чистое сияние, как будто все огни святова ельма собрались в кучку, и разом озарили угол…в нем стоял величественный вельможа в средневековом костюме…он был, как и писатель сорокин, в меру кудряв, и с французской бородкой…но был он раза в полтора выше ево, и держал в руках двуручный меч…он спросил громовым басом – вадим юрич! А узнаешь ли ты мя?…писатель сорокин замотал ошалевшей головой…великан продолжил - я Гуго Вермандуа!…брат короля Филиппа…мы с графом Стефаном Блуасским совершили страшный грех – пропили деньги, собранные нещастным  французским народом на первый крестовый поход…душа моя страдала до сих пор…но ты, вадим юрич, как мой прямой потомок, снял етот грех с души моей…пасибки те! Кстати, вадим юрич…ето я послал к тебе Розалинду Дюшантенель!…тут писатель сорокин вспомнил странный епизод в сортире казанскова вокзала, и вздоргнул…рыцарь продолжил – да лана те, вадим юрич! Быль – молодцу не укор…пасибки! Ты совершил последний крестовый поход…мы все гордимся тобой!…поки!…и он исчез…сияние прекратилось…сорокин промычал нечто вроде досвидания, и стремглав выскочил из особняка на улицу…теперь он знал, што нужно делать…так, сначала в баню, потом в церковь зайду…думал он на ходу…и все…пить бросаю…начну новый роман…а «розовый хлеб» сожгу…он удалялся от проклятова места, и почему-то казалось, што все так и буит, как он думал счас…я верю ему…а вы?…