Ключ на двадцать. Год за десять...

Хэму

Сталь давно уже не ранит.
Нет иных, а те - далече.
Остывает в кухне чайник.
Слишком быстро зябнут плечи.
Пламя изрыгнут драконы.
Тугоплавкие доспехи
разлетятся перезвоном,
отзовутся долгим эхом.
Хрипло воет совесть-сторож,
рвется плюшевой игрушкой.
Все прощения - подкожно.
Все прощания - наружно.
Подкрутив контакты в линзах,
я взлетаю по запарке
где-то у прудов Кузьминских,
где-то над Филевским парком.
Бес-хранитель что-то буркнет -
мол, "don't worry, take it easy!".
Возрождаюсь в Петербурге,
чтобы сдохнуть в Сан-Франциско,
чтобы наплевать однажды
на нехватку сил и денег,
на уныние и даже
на глагол "остоебЕнеть".
И вращается монетка,
отскочив - что в лоб, что по лбу.
И доносит контрразведка,
что, как только минет полдень,
поведут под белы руки
нас, красивых да румяных,
прямо к Геку с братцем Чуком,
что растят марихуану,
не ропща и не стесняясь,
где-то на полях Ямайки,
носят, всем врагам на зависть,
только фирменные майки.
Эти майки фирмы "Reebok"
не даются им бесплатно -
колет бок, и злые рыбы
трехэтажным кроют матом.
Нарисуй портрет с натуры -
росчерк по диагонали.
Кто-то слишком много курит.
Нас - смотри! - опять догнали.
И пугают почему-то
сокращенья глупой мышцы.
И уверенность, что утром
мы проснемся - глуше, тише.
В плоть отравленную будней
меч вонзив по рукоятку
изумляясь, что подсуден,
плюйся чем-то красно-ярким.
Ключ на двадцать. Год за десять.
И зрачков протуберанцы
не прочесть и не промерить.
Фото - девять на двенадцать.
"Жив. Здоров. К побегу склонен" -
из досье. А в некрологе -
"Строил стены из картона.
Умирал легко. Недолго".

13.08.02 г.