Трескучая мелодия осени

Ветер. Дышит в лицо прохладой и запахом увядших листьев. Шутя, дохнёт на кучу этих листьев, нарушив их блаженно-дремотный покой. Они покружатся немного в воздухе и снова оседают на асфальт, сплетаясь в причудливых объятьях. Все тротуары усеяны этой хрустящей мозаикой, так и хочется наподдать по ней носком ботинка и услышать ту ни с чем не сравнимую трескучую мелодию осени. Попытаться разобрать слова, что ли?

Спи, любимая. Ну как тебе спится?
Кабы не было тебя – я бы спился.
Жизнь прекрасна, только жить, право, тошно.
Я бы спился без тебя – это точно.

Ой да как же это было давно… те дни, когда утром было зябко даже в пальто, фонари светились мертвенно-бледным светом и пахло свежей выпечкой… а днем пальто за ненадобностью отправлялось на вешалку, солнце ослепляло даже сквозь рыжие стёкла очков, и единственное, о чем мечталось – о холодном клубничном напитке. С соломинкой. Чтобы зубы заходились и льдинки в стакане хрустели. Трещали.

Не молчи – обойми меня.
Зашепчи прежним именем.
Будь любой, будь судьбой
Или адом – только рядом.

А рядом – никого… только ветер толкает в спину и шевелит отросшие за лето волосы. Даже машины по этой улице ездят нечасто, все больше у тротуаров стоят, припаркованные. Да и прохожие попадаются навстречу через раз. Вот из жёлтого автобуса вывалилась стайка школьников с книгами подмышками и тяжеленными рюкзаками. Две чернокожие девчонки и белый парень остановились рядом с "фольксвагеном-жуком" и принялись о чём-то болтать – громко, весело и быстро. Одна из девчонок хлопнула парня по спине, а вторая, глядя на него, согнувшегося от "чудовищной" боли, расхохоталась взахлёб и заливисто. Даже как-то трескуче.

На столах твоих рассыпчатая снедь,
И скатёрку больше нечем заставлять.
Скоро снег. Ты понимаешь, скоро снег,
На котором нам следов не оставлять.

Ветер дунул в лицо, и по спине побежали мурашки. А ведь скоро зима… подольше бы она не приходила! Подольше бы держалась такая тихая, ласковая и совсем не ноябрьская погода, подольше бы не кончались эти короткие, прозрачные и такие пахучие дни… когда в воздухе плывет пряный аромат листьев и свежий – неба,  душистый дух фруктов и тяжёлый – выжженной травы, сырой вкус дождя и  призрачный – твоих губ… а по вечерам ужасно непривычно без трескучих концертов цикад.

Мне снится женщина одна.
Какие б ни шептал слова я,
Но вновь и вновь она со дна
Зрачков моих ко мне всплывает.

И снятся сны. Тяжёлые, лёгкие, бледные, яркие, туманные и чёткие… разные. А лицо твое в тумане всегда. Из одних ощущений состоят сны.  Пыльной дороги под обутыми в шлепанцы ногами, крепких плеч и не желающих разжиматься пальцев, мягкого ёжика тёмных волос, колючей травы, в которую падаешь навзничь… наконец, крыльев за спиной и желания обнять весь мир. Пока не заскрипят под чьей-то ногой половицы и не заорёт трескучим голосом будильник.

Не нищенка память, у памяти свой капитал –
Я вспомню тебя, мне дороже не надо награды.
Две зыбкие тени за мною пойдут по пятам,
Бок о бок пойдут и проводят до самой ограды.

Тень от узорчатой ограды распласталась на асфальте причудливыми остроконечными башнями. В такие же башни, наверное, в средневековье невесть за какую провинность заточали красавиц-принцесс. Которые обладали невиданной длины и силы косами, способными выдержать вес не одного героического принца, горящего желанием спасти-увезти-в жёны взять. В этом ты на этих принцев очень похож. Настойчивость, переходящая в самую настоящую одержимость. И упорство. То есть упрямство. Того и гляди башня по швам треснет.

