Гений

Гений






 В клинике была суета. Медсёстры еле-еле успевали отвечать на телефонные звонки, которых, кстати сказать, было немало. Люди звонили. Ведь всех интересовала судьба гения.
  В дальнем отсеке, в специально оборудованном кабинете вокруг акушерского кресла суетилась акушерка. С нею была ещё одна медсестра. Роды же принимал известный профессор – доктор Штраус.
 В соседней комнате, из которой через стеклянную перегородку видна была акушерская,  собрались известнейшие учёные страны. Одни из них наблюдали, как рождается гений, другие же сидели, уютно устроившись в креслах, и потягивали тоник. На фуршетном столике стояла ваза со всевозможными фруктами и конфетами.   
  Роженица пока чувствовала себя хорошо. Сильных болей не ощущала. К её телу были подключены искусственные рецепторы, улавливающие и регистрирующие даже малейшие болевые ощущения. Процесс родов был под полным контролем.
  Рожать женщина начала около двух часов назад, но об этом уже успели узнать вездесущие журналисты, буквально дежурившие последнюю неделю в клинике. Они же и провозгласили эту  радостную весть по  телевидению. А на первом этаже клиники собрались операторы с камерами от различных телестанций города. Выше их никто не пускал, и потому в программах  новостей при сообщении людям о рождении гения показывалось только лишь здание клиники.   
  Вся страна с напряжением следила за тем, как он рождался.
  Роженице  становилось хуже. Доктор Штраус не расслаблялся ни на секунду. Уже показалась головка ребёнка.
  За перегородкой царила спокойная атмосфера.
- Господа! – Произнёс доктор Ларс и встал. – Я предлагаю тост. Давайте выпьем за гения, господа. Сегодня природа являет нам удивительное своё чудо. Кто знает, сколько открытий принесёт нам этот маленький человечек! – Ларс указал рукой в сторону акушерской.
- Не торопитесь, Франклин. – Встал со своего кресла Келлер. – Не торопитесь говорить, что это чудо дала нам природа. Мы сохранили его только благодаря нашей науке. Иначе, мать просто не смогла бы столько носить его. У неё случился бы выкидыш.
- Келлер, вы как всегда спешите вступить в спор. Я ведь говорю в абстрактном понятии…
- А его рождение, по-вашему, тоже абстрактно?
  Все скромно засмеялись.
- Келлер, вы просто невыносимы. И вообще, с какой стати вы перебиваете меня? Дайте же мне договорить. Итак, господа, за гения! – Произнёс он и выпил свой тоник.
  Роженица стиснула зубы от боли. Доктор Штраус весь напрягся, будто рожал он сам, а не та, у которой он принимал роды. Миловидная молоденькая медсестра (кстати сказать, любовница Штрауса) бегала вокруг, создавая видимость, будто бы она что-то делает. Акушерка успокаивала роженицу.
  Внезапно, профессора, мирно сидевшие за перегородкой в «ожидании гения», услыхали ужасный крик. Это кричала роженица. Все они приблизились к стеклу. Каждый из них напряжённо устремил свой взор туда, к креслу, где стонала и металась от боли женщина, дающая жизнь гению.
  Через несколько минут можно было видеть, как Штраус перерезает пуповину ребёнку. Все профессора немедленно переместились в акушерскую. Штраус держал ребёнка в руках, подняв над собою. Все собрались вокруг него, не обращая никакого внимания на мать, обессиленным голосом просившую показать ей сына.
