Индийская легенда

ИСТОРИЯ ЯВЛЕНИЯ ДЖАГАННАТХИ

(Индийская легенда)


СЦЕНА ПЕРВАЯ

Ученик и учитель

Ученик:          Я к лотосным стопам твоим святым,
Учитель мой, смиренно припадаю.
Ты скорбь мою развеял, словно дым,
Увидев, как жестоко я страдаю.
Из тьмы иллюзий вызволив меня,
Ты смыл с меня коросту зла и скверны,
И я увидел вновь сиянье дня,
И за тобой пошел тропою верной .
Ты подарил целительный бальзам
Волшебного ведического знанья
Моим слепым измученным глазам,
Когда я шел во тьме без упованья,
Учитель мой! Давно ты обещал
Поведать мне священное преданье
О Господе, начале всех начал,
Кто избавляет души от страданья,
Как Он своим сиянием затмил
Свет солнца и во храме воплотился,
Как оживил Он скорбный этот мир.

Учитель:          Да, расскажу тебе я, как явился
Господь наш Джаганнатха на Земле,
Озолотив ее, играя светом,
Об этом дивном образе, во мгле
Сияющем, пророками воспетом,
Поэтами, святыми и всегда
Ликующими бхактами своими.
И пусть Господь, глядящий сквозь года,
Господь, чье так нежно Святое Имя,
С очами цвета утренней зари,
Господь, владыка вечный всей вселенной,
Во мне пусть явит силы изнутри
И речь моя да будет вдохновенной !
Пусть Он да будет милостив ко мне,
Он, чьи сияют желтые одежды,
Как дерево кадамба при луне,
Он, состраданья океан безбрежный,
Он, кто всему живущему отец,
По ком томимcя мы желаньем встречи,
Гласящий к нам из глубины сердец -
Пусть Он мои благословляет речи !

СЦЕНА ВТОРАЯ

Учитель :         Царь Индрадьюмна много лет прожил,
Но подлинного счастья не увидел,
Хоть горы  злата в жертву предложил
И подданных ни разу не обидел.
Он справедливые вершил суды,
Он исполнял обеты и обряды,
Страну оберегал он от беды,
И праведник, и грешник были рады
В его стране. И высились дворцы,
И жили припеваючи все касты,
Царя деянья славили певцы,
Он всех берег, как стадо- добрый пастырь,
И горе обходило ту страну,
Где не было ни бедных, ни голодных.
И лишь когда царь ехал на войну,
Ища побед в сраженьях  благородных,
То всю страну окутывала скорбь,
И за царя молились в каждом доме,
Покуда вестник, радостен и скор,
Не возвещал победу им. А кроме
Войны не знали жители тревог,
В царе души не чаяли вассалы,
Цвели сады и парки у дорог.
И золотом дворцов сияли залы.

Но все же Индрадьюмна не был рад.
И часто горевал и сокрушался
О том, что добровольно пил он яд
И Господу никак не поклонялся.
Что краткий век напрасно он прожил,
Что не достиг он в жизни совершенства.
Господь ему свой облик не явил,
Не даровал желанного блаженства,
И формы не явил ему своей,
Перед которой мог бы царь склоняться
Вплоть до конца своих печальных дней,
Которой мог бы полностью предаться .
Нет, никогда поверить царь не мог
Философам-занудам с их речами,
Что нет у Господа ни глаз, ни рук,ни ног,
Что нет различий между Ним и нами.
Не верил, но доселе никогда
Его прекрасной формы царь не видел
И потому был сумрачен всегда
И царствие свое возненавидел.

(входят царь и шут)

Шут: Ты что сегодня, батюшка, не весел ?
Аль много государственных  забот ?
Аль не слыхал давно забавных песен ?
А может быть, подвел тебя живот ?
Послушай, душка, верного совета:
Я знаю средство верное на это:
Как только меланхолия найдет,
Покушай кхир, понюхай бергамот –
И как рукою снимет.
Царь:   Обормот,
Молчи.
Шут:   И что с того, что обормот ?
Знай: дурень лучше мудрого министра,
Кто шевелит мозгами так же быстро,
Как деньги из казны в карман кладет.
Послушай-ка, не будь я идиот,
Давно уже махнул бы в суверены,
А дурочку мою возвел в царевны,
Всех выпивох медалью наградил,
А всех кретинов – в думу посадил.
А что, и правда – чем я не король ?
Царь: Послушай, помолчи чуть-чуть.
Шут:       Изволь,
Молчу.
Царь: Когда б моих коснулся глаз
Единый луч божественного лика,
И мой неутоленный жар угас,
И сердце перестало биться дико!
Когда б я мог смиренно предлагать
Блаженной форме розовое масло,
Сандалом с куркумою натирать
И любоваться ею ежечасно !
Когда бы мог я Господа убрать
Гирляндами из роз и амалаки,
Десятки блюд любовно подавать,
Орехи, масло, йогурт, бетель, злаки!
И петь пред Ним, цимбалами звеня,
И воду предлагать Ему с лампадкой,
Когда бы Он благословлял меня
Улыбкою пленительной и сладкой!
О, был бы чист мой близорукий взор –
Его бы мог я видеть постоянно,
Свой царский сан отвергнуть, словно сор,
И возносить молитвы непрестанно!
Но катаракта на глазах моих,
Невежества мирского катаракта!
Нет искренности, нет у слов пустых,
Как у певца бездарного – таланта !
Однажды только слышал я рассказ,
Что будто бы в одной стране далекой
У варварского племени сейчас
Явил себя Господь лотосоокий,
И преданным открылся с давних пор,
Алтарь Его – в одном ущелье узком,
Затерянном средь гор, лесов, озер
Жемчужиною в  панцире моллюска.

