Об откровениях уже было сказано. это ещё не стихи... и не стихи

Об откровениях уже было сказано.
Он стоял у окна и скользко летал взглядом над потухшими огнями города.
Нет он всё таки сидел, а огни города гасли, потому что машина, в которой он сидел, уносила его всё дальше. А собственно дальше от чего? Если бы знать, можно было бы... да можно было БЫ!
Город оставался сам с собой, со своими проблемами, со своими людьми вечно гонящимися куда-то, даже этой ночью. Его ждали уже где-то... где ждали, он уезжал от самого себя. От страхов, слушая усталый голос из разрывающихся колонок, пытающихся донести голос. Чей голос?
Полосы бесконечных дорог, оглашающих себя и его о своём продолжении новыми вывесками направлений. Он выбирал правильный – нужный. Кому?

разорви дымности тебя окружающие,
дёрни нить – двери с той стороны связанные
чьими-то плечами...
чтоб крепче было, подставили головы.
выдали себе бинты,
повязали ими же запястья.
рухнули рядом в ноги
те, кого не простить уже...
руку подаю – вставайте,
не пытайтесь с высока смотреть,
не поможет,
я вашей правде не верю... не буду!
не мы прятались...

Курю в форточку. Дым залезает в закоулки сознания. Курю свою фантазию, раздувая её всё шире. Расслабляясь. Трудно было не достать из пачки сигарету памяти, зажигалку желаемого, и закурить в ночи, запивая горьким вином в чужой квартире. А потом понестись по этим протянутым в невесомости улицам, освещённым сумбуром неузнаваемости. Здравствуй, незнакомый город, не ожидала тебя встретить. Да ещё вот так, пряча глаза под занавесом опьяненности.

это...
выпей вот это залпом,
обожги этим себя изнутри...
имя на бутылке прочитаешь потом,
названия сейчас не играют роли...
пей, пока есть, что пить,
ешь, пока есть, что есть...
глотай залпом, да на вытянутой руке...
подай закурить.
хочешь дам сигаретку фантазий,
дай только спички...
и подставь плечо.

Взглядом опираюсь о пол. Опять не в силах поднять глаза. Солнце обжигает мой девственный взгляд этого утра. Сколько время? Ещё рано, чтобы вставать, но уже не спиться. Остаюсь лежать. Отворачиваясь, пряча болящие от ожогов.

смотри, она тонет бабочкой ночной в этой ранней осени...
сплела свой кокон и прячется, думает, мы не заметим...
да что нам, мы люди дерзкие, заглянем к ней под простынь,
не спи, милая, я лето бабье уже зову, во всё горло кличу...

Не петь же песни нежности случайным спутникам. Они и так уже косятся, думают, какая несовременная, смешная и придурковатая. Хотя, мне тоже хорошо, когда они улыбаются, может заработают хорошее настроение. Я готова поделиться... да только вот сейчас нечем. Кончилось, дайте сама наберусь, собирая чужие, случайные улыбки. Потом и поделюсь. Тошно после перекрёстков мигающих ночным режимом светофоров. «осторожно! осторожно!» поздно... умерла.
Улыбнусь печальности проступившей коликами в животе. Всё, очнулась от повседневности, стоя на земле. Казалось же, что летала. Заглянула в кладовку, крылья висят, покрывшись слоем паутины... недавно же чистила!... да они без употребления... стыдно!... быстро теряют качество.

пронесусь поворотами...
остановись, письмо мне несущий!
или уже почти что унесший...
я была дома, открыть не успела, просто...
голову от забот мыла...

Сплетение дорог выводит на странную улицу. Нет, кажется вчера я здесь не была. Мне, чужой город, сегодня не до тебя. Стараюсь свой отыскать.

Она сидела у окна и курила в форточку. Поезд нёсся куда-то. Куда?
Фантазии из пачки памятей... не кончались. Неиссякаемый запас. Это важно. Это надпись на бутылке. А снизу маленькой цифрой – выдержанность со дня рождения. Долго, наверное. Можно мерить в попугаях или мартышках. Но это, кажется из другой запутанности.
Она курила в форточку. Дым фантазий так едко пропитывал одежду, что потом уже было не отстирать. Розовые крылья бабочки распластались по стеклу печальности. Нет, уже не отстирать. Она такой останется навсегда...