- Вот он ты! Вот! – Восторженно произносил Штраус, вертя в руках малыша. – Я первым взял тебя на руки! Я принял гения!
  Ребёнок заливался жутким криком.
- Смотрите, Штраус, будьте осторожней. А то он ещё запомнит вас, как своего отца! – Улыбнулся доктор Келлер.
  Внезапно со стороны коридора послышался шум, который постепенно нарастал. Через несколько секунд в кабинет сквозь приоткрытую дверь ворвался оператор с телекамерой и с ним - журналист. Около них крутились медсёстры:
- Ребёнку необходим покой!
- Он ещё слишком мал!
  Но оператор уже нацелил  своё «орудие» на гениального младенца.  Младенец же заливался жуткими криками. Профессора недовольно поглядели на журналиста.
- Как вы смеете врываться сюда без разрешения! – Воскликнул возмущённый такой наглостью  Келлер. – Это что, по-вашему, общественная приёмная?
- Мы не можем упустить такой кадр, доктор. – Попытался было оправдаться журналист.
- Что значит, не можем! – Вскричал Штраус. – Вы врываетесь  в акушерскую, а не в общественный туалет! А если бы ребёнок ещё не родился!
- Мы сняли бы процесс его ро… - Хотел было заикнуться журналист, но его осёк Ларс.
- А у вас есть разрешение на эту съёмку?
- Нет, но поймите же, это не простой ребёнок…
  Тут всё внимание переключилось непосредственно на младенца. Он перестал так истошно кричать. Он закрыл глазки и заплакал тихо-тихо, как бы хныкая.
- Что с моим сыном? – Вскричала мать.
  Кругом воцарилась тишина.
  Ребёнок теперь уже не плакал. Он кашлял, и задыхался от собственного кашля. Его душили какие-то спазмы. Журналист повернулся к оператору, который на это время оторвался от камеры и шепнул: «Снимай!»
  Великие гении науки, не говоря ни слова, стояли и смотрели на жалкие попытки этого крохотного существа выжить. Всем вдруг сразу стало понятно, что с ребёнком что-то не то, что он чем-то нездоров. Однако никто не предпринимал никаких действий к тому, чтобы оказать ему помощь.         
- Да помогите же ему! – Взревела мать, пытаясь оторваться от кресла. Но встать она не смогла, а обессиленная упала на пол, так как всё тело её было в электродах, и ноги просто запутались в проводах.
  Первым на её крик отреагировал доктор Штраус. Он подскочил к столику, стоявшему тут же, и, положив ребёнка на живот, принялся постукивать по его спине. 
- Наверное, он просто захлебнулся… - Произнёс он дрожащим голосом.
  Мать так и сидела на полу, никто не помог ей встать. Она умоляющим взглядом следила за Штраусом, и одновременно с тем пыталась распутать на себе провода. 
- Массаж сердца! – Завопил подскочивший к Штраусу Ларс.
  Ребёнка перевернули на спину. Теперь Штраус делал ему непрямой массаж сердца. Но уже видно было, как младенец задыхается всё больше и больше. Глаза его широко раскрылись, а губы начали синеть.
  Так и не выпутавшись из проводов, окутавших её, мать поползла к столику. Но никто не обращал на неё внимания. Все глаза в этом помещении были направлены на ребёнка. Оператор снимал.
  Гений  уходил.
  Последний спазматический вздох, и он замер.
  На минуту Штраус тоже замер. Он поглядел на ребёнка, тот бездыханный лежал на столе.