Шут: Ох, милый мой, ты странный человек!
Сидишь да убиваешься весь век,
А между  тем не счесть твоих министров
И каждый в словопреньях так неистов,
Что мне, калеке, страшно! Вот бы взять –
Способности да в деле показать !

Царь: Я тоже так решил. За Божеством
Надежнейших людей своих отправлю –
Пусть приглашают Господа в мой дом.
А я Его на целый мир прославлю.
Сейчас придут с поклонами они.

Шут: Ты скажешь им: “Избранники мои!
Ступайте прямиком к аборигенам!
Разведайте у них о сокровенном
Вы Божестве, но будьте осторожны –
С их стороны репрессии возможны.
Народец гор в своих привычках груб.
Из вас они в минуту сварят суп,
Как только не потрафите немножко –
И навернут с горчицей и с картошкой!”.
(уходят)


Махараджа Индрадьюмна и советники.

Индрадьюмна:      Разлуку вынести непросто будет мне.
Мы с вами словно родственники стали.
Всегда судьба является извне
Неся в руках холодный хмель печали.
Не я хочу, но Сам Господь велит
Вам обнаружить образ потаенный.
Ступайте же во все концы Земли,
                Божественною тайной упоенной,
Пусть вас молитвы брахманов хранят,
Сантош, Прадьюмна, Ишан, Видьяпати.
Хоть я и царь, хочу сейчас, как брат,
Овеять вас теплом своих объятий.
Обнимемся. /Обнимаются/

Сантош:          Здоровья,государь,
И мира на душе тебе желаем.

Ишан: Ты светоч наш. Ты более, чем царь.
Тебя отцом своим мы называем.

Прадьюмна: Готовы разум, силы, жизнь отдать
В служении тебе мы без остатка.
Судьбы своей нам не дано познать.
И не постичь нам Божьего порядка.
Но будь что будет. Государя трон
Превыше жизни нашей ненадежной.
Его хранит божественный закон,
Как лет чередованье непреложный.

Видьяпати: Как солнца луч рассеивает мрак,
Как молния горит, в лесу ударя,
Как золотистый плещет в небе флаг -
Так вечно блещет мудрость государя.
Он - представитель Бога на земле.
Весь мир живет в его огромном сердце.
Его десница нас хранит во мгле.
Мы ни в каких краях не чужеземцы.
Прощай же, государь. Благослови.

Индрадьюмна:      Пусть греет вас огонь моей любви.


СЦЕНА ТРЕТЬЯ

Учитель:         Минули дни, недели протекли,
Домой царя посланцы воротились.
Нет, Божества они не обрели.
К земле  смущенно лица их клонились.
Удача – нет, не улыбнулась им,
Хоть сил они затратили немало.
Царь слушал, молчалив и недвижим.
Надежда властелина покидала.
Остался Видьяпати – он один,
Смиренный брахман, не вернулся только.
Где он ? Где он ? Лицом простолюдин
И предан Индрадьюмны воле стойко,
Нашел приют он в стане дикарей,
Народа своенравного – шабаров.
Их клик охоты для лесных зверей
Страшней чумы был, мора и пожаров.
Средь них он – свой и близкий друг вождя.
С ним  не разлучен храбрый царедворец.
Велел ему, немного погодя,
Дочь в жены взять величественный горец.
Исполнил брахман дружеский наказ,
И начал жить с женою  одиноко.
                Но был задумчив взор печальных глаз.         Как свет в окне, сквозила в них тревога.

Лалита: Мой господин!

Видьяпати:             Ну, что тебе?

Лалита: Со мною
Не  ласков ты.

Видьяпати: Опять ты о своем,
                Лалита.


