Пропал ****ь обнимать

            Все обереги Всем!!!
            I can be cruel…


Прожженный голос мудрой ****и
Пророчил мне: «Рвать – не оставить.
Растает снег, иссохнет дождь, -
Не раз, не два, а бесконечно, -
И ты тогда к себе придешь,
Чтобы признать – одна навечно».
А я молчал и жег вином
Души беспомощные струны.
Смотрел, как меркнет за окном
И слезы льет узарень лунный.
Я видел все, все понимал,
И ничего опять не знал.
Рука большой и мудрой ****и
Будила пепел в волосах.
Я наливал себе отравы
И заливал чертовню в пах. –
И мысли близостью теплели,
Я горизонты усмирял,
Зрачки туманами светлели,
И я башку ей в грудь ронял.
Я не ревел и не молился –
Я смрадом вечность пожирал.
Вдыхал и чуял, как томился,
Тот, что заброшенным вонял.
И черт шептал раздолья звуки,
И все прекрасно было в ней.
«Не по любви. Давай по скуке!» -
Расслышал я шлепок плетей.
Но эта боль затмилась дымом,
В злой полутьме нашарил рот,
Язык волнил с безумной силой,
Стремились пальцы под живот.
Спадали осенью одежды,
Склизь затопляла города,
Упала фраза: «…очень нежный,
Лижи, медок, лижи. Сюда!»
Текли моря из мудрой ****и,
Я захлебнулся вкусом их;
Она у пропасти дрожала
И танцевала мой язык.
Во вспышках сладостных разрывов
Рык раздавался боевой.
Ее ладонь ярилась в "дальше"
И ублажала орган мой.
В подушках, ввысь глядящих львами,
Я пряди ломкие штормил,
И зарывался, высекая,
И пьяным морем берег бил.
Мерцали бешено ресницы,
Снимали шапки города.
Она стенала: «Милый, милый!»
А я хрипел: «Туда, туда!»
Вокруг нас таяли метели,
Скрывали ветры небеса.
И мальчик с девочкой летели
Из Ничего и в Никуда.
Вдруг распороли стрелы молний
Толпу набухших облаков.
И время ливням дало волю,
Алкал покоя смятый рот.
Звенело сердце в отдышаться,
С глаз растекалась пелена.
И Черт, с салатовым злорадством,
Мне прокричал: «Мертва Она!»


13.02.2000