Цветность

Цветность

Сиреневая сидела на скамейке и плела кружева мысли. Ах, отчего то подумалось, что она вмиг может обратиться в кошку. Так всегда… Так. И дождь был или не был вчера? Молчаливость, заспанность улиц, квадраты, вычерчиваемые солнцем на асфальтовых дорожках. Это всё было или не было?
А потом цвета мира расплывались и ползли по воздуху. Околопространство земельное, низко-поставленное, на трёх маленьких ножках держащееся, радовалось этакой цветности. Так иногда бывает, случается… Цветность… Поистине поклоняться Атону прекрасно. Солнечный видимый диск. Сплетение гортанных звуков в одну монолитную, живую песнь, дикие пляски вокруг и около, радованье упокоению… Успокоению?
Красная сидела на скамейке. Мудрая, упоительно гнущая стальные крючки о кружева. Мысли. Мысли роились, трещали, бились о её гневливые, но спокойные зрачки. Четыре глаза. Стеклянные,  наполненные до краёв истиной. И думалось ей… О жизни. О смерти?
И цветность, цветность повсюду. В мраморном небе пульсирует она, догоняет звездо-точки, просвечивающие сквозь толщу золотисто-пепельного покрывала, бьёт людишек по загривкам и смеётся. Да что там! Хохочет… Плюётся по ходу…, укутавшись безумными лучами Атона. Что с того вам?
Поставленное действо, хорошо поставленное действо на подмостках вселенской сцены радует глаз, волнует кровь, в пот бросает, взвизгивания гневливые и радостные достаёт из недр душевных. Эй, вы… Поставьте мне таковое действо. Я хочу умереть от наплыва чувств. Актёришки… Людишки… Пшли прочь!
Цветность…
Белая сидела на скамейки. Пела колыбельные и зло косилась на луну. Отчего то желтела, всхлипывала и бросаясь оземь, обращалась в курицу. Ну да, ту самую чёрную курицу… Что же тут удивительного? Вы правы. Совершенно ничего.
И цветность повсюду.
Злость. Какого цвета она? Цвета пули, прошедшей сквозь плоть и упавшей около ваших ног… Такого вот, больного, горячего, мудрого цвета, вобравшего в себя боль, гнев, страдание… Цвета мёртвого, несуществующего, окаянного.
Белая…, та, любительница превращений в чёрные куриные мощи, взвизгнула… Смотрит на своё удивительно отбеленное от скорбей и горестей мироздания одежды… Белые одежды… Ну да. Ровно такие, как у Дудинцева… И визжит.
Пятна ржавые, красные опоясали её вдоль и поперёк… Такого цвета злость. Пусть она знает. Пусть скорбит, орёт и корчится вместе со мной. И сдохнет вместе со мной здесь же… на подмостках досчатой, немытой и неприглаженной сцены.
А после цветность…
Ну да, это положительно прекрасно поклоняться Атону.