Лалита:               Холоден с законною женою,
Не мил тебе и наш родимый дом.
Да, знаю, чужестранец ты, пришелец,
Из рода бледнокровных ты людей,
И чужд тебе и джунглей вечный шелест,
И дикий воздух родины моей.
Тебе столичный шум всего дороже
И статные красавицы в шелках,
На чьей белесой и атласной коже
Играет глянец в солнечных лучах,
Тебя манит их тел благоуханье
И взоры глаз, накрашенных сурьмой.
Смешно тебе наивное страданье
Дикарки, для которой стал тюрьмой
Тот отчий дом, где дни она проводит
И сохнет, словно срезанный цветок,
И мучится, и места не находит,
Когда ее возлюбленный жесток!
А! Что тебе слова! Пустые речи!
Молчишь, не отвечая, как чужой.
А мне от боли вылечиться нечем,
Как только смертью скорою!
Видьяпати:                Постой,
Не гневайся, Лалита, но послушай:
Неразрешимой тайной я томим.
И думаю о ней, с тех пор как мужем По слову Вишвавасу стал твоим.
Я знаю, что ночами покидает
Свою опочивальню он и сам,
Без провожатых, где-то пропадает,
А где – известно только небесам.
Назад приходит он лишь утром рано,
Берет сандал и бетель – для чего ?
Зато мускатом, камфарой, шафраном
Одежды веют свежие его.
Мы – кровь его и тело. Отчего же
Свою скрывает тайну он от нас ?
Никак мой ум понять его не может,
И тяжелей на сердце каждый час.

Лалита:         О лицемер!  Я поняла – пришел
За тайной ты, о хитрый искуситель!
И средь предгорий каменных нашел
Нас неспроста, страны далекой житель!
Мужчина ты, и твой холодный разум
Играет сердцем женщины шутя.
Оно тебе послушна, как дитя.
Ты все, что нужно, выведаешь разом.

Видьяпати: Нет, нет!

Лалита:                Молчи. Не любишь ты, надменный,
А только тайны жаждешь от меня.
Так будь презрен! Сей  смысл драгоценный,
Который нес наш род века, храня,
Возьми! Губи меня, себя, все племя,
И пусть свершится, что предрешено.
Секрет, что до поры скрывало время,
Узнаешь ты. Ну, слушай. Нам давно,
Еще от самого миров творенья,
Верховный надо всеми господин
Свой образ даровал для поклоненья,
Который вечно с Ним Самим един.
Был темен Он, как дерево тамала,
Манил к себе очей нездешний цвет.
Волшебная улыбка озаряла
Весь лик Его, невинный, как рассвет.
Его хранили зорко, ибо знали –
Верховный Брахман в нем запечатлен.
Гонящий прочь сомненья и печали,
Был  Нила Мадхавой Он наречен.
Невидимо года текли земные,
Священники менялись. Наконец,
Воспринял полномочия святые
Почтенный Вишвавасу, мой отец.
Вот почему  уходит каждый вечер
Он несравненный образ созерцать,
В котором Сам Господь увековечил
Себя. Никто не должен это знать –
Лишь мы с отцом. Сегодня своевольно
Нарушила отцовский я запрет,
Любя тебя. Теперь о том довольно.
Ты знаешь все. На счастье или нет –
Бог ведает.
Вишвавасу: О милая Лалита,
Доверены счастливой мы судьбе.
Сегодня благодать ее пролита
На нас  - на всех – благодаря тебе.
Теперь Господь Себя всем людям явит,
Неверия рассеивая тьму,
И тысячи святых Его прославят,
Как реки – в океан, стремясь к Нему.
Он отогреет, чист и милосерден,
Сияньем розовеющих очей
Детей Своих от страшной стужи смерти –
Слепых, больных, измученных детей.
Рукой теченья Ганги не сдержать нам,
Сиянья дня ладонью не затмить,
Простор не охватить одним объятьем –
Так от людей нам Господа не скрыть.
Он явит несравненное величье,
Кристально красота Его чиста,
Горит, зовет волшебное обличье,
Как жемчуг, как вечерняя звезда !
Лалита, нет, ты не дикарка – светлый
И чистый ангел ты в земном роду,
Средь низких туч ты – солнца луч
                приветный,
Ты – золото, вкрапленное в слюду,
Богиня ты!

Лалита:         О добрый чужестранец,
Ты не от мира этого. Ты свят,
Иль Господа доверенный посланец –
Блаженством как глаза твои горят!
За твой обман, за горечь униженья
Не обижаюсь больше на тебя.
Иди, свершай, что должен, без сомненья.
Ступай же – и Господь тебе судья.

