Горе, горе в бесконечном вращении весен...

Горе, горе в бесконечном вращении весен
И молитвенных барабанов,
Там, где видится связанных идолов восемь,
Псы залижут открытую рану
                души.
 
И какое то горе большое иль малое диво,
Над горой в облаках затерялось звездою,
Белый ангел заблудится в зимних оливах,
Черный ангел раскроет шатер Громобоя
 
В синеве заблудившийся верить устану,
Поздней ночью огня сосчитаю частицы,
Время крутит колеса как лошадь слепая,
Ходит капищным колом боясь оступиться.
 
Наливай же свою сонно-пьяную брагу,
Что жалеть для друзей эту злую отраву,
Кто останется трезвым - ответит за дело,
То, которое он в своей жизни не делал.
 
И принятие сана,  - достойное действо,
Златотканых накидок, изодранных псами.
Как же  давит на нас вековое наследство -
Принимай, поднимай необтесанный камень.
 
Он в веках хоронился, таился замшелый
Как в могиле, как в скрыне, как в капищном склепе,
Чьей рукой на нем выбиты веры рецепты,
О, ты мой, загулявший, упившийся лекарь.
 
Наливали тебе одному беспрестанно,
Чтобы ты говорил в неудержанном бреде,
Мы хотели осмыслить сквозь эти туманы,
Кто нас видит, кто смотрит, за нами кто едет.
 
Но только идолов связанных чудилось восемь,
Только чудился бег заговоренных весен
И колеса бессонной души разогнавшей
В вечной схватке, на вечном привале Уставших.