Розовое облако Александр Литвинский Рига

Розовое облако

- Ты куда!? Я с тобой, - заявил Павлик  и  стал  одеваться.
“ Ну вот, снова он за своё,- с каким-то раздражением, граничащим со злостью, подумала Анастасия. Нельзя сказать, что она не была женщиной добродушной и ласковой, отнюдь. Наоборот, более любящей матери, наверное, и не существует. И невзирая на все невзгоды, трудности, заботы и проблемы срываться на малыше даже мысленно — такого она себе позволить не могла. Но это…
- Павлик, подойди сюда. Сядь рядышком. Так, а теперь поговорим об этом ещё раз. Ты уже совсем взрослый, тебе… сколько лет, а?
- В последний раз, когда ты спрашивала, — сгорбившись и насупившись, мальчик стал похож на большого воробышка, - было пять. - И добавил еле слышно, хотя и так, чтобы разборчиво, - но будет больше, а хотелось бы меньше.
- И зачем, позволь спросить, тебе нужно оставаться маленьким?- разговор продвигался по хорошо накатанной колее.
- Ну как же ты не понимаешь, мама Настя, - он поднял на неё глаза и сладко улыбнулся, но, увидев, как она чуть нахмурилась - одними глазами, да и то на секундочку - снова потускнел.
“ Обиделся, - подумала Анастасия. - А ведь я столько раз ему повторяла, чтоб не звал меня так. Из его уст это звучит так, как если бы я была ему чужая, незнакомая женщина, да и старит как-то. И говорит постоянно - назло, что ли. Конечно, я стараюсь не замечать этого, но он чувствует мою реакцию всегда.”
“ Огорчил мамочку, хоть и желал совсем наоборот. Ведь на свете нет ничего теплее, мягче, красивее, нежнее, чем “мама Настя”. Может она меня не любит, я ей не нужен?”-Постепенно на лице мальчика проступило выражение страха и боли.
- Мама Настя! Раньше я всегда был с тобой. А теперь очень часто ты бросаешь меня одного. Бросаешь! Я тебе мешаю, надоел! Ты меня разлюбила! - глаза Павлика увлажнились, ещё немного и запруду прорвёт, побегут ручейки горючих слёз. Слёз, вызванных “подлым” предательством, которое, впрочем, можно простить после первой же улыбки. Ну, и если обнимет, конечно.
Долго ждать не пришлось. Обняв сына, Анастасия стала его успокаивать.
- Да что с тобой, сынок? Кто такое наплёл, что за гадости! Как ты мне можешь надоесть, мешать, если всё, что есть дорогого, всё, что я никогда, слышишь, никогда не брошу - это самый любимый родной единственный Павлушка. - Она целовала его в лоб и щёчки, которые так же, как и уши, раскраснелись от переживаний. Он всё ещё всхлипывал, на всякий случай зажмурившись. Кто знает, вдруг мама будет ругаться за то, что он хотел плакать, а ведь плачут только девчонки. И жалкие трусишки.
Но ведь он как раз и боится. Боится остаться один. Что делать, если мама не вернётся? Сидеть и ждать, слушать и смотреть.
Нужно сидеть, чтобы шаги не мешали слушать звуки, многие очень страшные, от страха нельзя закрывать глаза, поэтому надо смотреть, озираться, оглядываться, прислушиваться и ждать скрипа двери, отворяемой рукой мамы.
- Тогда я пойду с тобой, - тяжело вздохнув, упрямо заявил мальчик.
- Хорошо, можешь меня проводить. Но только до автобусной остановки, - сдалась Анастасия. Ну что ты будешь делать, не начинать же всё сначала.
- Я быстро! - возликовав, вскричал Павлик и принялся натягивать свои любимые коричневые башмачки, заодно обдумывая, что нужно взять с собой в дорогу.
День обещал быть долгим.

Солнечный майский день не обязан быть очень светлым, тёплым, вселяющим уверенность в хорошей погоде на завтра и превосходном настроении на сегодня. Это обычный денёк: чуть ветерок, чуть облачка, чуть больше грязи, чуть меньше зелени. Уже несколько недель не было дождя - высохшая земля приобрела серый цвет и постепенно отторгала жалкие остатки травы.
Порыв душного воздуха подхватил горсть пыли и стал кружить воронкой, ленивыми движениями перекатывался клок обёрточной бумаги. Мусор уткнулся в перевёрнутый деревянный ящик и остановился. Здесь, за чертой города, редко можно встретить скамейку, разве только огородники вкопают несколько чурок, да прикроют доской. На этой же автобусной остановке садились и выходили в основном люди пенсионного возраста: поковыряются у себя на грядке, польют сорняки, вот и устали. И некому заняться благоустройством общественных остановок. А оставшиеся силы надо поберечь для борьбы за свободное место в транспорте. Тут уж не до заседании. Вот мальчишка какой и притащил сюда ящик из-под овощей.
Прислонившись к столбику с расписанием, стоял мужчина. Его можно было бы отнести к тому типу людей, о которых никогда не скажешь с уверенностью ни о его возрасте, ни об отношении к окружающим и окружающему. Эдакая молчаливая надменность, превосходство человека над недочеловекками. Медлительный, тусклый взгляд, обращённый в даль, хотя может он высматривает прибывающий автобус, чистое гладко выбритое лицо. Интеллигент. Но зато одежда давно не претерпевала уход и заботу - небрежность, если не хуже, вот девиз всего, что было надето на нём.
Из-за поворота появился старенький синий автобус. Он ехал не спеша, зная, что в скорости ничего хорошего нет. Мужчина долго и испытующе глядел на открывшиеся двери, но так и не сделал ни одного движения, чтобы подняться в салон. Ну, специально приглашать никто никого не собирается, и водитель, предварительно закрыв двери, отправился дальше по маршруту. Возможно, именно поэтому никто из пассажиров не видел довольно-таки странную реакцию человека. А он незатейливо ухмыльнулся, хотя эта улыбка больше походила на злой оскал.
Через несколько минут к остановке подрулил другой автобус. По всему его корпусу пролегли застывшие подтёки грязи и масляные пятна, сквозь которые с трудом угадывался изначальный фиолетовый цвет. На сей раз мужчина, не дожидаясь отъезда автобуса, переменился в лице, нахмурился, у глаз пролегли едва заметные, пока, складочки, зрачки сверкнули яростью. Он весь как бы осунулся, сгорбился.
Небо словно уловило некие сигналы, исходившие от человека, и отреагировало по-своему: набежавшие тучи скрыли солнце, свет померк, дело явно близилось к дождю.
Мужчина в автобус не сел, а, когда тот отъехал, он махнул рукой. Затем собрался было уйти, но споткнулся, уронив какую-то вещицу.

Странный автобус какого-то непонятного оттенка скрылся в клубах пыли, увозя в своём чреве маму. Мальчик присел на корточки и стал возиться со шнурками. Он сидел, пытаясь сплести в узелок непослушные верёвочки, и плакал. Плакал из-за того, что он так и не сумел научиться у мамы завязывать шнурки. И теперь вот разбилось его любимое стёклышко. Нежно-розового цвета, как облако рано-рано утром, ещё до восхода солнца.