(Видьяпати уходит)

Господь велик и ум Его глубок.
А наше счастье мелко и ничтожно.
Но с тем, как поступает с нами Бог,
Порою – ах! – смириться невозможно.
Мы для Него – фигурки для игры:
Захочет – перекрутит, покалечит,
Потом пожнет несметные дары
И раны сердца временем залечит.
Мы для Него – паяцы из тряпья.
Хотим иль нет – его подвластны воле.
Он гонит нас по жизни, торопя,
И заставляет корчиться от боли.
Затем бросает крохи счастья нам,
Окутывает скукой ожиданья,
Песчинками мы льнем к Его стопам,
Впустую наши слезы и страданья.
О, если бы любовь к Нему развить
За миг один и горечи не ведать!
Как просто  нам  тогда бы стало жить,
Переносить сомнения и беды!
Но подчиниться, принести обеты?
Нет – зарыдать, лететь, пылать, пропасть!
И как смешны разумные советы,
Когда в крови неистовствует страсть!

(Уходит).

                СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ

                Вишвавасу и Видьяпати

Вишвавасу: Постой немного здесь. Теперь обязан
Я завязать глаза твои платком.
Видьяпати: Его упрашивал я месяц. Разум
Господь мне подарил. Теперь о том,
             Как  путь отметить наш. Дала Лалита
С собою мне горчицы семена.
Ростки укажут путь. Все шито-крыто.
Сейчас дорога как месту не видна,
Но мы ее отыщем без труда,
Когда взойдут невидимые зерна.

( бросает семена в землю)
Из города престольного сюда
Царь с армией оправится  проворно.

Учитель:         Над округом шабаров мрак почил.
Лишь слышалось одной реки журчанье.
Вдвоем, как пилигрима два в ночи,
Они в благоговейном шли молчанье.
Шли друг за другом, словно две волны,
Шли тихо, две предутренние тени.
Заветного предчувствия полны,
Как два слона в любовном упоеньи.
Но Вишвавасу путь прервал свой вдруг,
Когда в лощине тайной очутился.
Корявый посох выпустив из рук,
Стал на колени он и поклонился.
Сорвал повязку Видьяпати с глаз,
И тут же Нила Мадхаву узрел он.
Затрепетал, заплакал, впал в экстаз,
И кинулся плясать, дрожа всем телом.
Он видел это чудо из чудес,
Он видел Господа! Ему казалось,
Что музыка звучит Ему с небес,
И все вокруг сверкало и металось.
Господь стоял на троне алтаря,
Один – прекрасней тысяч купидонов,
Чуть улыбался, милость им даря,
Смотревшим на него, как два влюбленных.
И помолившись, Видьяпати сам
Стоял пред Господом, махая опахалом.
Стоял в слезах, утратив счет часам.
И голос Вишвавасу услыхал он.

Вишвавасу: Пойду я поищу цветов лесных.
Кореньями украшу подношенье.
Вовсю раскрылись лотосы весны.
Повсюду – нега, буйное цветенье.
Воистину, как наш Господь велик!
Явился нам, хотя мирами движет.
Смотри, о Видьяпати, ни на миг
Не отходи от алтаря. Смотри же.

Небесный
голос: О Вишвавасу!

Вишвавасу:     Кто здесь?
Небесный
голос: Это  Я,
Я, Нила Мадхава, беседую с тобою.
Служили вы мне  сотни лет, тая
Меня в пещере под густой листвою.
Вы строго соблюдали свой обет,
Служили мне усердно и разумно.
Отныне же в теченье многих лет
Мне поклоняться будет Индрадьюмна.

Вишвавасу: Как ? Неужели ты покинешь нас,
О Нила Мадхава, о наша жизнь,
                о сладость ?
Ты, свет зари, отрада наших глаз,
Надежды луч, единственная радость!
Покинешь нас – и я сойду с ума,
Скручусь, усохну, сгину от разлуки.
Не сможет прекратить и смерть сама
Моей непрекращающейся муки!
Скажи, чем я Тебе не угодил?
Обидел чем Тебя неосторожно ?
И если вдруг ошибкой оскорбил –
Чем искупить мою провинность  можно?
В служеньи я не пропустил и дня,
Был на чеку, как мужественный воин.
Чем Индрадьмна более меня
  Служить Тебе,  о Мадхава, достоин?
Он государь, а я – простой дикарь.
Но разве, бриллиантами сверкая,
Тебя сильней обрадует алтарь,
И не чиста любовь моя простая?

Видьяпати: О Вишвавасу, воли не давай
Глубокому, клокочущему горю.
Где быть Ему – теперь Господь пускай
  Без нас решает. Будь Ему покорен.
С великой добротою царь святой
Служить Ему в своей столице будет.
Господень облик, дивный красотой,
Придут почтить ликующие люди.
Четыреста священников царя
Начнут свое служенье вдохновенно.

