Листья

В последнее время с тобой творится что-то неладное. Ты непохожа сама на себя… если, конечно, у тебя вообще есть какое-то стабильное, "свое" состояние. Ты самый настоящий хамелеон – так же легко, как он меняет свою окраску с зеленой на коричневую, ты меняешь свои настроения по десять раз на дню: то грустишь, впадая в самую настоящую меланхолию, то вдруг начинаешь лихорадочно и как-то истерически веселиться, то грубишь всем подряд, злишься и раздражаешься, то замыкаешься в себе и молчишь, молчишь, молчишь… Хамелеон. Хотя… какой, к черту,  хамелеон? Эта живность всего лишь подстраивается под условия окружающей среды, не меняя при этом своей сущности… ты же меняешься сама по себе. В независимости от внешних раздражителей.
Что с тобой творится? Ты никогда не отличалась уравновешенностью характера, но такого еще не было. Все было более-менее стабильно: веселье, пусть порой истерическое и беспочвенное, глупое, беспричинное, и спокойствие, в большинстве своем, как ты любишь говорить, "синее и минорное", грустное, ровное – сменяли друг друга с постоянством смены времен года, и этот процесс нарушался очень редко… почти никогда. Почти… раз уж говорить о временах года -  в вечную осень твоей души иногда все же вторгалась весна. Шальная, буйная, нахальная… с бесовскими синими глазами и непослушными каштановыми волосами… колоритная девушка, ничего не скажешь. Звалась она Влюбленностью – как же иначе. Не очень-то ты ее привечала и любила, честно говоря. Чего стоили одни руки, начинавшие ходить ходуном, когда ты волновалась… черта, унаследованная от родителя, у которого, правда, руки тряслись по другой причине. Одни эти дрожащие руки и путающиеся мысли, а значит, неспобность вести нормальную беседу, приводили тебя в бешенство. Ты изо всех сил старалась казаться спокойной… непринужденной… насмешливой… получалось ли, вот вопрос. Неумение скрывать свои эмоции – это уже не от родителя… у того на лице фиг что прочитаешь. Твое же лицо можно было читать, как открытую книгу – настолько явственно на нем отражались… радость… огорчение… разочарование… блаженство… возбуждение… счастье… обида… нет, вот последнюю ты старательно прятала. Настолько старательно, что распознать ее удавалось не всем и не всегда. Ты прятала ее, как сухой кленовый лист между страницами дневника.. только вот, в отличие от рано или поздно обнаруживавшейся кленовой лапы, найти твою обиду могла лишь ты сама. Обидчик мог сколько угодно сотрясать воздух, пытаясь вытянуть из тебя причину поджатости губ и отведения взгляда – все его попытки описывались одним, вернее, двумя словами: сизифов труд.
А Влюбленность… эта своенравная девица вила из тебя веревки. Заставляла твою душу и остатки мозгов выписывать такие кренделя, о которых в иной ситуации ты и помыслить не могла бы.  Махала у тебя перед носом нежным кружевом мечтаний – завлекала, манила, дразнила…  И конечно же, это срабатывало – ты всегда была мечтательной и не в меру эмоциональной… доверчивой и наивной… дурочкой, одним словом. Каждый раз с замиранием сердца думала: "А вдруг это Он? Тот самый, единственный? Вдруг это – Любовь?…" А Влюбленность, как и все женщины, не любила, когда ее называли чужим именем. И тебе от нее доставалось… не то чтобы беспощадно…  скорее в надежде, что после очередного удара носом об асфальт ты  наконец что-то поймешь… Тщетно. Ты упорно не хотела ничего видеть и понимать, а потому каждый раз наступала на одни и те же грабли. Говорят, на ошибках учатся… умные люди – на чужих, дураки – на своих. Для тебя потребовалось бы расширять пословицу, поскольку даже свои ошибки не шли тебе впрок.
Вечная осень души… может, все дело в ней? В том, что даже когда на улице светит солнце, все вокруг цветет и радуется – у тебя на душе осень… неяркий, бледный день… прохладный, чуть знобящий ветерок… серебристые нити паутины, зацепившиеся за ветку куста… и листья, листья, листья… рыжие, желтые, багряные, бурые… формой похожие на руки…  одни распластались на земле и вцепились друг в друга отчаянно, мертвой хваткой – не расцепишь… другие же кружатся в воздухе и безразлично, словно отдавая дань приличиям, касаются друг друга в плавном пируэте и разлетаются… расходятся… расстаются. Ты тоже похожа на лист. Кружишься, кружишься – то быстро и лихорадочно, то медленно и плавно… коснешься одного листа… другого… третьего… а зацепиться не получается ни за один. Они касаются тебя чинно, вежливо, иногда даже приязненно – но зацепиться не дают. Чем же ты им не угодила?… А на земле лежат другие листья. Отсюда, сверху, хорошо видно, как нежны и надежны их объятия… какое блаженство сквозит в каждом касании… как им хорошо друг с другом. Но видно также и то, что взлететь они больше не смогут… разве что вместе с горьким дымом костра. И ты поневоле задумываешься – может, опуститься туда, на землю?… Вместо того, чтобы парить здесь, натыкаясь на вежливое равнодушие?… Но тогда… тогда обратной дороги, увы, уже не будет. Стоит ли? Найдешь ли ты там то, что ищешь?… Того, кого ищешь? Может, это во-он тот лист – бурый, с красноватыми пятнышками? Или этот – багряный, с примесью зеленого? А как же небо… такое необъятное, манящее своей дымчатой синевой… а как же ветер… проказливый, озорной и властный… а как же… а как же… 
Вот так ты и мечешься перепуганным, вконец запутавшимся листочком между небом и землей…  Это и  называется выбором. И сделать его тебе придется самой… выдержишь ли? Устоишь ли под жгучим дыханием ветра? Не рассыпешься ли в труху под чьей-то ногой? Или предпочтешь забиться в расщелину между ветвями какого-нибудь дерева и тихо, незаметно там сгнить? Все может быть. Как ты решишь – так и будет. И нечего делать страдальческое лицо -  Влюбленность никогда не спрашивала у тебя позволения войти… а Любовь, видимо, отличается еще более нахальными привычками.