Принцип бильярда

- Знаешь, зачем мы живем? – спросила она, глядя неизвестно куда.
«Ну вот, сейчас начнется» – подумал я. Она, в общем, была совсем не болтливой девчонкой, но имела дурацкую привычку иногда вот так вдруг задавать всякие вопросы, причем точно зная, что я не отвечу. Да она и не хотела, чтобы я отвечал. Это было началом Большой Речи. А уж если она начинала говорить, то ее не остановишь.
- Я об этом как-то не думал. Если мне приходит в голову что-то такое… ну, философское, то я обычно беру банку пива и включаю телевизор.
- Так вот, представь себе, что жизнь – это огромный бильярдный стол, где каждый из нас – шар. Ты  толкаешь кием один шар, он ударяет другой, и тот другой попадает в лузу.
По правде говоря, я больше смотрел на ее губы, чем слушал то, что она говорила – уж очень мне хотелось ее поцеловать. Но раз она заговорила, придется ждать, пока не закончит, а то рассердится.
- Ясно. – Равнодушно сказал я. Она посмотрела мне в глаза, и рассмеялась:
- Ничего тебе не ясно… Вот смотри, может быть, я родилась только для того, чтобы однажды ты увидел меня, и влюбился, и однажды, во время какого-нибудь важного матча, тебе вдруг вспомнилось мое лицо, и от этого ты вдруг почувствовал какую-то  чудесную силу, и забил мяч, о котором будут говорить еще много лет спустя, или даже обучать этому удару в спортивных секциях… Так понятнее?
Она неважно училась в школе, но была умной девчонкой. Только очень любила всякие мудреные штуки. Мне до смерти хотелось ее поцеловать, и из-за ее болтовни я немного злился.
- То есть, ты хочешь сказать, что если бы не ты, я бы никогда этот мяч не забил?
Она улыбнулась:
- Ну, что-то в этом роде… На самом деле, я имела в виду, что, может быть, я родилась только затем, чтобы воспоминание обо мно помогла тебе забить этот самый замечательный мяч…
- Нда… Придется забить… Нельзя же, чтобы твои родители просто так старались… Зря, что ли, твоя мама мучилась?
- Глупый ты… Я ж не только о тебе говорю – а о людях вообще, понимаешь? О том, что если человек за всю свою жизнь не сделал никакого великого отрытия – то, значит, он был рожден для того, чтобы вдохновить кого-то другого… Она взглянула на маленькие наручные часики.  – Ладно, пошла я. Мама просила вернуться пораньше. У нас сегодня семейное тор-жест-во… скукотища!
Я провел ее до дома, и обратно шел, думая о бильярде, футболе и немножко о ней.
После этого мы виделись только однажды – когда я забежал к ней попрощаться. Родители, прихватив заодно и меня с сестрой, собирались к морю.
Она сидела на веранде, и что-то быстро строчила в тоненькую голубую тетрадку.
Она попросила привезти ей ракушек, я обещал, и бросив «Пока», умчался к машине.
Валяясь на пляже, я решил, что когда вернусь, буду много тренироваться, и стану великим футболистом. Не зря же, в самом деле, она родилась. Два дня перед отъездом я собирал ракушки, чувствуя себя идиотом.
Когда мы вернулись, ее уже не было.
Она заболела какой-то дрянью, и  сгорела за неделю. После себя она оставила небольшое наследство – около сотни стишков, пять рассказов и две повести – большая часть всего этого посвящена мне.
Сейчас они издаются на нескольких языках, вошли в учебники, и признаны критиками, как «один из лучших образцов литературы прошлого столетия».