                Благословенья страждущим даря,
                Господь доволен будет, несомненно.
                Хотя Себя скрывал Он до поры,
                Теперь дано исполниться надежде.
                Свидетели божественной игры,
                Узрят они невиданное прежде.
                Царь Индрадьмна там построит храм,
                Затмить который месяц сам бессилен.
                На зависть голубеющим горам,
                Пронзит он золоченым небо шпилем.
                И будут облака грустить, обвив
                Его слегка синеющие башни.
                Придет народ в святилище любви,
                Пестря, как колосящиеся пашни.
                О сильнорукий, знай еще одно:
                Я Индрадьмны самого советник.
                И примириться с тем, что суждено,
                Молю тебя во мраке предрассветном.

Вишвавасу           Не брахман ты, а лезвие клинка,

Врагом направленное в мое сердце!
Пришел меня убить издалека,
Но никуда теперь тебе не деться!
(связывает Видьяпати)
Ты Божество в украшенный дворец
Закрыть от племени шабаров хочешь,
И этим наш мучительный конец,
Несчастье нам жестокое пророчишь.
Тебя я крепко-накрепко свяжу
В шатер отправишься ты, словно пленник.
Стеречь сурово слугам прикажу,
Как если бы им вверен был изменник.
/Уводит/


СЦЕНА ПЯТАЯ

Вишвасу и Лалита

Лалита:           Освободи посланника от уз.
                Пойми, отец, он - преданный великий.
                Знаком ему божественного вкус.
                Доволен им Господь лотосоокий.
                Рискуешь Божество ты оскорбить,
                Надевши на святого эти путы.
                Нет, Видьяпати надо отпустить.
                Пусть он уйдет, не медля ни минуты,


Вишвавасу: Ты женщина, и разумом слаба.
И не тебе отцу давать советы.


Лалита:          Но неспроста морщинами у лба
лежит печаль глубокая. Обеты
Суровые ты некогда принес.
Пожертвуешь, ты клялся, без раздумья
Всем ради Божества, служа при нем -
Семьею, домом, жизнью
Вишвасу: Не могу я
                Расстаться с Ним. Он- жизнь моя сама,
                Семья моя, и дом, и жар любовный!
                Могу ли я, не выжив из ума,
                Позволить, чтоб ушел Господь Верховный?
                Супружеские ласки, битвы шум -
                Каким все это мне казалось пресным,
                Когда один владелец был у дум -
                Господь вселенной с обликом небесным!
                Утехи плоти - что в них? Только дрожь.
                Земное тело - тлен, болезнь коварство.
                Лишь в той стране, что выше звезд, найдешь
                Иное, необманчивое, царство.
                Но слабости, порока мы полны.
                И потому Господь себя дает нам
                Смягчая муки внутренней войны
                В том нашем забытьи почти животном.
                А если Он покинет нас - как мы
                Очистимся, и жить зачем тогда нам?
                Уж лучше пусть падет проклятье тьмы,
                Пусть занесет нас диким ураганом,
                Тогда во льдах нам лучше замерзать,
Хрипя от их невыносимой стужи...
Лалита: Отец, хочу тебе я рассказать
Один секрет. Молю, послушай.
Вишвасу: Ну же.

Лалита:          Его мне рассказал наедине
Как тайну тайн, однажды Видьяпати.
Теперь тебе, я думаю, вдвойне
Мне будет рассказать об этом кстати.
В то время, как цветы ты собирал,
Он с Божеством остался. Острым взором
Окинув дол, заметил он - дремал
На ветке старой лиственницы ворон,
Вдруг птица подалась чуть-чуть вперед
И в озеро упала с легким звуком.
Но тут же в дивном облике из вод
Восстала неземном, четырехруком.
Господь ее любовью одарил,
И взял в свою предвечную обитель.
От глаз мирских навек ее сокрыл.
И только Видьяпати это видел.
Помчался брахман тут же, сам не свой,
И по стволу шершавому забрался,
Желая прянуть вниз. Над синевой
Озерною небесный глас раздался.
Им Видьяпати был предупрежден,
Что миссию свою пока не кончил.
Так чувствуя, что заново рожден,
Тебя в лесу дождался он той ночью.
Что он за птица, сам теперь реши.
Его люблю я ... Но совсем другая
                Судьба ему предписана.
Вишвасу: - Души
Нам не понять глубокой, дорогая.
О дочь моя, Господь наш так велик -
Он знает всякий помысел и шепот.
И поступать нам праведно велит,
Уча чрез наш многострадальный опыт.
Всегда Господь желает нам добра.
Но помним мы об этом так нечасто.
Грех застилает очи, как гора.
А праведность всегда в миру несчастна.
Что зло, что добродетель? Никогда
Уверенности нет в своем решеньи.
Так иногда краснеем от стыда,
Казним себя за гнев, за прегрешенье,
А в сердце нет ответа! Что же, пусть
Царя посланник с миром нас покинет.
Пусть усмирится буря наших чувств.
Но радости не будет нам отныне.
/уходят/.

