Цена победы

Я ехал в поезде “Урал”,
спешил в столицу.
Сидел в купе и изучал
соседей лица.

Иван Андреич - фронтовик
в роскошной майке,
не остывая ни на миг,
вещал всем байки.

“У боевых друзей гостил,
внучат проведал,
так любят - просто нету сил -
героя-деда.

Да, вы, конечно, молодёжь,
не воевали,
А нам кричали: “Эй, даёшь!”
и мы давали.

У нас на фронте был приказ
по жел.дорогам:
отстал от поезда - сейчас
молись, брат, богу:

расстрел, иначе и нельзя, -
не будут с каждым
там разбираться: против, за, -
в сто дел бумажных.

Мы раз пошли за кипятком
с одним сержантом.
Он просит: “К девочке зайдем,
пройдёмся франтом”.

Зашли, пять слов. Туда-сюда.
Бегом обратно.
Эй, где ж вы, наши поезда?
Прощай, ребята!

Под утро - новый эшелон,
с Урала тоже.
А в нем - знакомый гарнизон, -
узнали всё же!

Своих догнали - красота!
Хоть волком выли,
но наши - дружба ещё та! -
не доложили.

Вот так и ехали на фронт,
тряслись в теплушках.
В составе каждом - до трехсот
и танки, пушки.

Я был под Курскою дугой -
водитель танка.
Вот агрегат был боевой,
а не жестянка!

Прошел сраженье, не сгорел,
хоть фрицы били.
Мы показали им гарем,
мы им вломили!

По перелескам, без дорог,
мы гадов гнали.
Не мы их звали Мессеров
в чужие дали!

Но вот и мы на их земле,
попались, гады!
Их города - в дыму, в золе,
у нас - награды.

У нас сейчас дороги дрянь,
а немец сроду
приукрашал свою Германь,
мостил дорогу.

По виадукам и мостам,
шоссе, тоннелям,
мы наступали по хвостам,
вгоняли в щели.

А молодая немка - стервь,
в кустах засела,
сейчас сточил могильный червь
паскуды тело.

Ну а тогда - тверда рука
с Фауст-патроном
и палец черного курка
еще не тронут,

И по дороге еще мчат
ребятки-парни,
у сердца - карточки девчат -
расчет ударный.

И до Победы пять деньков,
вдруг - взрыв. Нет звука.
Не пощадила пареньков
фашистка, сука.

Ее поймали в три прыжка.
Начальства нету.
Дерьмо, клистирная кишка!
Призвать к ответу!

За ногу - тросом - и к пеньку.
Другую - к танку.
Конец фашистскому мирку.
Трясись, поганка!

Танк тронул плавно. Ноги врозь.
И рвётся пузо.
В глазах не ужас. Только злость.
И боль - не трусость.

Вот так мерзавке, поделом!
Мы все смеялись”, -
Глаза участника теплом
лучились, рвались.

Я молча вышел в коридор,
где скорый поезд,
стуча, зализывал позор
и мыслей помесь.

1985