Касыда -

По закату разливается медный запах крови, разбавляется выстрелами апельсиновых рощ, смолой и вечером, и снова запирается в водяных часах – сердце.

Что ты знаешь о сердце моем, кроме его цыганской неприкаянности и черного платья?

По-птичьи резко и высоко летит выкрик солеа, колется, режет, разносится стрекозьими крылышками, луной и остриями, - снова режет – и можно пригоршнями собирать выдержанное вино из самого сердца.

Что ты знаешь о сердце моем, кроме серого паучка, свившего паутину скользкой нежности и вянущего хмеля?

Влажно-синяя темнота одевает ночи, через край льется в глаза арабских лошадей, окна и затоны, прячет души, и снова возвращается в мучительно живое – мое ведь – сердце.

А что знаешь ты о сердце моем, кроме плавящихся тисков и плачущих от рассвета и свободы запястий?

Остролунная древняя ночь странно нежными пальцами закрывает глаза, звезд не видно, но свет их отражений выстраивает лабиринты и теряется в них. Лает и льется ночь, не смеет коснуться лица – эта нежность приносит боль ее обожженным ладоням. По дельфиньи гладкое сердце боялось луны и лодки, открывало двери каждой тишине и становилось соленым от моря…

А что ты знаешь о сердце моем? К примеру – КАК им любим?