СЦЕНА ШЕСТАЯ

Идут два солдата.

1-й: Идем, идем, уж сотый день в пути.
Ах, плоть моя успела притомиться!
Скажи, куда теперь ее нести?
2-й: Сюда, сюда, где выросла горчица!
1-й: Стучим, гремим, забывши о тепле,
Натерли копья наши бычьи шеи.
Когда ж покой настанет на земле?
2-й: Вперед! Вперед! Что нам? Царю виднее.
/проходят/.   

Выходят Индрадьюмна и Видьяпати.

Видьяпати: Пришли мы, государь. То место здесь.
Но выглядит так пусто и уныло!
Куда пропал пейзаж прекрасный весь?
Как будто наводненье прокатило!
Не слышно птиц, увяли все цветы,
Над лугом нависает небо хмуро.
И горы словно гневом налиты.
В них ветер воет вяло и понуро.

Индрадьюмна:      Нет Нила Мадхавы, Его здесь нет!
Унес Его шабара хитроумный!
Но где б Он ни был - всюду даст ответ,
Нигде не скроет мир Его подлунный!
Его я отыщу в любой стране,
Во всех мирах и даже в царстве мертвых!
Вернет он Божество святое мне,
Раскается в своих поступках гордых!

НЕБЕСНЫЙ ГОЛОС:   Шабара не виновен. Погляди,
О царь - страданье ум тебе затмило.
Печаль оставь и храм сооруди
Здесь на степном холме с названием Нила.
В нем Сам, как Дару-Брахман, буду Я
Все принимать, что ты мне ни предложишь,
Лавинам душ любовь свою даря.
А Нила Мадхаву ты зреть не сможешь.

Учитель:          На высоту ста двадцати локтей
Вознесся храм в Шри Джаганнатха Пури.
Со всех концов земли он звал гостей,
Цепляя солнце кровлями в лазури.
Над куполом, ликуя, флаг алел,
Был символ чакры вызолочен четко.
И всякий житель радостно смотрел
И улыбался весело и кротко.
Сошел сам просветленный Брахма вниз,
Победы флаг поставить на вершине.
И кто падет пред этим флагом ниц -
Тот в мире не родится вновь отныне.
Путь к алтарю закрыли семь ворот
И лик Нрисимхадева на колоне.
Любой, кто в тот чудесный храм войдет -
Захочет навсегда застыть в поклоне.

СЦЕНА СЕДЬМАЯ

Индадьюмна и Господь

Индрадьюмна:       Как удивительно! Я пробужден
И чувствую бескрайнее блаженство.
Как будто бы я заново рожден
Или вернулся в солнечное детство.
На ложе сна не в силах я лежать.
Торжественным предчувствием наполнен
Хочу плясать, и плакать, и летать,
Меня качают радостные волны!

Господь (появляется):  О Индрадьюмна! Ты хотел меня
Увидеть. Я пришел.

Индрадьюмна:  Мой повелитель!
Господь мой, все миры в Себе храня,
Ты - безупречный каждого учитель.
Листая том земного бытия,
Мы к части “смерть” подходим неизбежно.
Но мудрость охраняет нас Твоя
И милость лучезарная безбрежна.
Мы - это словно крошечные “Ты”.
Но суетимся в свистопляске майи,
Ища Твоей нетленной красоты.
А Ты даруешь знанье в сампрадайе.
И силы нам идти к Тебе даешь,
И слуг Своих на землю посылаешь,
Развенчивая мира фальшь и ложь.
Своею властью их Ты наделяешь.
Но если бы Себя не проявлял
Ты в облике, чарующем и грозном,
То веры бы росток у нас увял,
Мы снова бы поддались майи козням.
Когда бы Ты себя нам не раскрыл,
Мы были бы беспомощными, словно
Слоны без бивней, лебеди без крыл,
Не зная, как служить Тебе любовно.
Мы живы лишь энергией любви,
А без нее мы - жалкие пигмеи,
Осиный рой в осенней спячке и
Смешные обеззубленные змеи.
Ты наделил удачей из удач
Меня - ничтожнейшего из живущих.
Прости мне слабосильный этот плач.
Он лишь томленье сил,к Тебе зовущих.
                /плачет/.
Господь:           О Индрадьюмна! Завтра появлюсь
Я в Банкимукхане с рассветом ранним.
Там исцелю твои я боль и грусть.
Ствол дерева увидишь в океане.
Ты должен изготовить Божество.
На алтаре, гирляндами увитом,
На сотни лет установи Его
Для поклоненья общего открытым.
      /исчезает/.

Видьяпати и шут.

Видьяпати: Эй, Манавака!
Шут:       Что?
Видьяпати:             Как государь?

