О Птенцах, Тельцах и Исторической Спирали

Присылайте скорей гонцов,
Приезжать говорите свAтам!
Здесь пасут золотых тельцов,
И клянутся на Книге... матом.

Ложь у нас подпирает ложь,
Скупость прячет своё добро,
Родовитейшим из вельмож
Подлость в бороду, блажь в ребро.

Самый смелый из тех кто жил,
Самый честный из тех что есть,
Правду-матку давно забыл
Чтобы следом за ней не сесть.

И трусливо поджав хвосты,
Да хмельного хлебнув вина,
Соблюдают они посты
Чтоб и Там не зачлась вина.

Кстати, помер один, наделе.
И собрались вокруг птенцы,
И подрались на мёртвом теле
За свободу свою борцы.

Хоронили борцов по трое.
Штабелями. Так больше места.
За Елену погибла Троя,
Ну а эти – ушли за Место...

А из тех что в живых остались,
Оттирая скупые сопли,
На могилах птенцов копались –
Проверяли, чтоб все усопли...

Полетели к Чертогам души,
Обгоняя благие вести,
И осталось от них на суше –
Крышка гроба, да жажда мести...

А в Чертогах – свои собратья,
А в Чертогах – свои вельможи.
Здесь иные царят понятья
Кто в святые чертоги вхожи.

Правда, ангелы тоже птицы.
И общаться хотят с роднёю.
Ты не тычь им в колёса спицы –
Размешают тебя с землёю!

И пошло за птенцов радение -
Что ни день, то сплошная блажь.
Приписали птенцам «падение»,
Ну а что за «падение» дашь?

В преисподней годок – другой,
Да работа на лютой стуже.
Дисциплина – не в зуб ногой:
Даже черти живут похуже!

Год скостили, на четверть срока.
В результате святого пренья
Всем списалось по три порока
За примерное  поведенье.

В общем, вышло совсем не скверно.
В рай открыли птенцам дорогу.
Поотмылись птенцы от скверны,
И уселись на шею Богу.

Появилась идея даже,
Мол, как-будто старик негож,
А в дворцовой пречистой страже
Под подушкой припрятан нож.

Поползли по чертогам слухи.
Били в раж кулаками постолу.
А какие-то злые духи
Дали в морду Петру апостолу.

Порвалась у Петра аорта,
Начались у ворот сюрпризы:
Привязали к воротам чёрта
Проверять проходящим визы.

С Богом тоже всё просто решили:
Раз нет тела – не нужно гроба;
И творца со спины порешили
Два святых, титулованных жлоба.

И продавшись за выпивки ящик,
Главный маляр – шутник и подлец –
«Брось надежду, сюда заходящий!»
Надписал на вратах во дворец.

Началось в преисподней волненье:
Что-то мало им, что-то им много...
Всё по швам затрещало творенье,
Затрубили в чертогах тревогу.

Хочешь мира? Готовся к войне!
В гневе ангелы! Шутки в сторону!
Но готовиться важно вдвойне...
Света ангелы – смерти вороны

Истребляли чертей на корню,
Как бы нибыло это досадно;
Преисподню предали огню,
Чтобы небыло прочим повадно.

Только ветер подул неурочный,
В облака перекинулось пламя,
И замкнулось цепочкой порочной
Воспалённое алое знамя.

И нестало ни ада ни рая...
Наломали, как водится, дров,
И удрали птенцы из сарая,
Пантеона вчерашних богов.

Жизнь получше с тех пор на планете,
Пресловутый научный прогресс
За большие открытия в ответе
В сфере маленьких, платных чудес.

Хоть птенцов тех давно уже нет,
А птенцами зовутся их внуки,
Есть про ангелов Новый Завет,
И согласье на то от науки.

Где не плюнешь – птенцам постамент
Позолотой на солнце сверкает;
На крылатых птенцах экскремент
Птичий род без стыда оставляет.

Но ошибки ещё праотцов
Чёрным роком над нами довлеют.
О стране во тельцах, без птенцов,
Реформисты надежды лелеют:

Вот откроются тюрьмы, остроги,
Станет легче служится служивым,
А король – справедливый, но строгий,
Будет править народом счастливым...

Вот бы нам-бы да вот бы ка-бы...
Но как видно печать на роду!
А вот Сам – дармовые гробы
Обещал в предстоящем году.

У него всё ажур да порядок;
В изумрудах сверкает корона;
Но... хватил самозванца припадок,
И лишился наследничек трона!

Понеслись в города телеграммы:
«Вот и помер проклятый вампир!
От Парижа до самой Панамы
Мы закатим торжественный пир!

Посидим по старинке, по чести,
Переделим владенья земель,
Раздадим женихам по невесте,
Так что, хватит тянуть канитель –

Присылайте скорее гонцов!
Приезжать говорите свAтам!
Мы пасём золотых тельцов,
И хотим поделиться стадом!»

Но до самых, до нашенских дней
Прождала телеграмма в архиве,
Чтоб однажды, придворный лакей
Прикоснулся к бумаге брезгливо.

Он прочёл эти несколько строк,
И подумал, холёная рожа:
«Как же мир наш, однако, жесток…
Как на нас они были похожи...»

1999-2002