  Штраус отступил от стола. Ларс последовал его примеру.
- Электрошок! – Завопила, подползшая мать и попыталась встать, чтобы взять своё дитя.
- Ему нельзя применить электрошок! Он слишком мал. – Произнёс Ларс, пристально глядя на столик с младенцем.
  В комнате воцарилась тишина, нарушаемая только плачем  матери гения.
- Мы его потеряли! – Штраус не решался поднять глаза.
  Оператор снимал.


  Несколько дней спустя в ресторане клиники, располагавшемся на первом этаже, собрались трое: Франклин Ларс, Марк Келлер и  доктор Штраус.
- Объясните же мне, наконец, господа, как вам удалось обнаружить этого гения. – Келлер потягивал джин из своего стаканчика. – А то я даже не в курсе этих дел.
- Я расскажу вам потом об этом, Марк. Вечером у меня в кабинете. Я не хочу сейчас об этом.
- Штраус, вы переживаете так, будто это был ваш сын! – С иронией произнёс Франклин Ларс, и стал ощупывать свои карманы в поисках портсигара.
- Оставьте свои глупые шутки, мистер Ларс! Вы слишком мало понимаете в предмете, над которым смеете иронизировать! – Вскричал раздражённо Штраус, и вновь погрузился в раздумья.

 

- Мы обнаружили его несколько месяцев назад. – Начал Штраус, когда они остались вдвоём с Келлером в кабинете. -  Ко мне на приём явилась одна пациентка, желавшая узнать пол ребёнка и проверить, нормально ли он развивается. Мы  посмотрели её; выяснилось, что будет мальчик. Но, когда я разглядывал снимки, я обнаружил там нечто необычное. Ну, я не буду вдаваться в подробности, Келлер. Сами прочтёте потом историю.
    Келлер одобрительно покачал головой.
- Так вот. – Продолжал Штраус. – Я снова сделал ей снимки. Картина была та же. Тогда я сделал ей необходимые анализы, но это ничего не дало. Я был в растерянности, куда же мне обратиться. И некоторое время спустя я вдруг вспомнил, что, поскольку она является постоянной клиенткой нашей клиники, значит, у нас должны храниться образцы  клеток её тканей. Я нашёл эти образцы и взял из них половую клетку. Что я там обнаружил, Келлер! – Глаза Штрауса загорелись. – В этой клетке  присутствовали все четыре составляющие того гена, который мы с вами  открыли. То есть, вы помните, что благодаря этим четырём компонентам в организме мог существовать ген гениальности! Но этого мало! Помните, мы с вами выяснили, что он не может действовать на его носителя, а только лишь наследник смог бы стать гениальным.
- Да, Штраус. Но ведь тогда же выяснилось, что наследственно этот ген не передаётся без определённых условий, вы же помните…
- Помню! Помню, мой дорогой Келлер! Но как долго я работал над этим! Вы не можете себе представить! Ведь за последние два года я измучился! Я искал эти условия, Келлер! Вы не поверите! – Штраус перешёл на громкий, как будто сдавленный, шёпот.
- То есть как?
- Вот так, дружище! В меня это засело, как навязчивая идея! Я не мог думать ни о чём другом! Что я только не перепробовал! О! Вы когда-нибудь узнаете обо всём, Марк! Я расскажу вам, какие опыты я проделывал, вплоть до того, что… мне стыдно говорить об этом. Но, моя жена забеременела, и я… я даже пытался использовать её в качестве подопытного экземпляра…
- Что вы говорите!?
- Да, ей пришлось сделать аборт. Невозможно было создать сразу все условия для его рождения. Ну, к тому же я не был уверен в том, действительно ли есть этот ген у моей жены. Анализы несколько раз давали разные результаты. Её организм вообще сам по себе странен… Мы в разводе... – Он помолчал. -  Но сейчас не об этом. Мне так хотелось «родить» гения. Понимаете, Келлер?! «Родить»! И вот у этой пациентки я обнаружил нужные условия! Вы представляете! То, чего я так долго и упорно искал, пытался создать…. То, из-за чего я не спал ночами, вдруг явилось ко мне само! Мне всего лишь необходимо было суметь сберечь это, так как у этой женщины существовала опасность выкидыша. Она уже была беременна два раза, и оба раза теряла детей на седьмом месяце.
Я поместил её в больничные условия. Мы предоставляли ей все блага, которые она только желала. Делали всё для того, чтобы сохранить этого ребёнка. Но, видите ли, тайна не может жить долго, если она известна хотя бы нескольким. И кто-то из персонала проболтался.  Я до сих пор не знаю кто это. А если узнаю – не представляю даже, что с ним сделаю. Вам ведь известно, я человек суеверный. Просто «моего гения» кто-то сглазил. И я имею подозрение на некоторого человека. Вы догадываетесь на кого?
- Ларс?
- Да! Я думаю это он! Он – завистник, Келлер. Вы даже не представляете себе насколько он завистник! Так вот, буквально сразу же налетели вездесущие газетчики, журналисты и прочая нечисть мирской жизни. Понаставили повсюду своих кинокамер, микрофонов и о моём открытии вскоре узнал весь город, а позднее и вся Австрия. Ну а дальше вы сами знаете, как всё было, Марк. Вы видели, как я принимал его. Но видимо, мне не суждено «сотворить что-то великое». Мы его потеряли, Марк. Я говорю «мы», потому, что не я один так жаждал его появления. Он нужен был всей стране, всему миру! Кто знает, сколько великих идей дал бы нам этот маленький человечек.  Но мы его потеряли! Мы его потеряли,  Келлер! А ведь он был в моих руках. Я до сих пор не могу поверить, что его теперь нет. Я ведь держал его! Келлер! Я «родил» его! Но не сохранил! Мы его потеряли… Мы его потеряли… – Штраус встал с места, приблизился к огромному окну и посмотрел сквозь него на город.