И уже не бьет нас дрожь,
И уже погасло лето.
Ты ли это? Я ли это?
Сумерки – не разберёшь.

Ох уж эти сумерки… блаженное время суток. Уже не день, но еще и не ночь. И даже и не вечер. Одно слово – сумерки. День упорно не желает уступать место вечеру и напоминает о себе нежно-розовым цветом закатного неба… пока еще тёплым и ласковым ветерком… а вечер ненавязчиво так теснит день, как будто укоряет: задержался, мол, пора и честь знать. Теперь моя очередь. И разливается по улицам синяя прохлада и тишина, которую нарушает лишь не в меру ретивый автомобильный гудок или громкие голоса тусующихся на углу подростков. Молодых, беззаботных и трескучих, как сороки.

Впрочем, это всё вранье: ведь прижав ладонь к виску, я
Не скучаю по тебе, не скучаю – а тоскую
И струна еще туга, и перо еще живое –
А тоска, как волк в степи, на снегу сидит и воет.

Скучаешь. Тоскуешь. Оно и видно - в каждой открытке, в каждом письме между строчек сквозит такая вселенская тоска, что сердце сжимается. Как может один человек вот так, не видя другого ни разу в жизни – скучать…  тосковать… днями и ночами думать об одном и том же образе, прочно оккупировавшем оба его мира – материальный и духовный… ну, материальный лишь постольку-поскольку, а вот духовный… Как может другой человек вот так, совершенно случайно – найти в этом сумасшедшем мире родственную душу и заполнить ею внезапно образовавшуюся пустоту в собственной душе… окончательно потерять голову и не обращать внимания на другие толкущиеся рядом души… как в процессе бега не обращают внимания на треснувшую под ногой ветку.

Далеко ль – не далеко ль
Нам до страшного суда.
Но пока подлунный мир в роковой не сгинул сваре,
Как хотел бы я с тобой
Заблудиться навсегда
Во хрустальных деревах на Сиреневом бульваре.

А тем временем вечер уже окончательно вступил в свои права. Небесное одеяло из серо-голубого сделалось темно-синим, на нём проступили крошечные бисеринки звезд и яркий серп новорождённого месяца. На бульваре зажглись фонари. Ветер из тёплого стал прохладным и свежим. На тёмных полотнищах домов зажигаются всё новые и новые квадратики окон – жёлтые, сиреневые, голубые, красноватые… поневоле начинаешь задумываться: а что там, за тонкой паутиной занавесок? Может кухня, где у плиты занимается приготовлением ужина хозяйка? Может детская, где возятся с игрушками мальчишки-близнецы? Может спальня, где, жалобно стеная, прогибается и скрипит кровать? М-да. А может, всего лишь гостиная, где пахнет попкорном, орёт телевизор и уютно потрескивают батареи?

Будь слабой на исходе дня,
Когда уже пора расстаться.
Будь слабой. Попроси меня
Вернуться, приласкать, остаться.

Вернись… приласкай… останься… я слабая, поэтому и говорю это тебе. Хоть ты после этого признания можешь неизвестно что себе возомнить. Только предупреждаю – слабостью моей пользоваться в разумных пределах. А то могу и по башке дать! И даже знаю, что за слова последуют потом – "Я тоже тебя люблю!". Только ты так можешь… сказать и сверкнуть солнцем во взгляде. Тем неярким и ласковым осенним солнцем, которое настойчиво пытается пробиться сквозь тучки моей меланхолии. Иногда успешно. И тогда на душе воцаряется тихое спокойствие, которое сродни тому самому осеннему дню – неяркому и дымчатому, тихому и почти безветренному, чуть отдающему горьким запахом сгорающих в костре листьев и терпким вкусом воздуха, что дурит голову почище вина. Дню, когда хочется почувствовать тебя рядом и вместе вслушиваться в парящие вокруг звуки, складывая их в трескучую мелодию осени.

И мысли чёрт-те где очутятся,
И сердце к Богу причастится.
И мне почудится, почудится,
Что я той осени частица.


*Стихи Вадима Егорова.