Шут: Теперь уснул, а то не знали сами,
Что делать. На пустой взглянет алтарь -
И тотчас заливается слезами.
А то забаву взял - выходит в сад,
Посмотрит на чернеющие тучи,
Наставит в них свой, не мигая, взгляд -
И изойдет кручиной неминучей.
То в прегрешеньях каяться начнет,
То в горечи совсем оцепенеет,
То загрустит, то вздрогнет, то замрет,
Заговорит - и тут же онемеет.
А днем назад он сбросил свой венец,
И мантию расцвеченную скинул,
Сказал: “Господь живет в глуби сердец.
                Он хочет, чтобы тело я покинул.
                Тогда Его увидеть, мол, могу,
                Когда утрачу тело в горстке пыли.
                Пускай он примет вечного слугу”.
                Насилу мы его отговорили.

Видьяпати: Томится он по Господу тоской,
         Служением Ему неутоленной.
         О Господи, пошли царю покой,
         Святой душе, разлукой утомленной.

Выходит Индрадьюмна.

Индрадьюмна:  А, Видьяпати!
Шут: Встал безумец наш.
Теперь пойдет потеха.

Индрадьюмна:  Радость! Радость!
Ты, Манавака, мой суровый страж,
Не знаешь этой новости. О сладость!
Сейчас господь пришел ко мне во сне,
Велел идти немедля в Банкимукхан,
Где в виде древа явится извне.
То был поток амброзии для слуха!
Я трепетал травою на ветру,
Когда Господень голос лился ясно,
О друг, теперь спокойно я умру,
В сознании, что жил я не напрасно!
Скорее в Банкимукхан, о скорей!
Когда на берег океана выйдем,
Во всей красе откроется Своей
Нам наш Господь. И мы Его увидим.

Учитель          Принес обломок дерева поток.
Вокруг звенели волны, словно пели.
Диск, раковина, лотоса цветок
И палица в коре его горели.
В том дереве Господь запечатлен,
Качаемый волнами непрестанно,
Пока не поклоненья жаждал Он.
А столяра работы филигранной.

(Индрадьюмна, Работник и шут)

Работник О Государь!
Индрадьюмна           Что нового ?

Работник Ты сам
Свидетель, что не в силах были вынуть
Мы дерево. Двумстам твоим слонам
Его на кончик волоса не сдвинуть.

Шут: Вот это деревце! Я целый лес
Без размышленья дал бы за такое.
Ну, сокол мой, по милости небес
Нам остается плакать лишь с тобою.

Индрадьюмна Ты прав. (Работнику)
                Вели-ка всем идти домой.
Нам следует настойчиво молиться.
Небесный голос:
Пусть Вишвавасу станет предо мной,
А сзади - золотая колесница.
Когда слуга любимый мой придет,
И станет предо мною на рассвете -
Позволю я поднять Себя из вод.
До этого пусты усилья эти.

Учитель          Монарх исполнил Господа приказ.
Почтительно шабара пригласили.
И, как им повелел небесный глас,
С ним рядом колесницу поместили.
Как только Вишвавасу подошел,
Он дерево одной рукою поднял.
И царь искусных резчиков нашел
Для изваянья облика Господня.

                СЦЕНА ВОСЬМАЯ

Царь и  скульпторы

Скульптор: Мы, Ваша светлость, слуги ваши. Мы
Ведем тысячелетья наше дело.
Но здесь бессильны лучшие умы.
Мы лишь руками машем неумело.
Ломаются алмазные резцы,
Как будто спички, дерева касаясь.
И лопаются всех долот концы,
В единый миг в осколки превращаясь.
Вестимо, это высших сил игра,
Или на нас наложено проклятье.
Тревожатся, боятся мастера.
Нет, Божества не в силах изваять мы.

(Уходит)

Индрадьюмна       Скажи мне, что Ты хочешь от меня?
Какое совершить мне покаянье?
Бродить, обет молчания храня,
Иль побирушкой клянчить подаянье?
Что ни предложишь Ты, я все приму,
О, не терзай безвестием и мукой!
Мирскому непонятен  Ты уму.
Но для чего приплыл Ты в Банкимукхан?
Из глубины небес ко мне воззвал
Твой поразительный, громоподобный голос.
Он изваять Твой образ наказал,
Но в сердце у меня застыла гордость.
Утратив самолюбье, я молю -
Услышь, приди, яви Свой лик желанный!
Мне одиноко, словно кораблю
В пустыне океана окаянной!
Явился мне благой надежды луч,
Но понапрасну им я обольстился!
Он лишь мелькнул среди сомненья туч,
Приободрил, порадовал - и скрылся!
Вот так им мы - стеная и скорбя,
Клянемся Помнить Бога постоянно,
Но как легко нам вычеркнуть Тебя
                Из сердца в суматохе постоянной!
                Как нам понять - мы верим или нет?
                Душа верна любви, как тело - смерти.
                И в бытии не видим мы просвет,
                Бездумно доверяясь круговерти.

