маргаритовое

Незаконченный роман

Город мой любимый, старый -
переулочки, дома,
мостовые, тротуары,
всюду гул и кутерьма.
Пахнет сдобой, пахнет кофе,
пахнет жизнью дорогой,
без каких на то условий,
жизнь течёт сама собой.
Те, кто раньше стали старше,
здесь бывали, но ушли,
и трамвай на Патриарших
бледным призраком вдали
не появится тут, круто
развернувшись на кольце.
Нет трамвайного маршрута.
И беды в его лице.
Я о чашку с капучино
грею руки и молчу,
беспредметно, беспричинно,
словно мну в руках свечу.
Время – талая водица,
время – счастье и беда ...
Время нам меняет лица,
а вот душу – никогда!
Старый город мой, любимый -
переулочки, дома...
Настоящий ты ли, мнимый,
жизнь, проходит, как обман...
И себя спросив, ответь мне,
отражение в стекле,
помнишь, как забавно ведьме
было мчаться на метле?
Между сном и явью, между
ложью, правдой выбирай,
если есть ещё надежда
на, пусть маленький, но – рай!
...и вздохнула еле слышно,
грея руки о фарфор:
чёрный кот и странный рыжий,
что ж... продолжим разговор!



Виолончель

Виолончель... – о, дьявольская месса –
как будто душу в откуп сдали бесу,
и вот теперь, мелодии в угоду,
она как птица рвётся на свободу,
не признавая собственную участь,
дрожа от страха и от боли мучась.
Стремительный побег, испуг, досада,
хождение по лабиринтам ада.
Саднит мозоль на пальце от накала,
но строгому смычку все мало, мало ...

Луна висит над городом так низко,
что слева виден скол у края диска,
не вспомнив траектории вчерашней,
она случайно стукнулась о башню,
и небольшой осколок лунной плоти,
теперь, светясь, лежит на повороте …
Оставьте при себе своё неверье.
Почти что полночь, темь, скамейка в сквере.
Виолончель, соната в темпе престо,
Садовая – ...чёрт знает что за место!



за московскими туманами...

Осенний сумеречный город,
дома и скверы мокнут под дождём,
я поднимаю, ёжась, ворот,
и пропадаю в сумраке твоём...
И вот уже, совсем другая,
учтиво отвечаю на поклон,
кому? Я и сама не знаю,
но всё никак не кончится мой сон.
Вставляю ключ в замок, за дверью
крутая лестница в подвал,
и я хотела б не поверить,
но кто-то плечи мне поцеловал …
И этот кто-то, может статься,
со мною выпьет красного вина,
чтоб больше нам не расставаться,
и вместе вдруг очнуться ото сна …

В дождём размытых очертаньях,
как маятники – в море, фонари
мерцают, ослепляя тайной,
и держат на мои шаги пари.
Какая странная дилемма:
покрыться паутинами морщин
и... Азазелло, банкой с кремом
мне не воспользоваться нет причин!..
Такая странная свобода!..
Как невесомость будоражит дух,
когда внизу – толпа народа,
а ты хохочешь дерзко вслух!
Мне с вами скучно-скучно-скуш-но!
Направо, -лево, столб фонарный… чё-ё-ёрт!..
но черенок идёт послушно,
когда поставишь сорго наперёд.

Дома, проросшие в туманах,
едва-едва сквозь пелену видны,
и свет, таинственный и странный
надменно излучает диск луны,
наводит сон, чтоб все уснули,
вползает в занавесочную щель,
копирует рисунок тюли
и краешком ложится на постель.
– Не бойся, мальчик мой, не надо,
мальчишки из рогаток стёкла бьют,
я с краю на кровать присяду
и песню тихую тебе спою.
Над озером склонялась ива,
спадали плети прядями волос,
она хотела быть счастливой,
да счастье ветер, видимо, унёс ...

А дальше... времени воронка,
и всё быстрей, быстрее круговерть!..
Зачатье, вспышка, плач ребёнка...
как будто в оправдание за смерть!..
И мозг нещадно перегружен,
а, впрочем, говорить зачем про то?..
Когда становится мне скушно,
я надеваю чёрное пальто,
иду венецианской лодкой,
зачерпывая воду, как кормой,
в кафе.
– Блины с икрой и водка!..
(Пускай враги подавятся слюной.)
...Я поднимаю, ёжась, ворот,
я исчезаю в сумраке твоём,
осенний сумеречный город
размытых акварелей под дождём...


маргаритовое

Белый город шафрановым солнцем разбужен,
на «с тобой» – «без тебя» день весенний распорот.
У мимозы на ветке – тринадцать жемчужин,
и на встречу к тебе в этот солнечный город
я спешу, я бегу, улыбаясь прохожим.
От Смоленской пешком пять минут по Садовой,
и, свернув в переулок знакомый, быть может,
перестанет мне снится всё снова и снова
за калиткой сиреневый куст у окошка.
Стук – в окно, и в прихожей оставленный зонтик.
Старый примус. И – чашка с серебряной ложкой.
И – фарфоровый слон на дубовом комоде.

Я сверну в переулок, и всё – повторится,
дежавю, я ходила дорогою этой!
И, усевшись уютно, читала страницы,
дождь стучался в окошко сиреневой веткой.
Дни мелькали, как птицы, летящие мимо,
к человеческим судьбам вполне безучастны,
но сердца, словно пазлы, срослись неделимо,
и звенело внутри колокольное счастье.
Ах, как мало, как мало для этого нужно,
чашка с чаем и мёдом янтарным на блюдце,
узелок на руке перетягивать туже,
и обнять, и понять, и наутро проснуться...

Старина – белый город, ветрами продутый,
с голубями на крышах кирпичных трапеций,
я поверю в тебя, как в воскресное чудо
с небесами, в которые не наглядеться!
Птица времени крылья пластает незримо
надо мной и тобой, и над городом кружит.
Я бегу, улыбаясь, к тебе, мой любимый,
и на счастье на ветке – тринадцать жемчужин!
...Чёрный кот, осторожно ступая по крыше,
глаз зелёный прищурил, смеётся как будто,
я смотрю на него, он становится рыжим... –
беглый кот на подмостках московского утра...




Маргарита Николаевна, в саду...

Последний наконец-то стаял лёд,
сад пахнет прошлогодней прелью.
Нет разницы, который час и год:
безвременье, мадам, в апреле...
Часы остановились, не идут,
ни шума с улиц, ни прохожих,
так тихо в Александровском саду,
как лишь в безвременье быть может...
Присядете на краешек скамьи,
задумавшись, припоминая:
сирень, окно, прихожая, камин...
подвальчик – два шага от рая.
Ну а потом, вздохнув, пойдёте Вы,
не отражаясь в тёмных лужах,
по улицам таинственной Москвы,
минуя дом с квартирой мужа...
И вот уже, над городом паря,
Вы растворитесь, вспыхнув ярко,
и, взмахом крыльев крыши серебря,
за вами сгинет ангел из-под арки.
В мгновенье, с мёртвой точки сдвинув новь,
помчится время стрелкой прыткой.
...А я от удивленья вздёрну бровь,
о, чудо – стайки маргариток,
где Вы сидели, у скамьи, и там,
куда коснуться можно взглядом,
цветут в отместку вечности и льдам,
у Александровского сада...


*весной Александровский сад усыпан маргаритками, проверьте!