В кабинете воцарилось молчание. Оно длилось около четверти часа. Штраус так и стоял у окна. Келлер курил, постукивая зажигалкой по столу.

- Вы знаете, Штраус. – Келлер встал и тоже подошёл к окну. – Я думаю, не случись это с вами сейчас, вам гораздо больнее было бы потерять его позднее.
- Почему вы решили, что я бы его потерял потом? – Штраус повернулся к собеседнику.
- Просто потому, что у него есть мать, доктор Штраус. И что бы вы об этом ни думали, но он – сын, а не народное достояние.
- Мне не понятен смысл ваших слов.
- Видите ли, Штраус,  что такое гений? Гений – это человек, который, по-вашему, должен принести человечеству массу открытий. Он должен продвинуть науку вперёд за счёт своих умственных ресурсов и способностей, он должен неустанно трудится на благо общества, он должен быть «сгустком ума», благодаря которому всё будет развиваться и совершенствоваться. Но вы ведь даже не подумали о том, что, «рождая» этого самого гения, вы отнимаете у него свободу. Он становится народным достоянием, а не сыном своих родителей.
- Но мы же не собирались отнимать его у матери… - Попытался было возразить Штраус, но Келлер осёк его.
- Да, вы не собирались. А как вы надеялись проследить за его развитием? Это же бесконечные доктора, клиники, обследования, тесты, тренинги. Со временем он просто не смог бы видеть своих родителей. У него не хватало бы времени на это. Потом вы вообще переселили бы его куда-нибудь в клинику, чтобы он там познавал науки, а заодно был бы под постоянным контролем. Штраус, я знаю ваш характер. Я знаю, что вы попытались бы извлечь из него максимум. Вы стали бы ему «научным отцом»! Он стал бы поначалу делать успехи, а потом…
- Что…?
- Вы представьте себе, какой скандал закатили бы его родители? Вы представьте себе, что в тот момент, когда вся Австрия следит за развитием гениальности в ребёнке, его мать подаёт на вас в суд! И начинается длительный процесс, который должен разрешить вопрос: Кто же этот мальчик: СЫН или НАРОДНОЕ ДОСТОЯНИЕ? И как вы думаете, кто победил бы в споре? 
 Судьба народного достояния, Штраус, - не иметь родителей. Они не дадут ему быть столь уж гениальным. И настоящий гений – должен быть сыном науки. Я, возможно, преувеличу, если скажу, что его вообще нужно вырастить из пробирки. Но суть здесь в том, что гений не должен иметь родителей. Он должен быть рождён  учёными, докторами, профессорами, но никак не живой женщиной, которой хочется быть матерью, а не носителем гениальности с необходимыми условиями….
  Так, что вы заведомо обречены были на провал, Штраус. И если уж говорить о том, что мы его потеряли, то нужно прибавить к этому, что МЫ ПОТЕРЯЛИ ЕГО УЖЕ ДАВНО….



Любезнейше прошу читателя простить меня за что, что рассказ этот ещё не совершенен, и возможно не написан до конца, как мне кажется. Во всяком случае, не судите строго сие творение, ведь оно, я думаю, не гениально…

                С уважением, автор:
                Светлана Молчанова.


P.S. Смею добавить, что рождено это творение на уроке биологии. В ту пору, как учитель объяснял нам тайны развития плода у высших растений.