(Входит некий человек)

Человек: Поклоны, государь, тебе.
Индрадьюмна Да.
Человек: Я
Ананта Махарана. Я работник
По деревянной части. Вся твоя
Печаль - о том, что тонкий нужен плотник.
Я мог бы изготовить Божество.

Индрадьюмна       Но сотни мастеров отмашку дали.

Ананта:          Я знаю способ вырезать Его.
Тем знанием они не обладали.
Ни сана мне не нужно, ни наград,
Ни славой не хочу своей согреться.
Работать бескорыстно буду рад,
Служить желая Господу от сердца.

Индрадьюмна В какой же срок?
Ананта: В теченье трех недель.
С одним условием: пока ваяю,
Никто моих  не должен видеть дел.
Я взоров любопытных не желаю.
Узнаешь ты о том, что срок истек,
Когда мои утихнут инструменты.

Индрадьюмна      Пускай все станет так, как ты изрек.
Я чувствую, что боговдохновен ты.
Что для работы надобно тебе -
Все казначей придворный обеспечит.
Угодно своенравнице-судьбе
Послать тебя. Она, как пух, нас мечет.

(Уходят)

Учитель           Вот две недели минуло. Но царь
Извелся в напряженном ожиданьи.
Он проклинал бесстрастный календарь
И пламенно винил его в страданьи.

Индрадьюмна       На протяженьи трех последних дней Не слышно  в зале мастера ни звука.
Жжет ожиданье пламени сильней.
Но даже злее жжет меня разлука.
Бездействует ваятель. Или он
Безбожно надо мною посмеялся?
Иль, может быть, искусный он шпион,
А я ему на удочку попался?
Где стук его кияла? Почему
Не слышу я шуршания опилок?
Иль плохо стало в комнате ему?
Иль заболел - и смерть его сразила?
Мошенник он! Да, точно, он хитрец!
Решил под видом скульптора пробраться
                Как наглый самозванец, во дворец,
                Над верой государя надругаться!
                Войду!.. Я обещал не заходить,
                Терпеть и ждать, пока идут работы...
                Гораздо легче было бы не жить,
                Чем ждать безвольно! О ваятель, кто ты?
                Войду! - ничтожна сила слов больных,
                Безумен был, когда пообещал я.
                Искупится мой грех моей печалью,
                А ложь моя - святыней мук моих!

Учитель          И в залу дверь он приоткрыл едва-
Все тихо. Он вошел и тут же замер-
Там три больших стояли божества,
Светящихся, с огромными глазами.
Одно темнело тучей грозовой,
Светлело белоснежное другое,
А третье было ниже их главой,
Но улыбались весело все трое.
Хоть не было у Них ни рук, ни ног,
Неодолимо лики Их пленяли.
Кто видел Их - забыть никак не мог,
Они в его душе всегда сияли.
Ты знаешь Их святые имена -
Шри Джаганнатха, Баладева, Шри Субхадра.
Дорога от народа не видна,
Когда по ней проходит Ратха-ятра!
Они плывут, они пленяют мир!
Не пожелав навек остаться в храме,
Они являются перед людьми
В огромных колесницах с куполами.
Они глядят! Их очи так манят!
В их обликах ликуют солнца блики.
И тысячи людей узреть хотят
                Разительно чарующие лики.
Будь славно нетерпение царя!
Да славится служение покорных
Смиренных бхакт, кому, любовь даря,
Является Господь в нетленных формах.
Он сам под видом резчика пришел
И своему великому всеславью
Дал вырасти, когда воспроизвел
Себя - и сновиденье стало явью.
Улыбка Джаганнатхи широка,
                В ней зиждятся просторы всей вселенной.
Она изящно гнется, как река,
В лучах водой резвящаяся пенной.
Его чудесной формы темен цвет,
Сверкают очи нежным сердоликом.
И тилака блистает. Равных нет
Ему в доброжелательстве великом.
А Баладева светел, как луна,
Когда в осеннем небе полуночном
Хрустальной чистотой осенена,
Она сияет светом непорочным.
Субхадры золотистый тела блеск
Схож с янтарем, сверкающем на солнце
В голубизне безоблачных небес
Оно за колесницами несется.
Итак, о всем поведал я и здесь
Кончается мое повествованье.
Из уст моих рассказ излился весь,
Как сохранило нам его преданье.
А Индрадьюмна, Видьяпати и
Лалита с Вишвавасу служат вечно
Господним играм в чистом бытии,
Которые там длятся бесконечно.
Да славятся вайшнавы! Да звенит
О Господе их сладостное пенье!
Его святая слава нас роднит
И радует, и дарит упоенье.

КОНЕЦ