Позвоните, люди добрые!

ПОЗВОНИТЕ, ЛЮДИ ДОБРЫЕ!

Никакое незнание не освобождает
от всеобщей ответственности
по любому поводу.
Милицейский афоризм.

Порой не стоит и сомневаться что телефон – это одно из самых омерзительных изобретений рода человеческого – по своей абсолютной непредсказуемости. Коварный аппарат имеет постоянное обыкновение включаться, издавая душераздирающие трели, в самые что ни на есть неподходящие моменты. Вот, например, когда Вы в ванной – то рискуете на поспешном пути к телефону поскользнуться на мокром мыльном кафеле и сломать себе что-нибудь – скажем, руку или ногу. А всё из-за какого-нибудь идиота или идиотки, преследуемой навязчивой идеей позвонить Вам прямо сейчас.
1
Суббота: с утра и весь день.

В первый раз внезапная переливчатая трель извлекла Жору Ивашина аж из самой середины  и пика  процесса утренней медитации в тёплом маленьком клозете. Спешно натянув штаны и, наверное, нутром предчувствуя неладное, Жора аккуратно на цыпочках подошёл к пронзительно верещащему аппарату и двумя пальцами, словно бы имея дело с каким-то особенно гадким и ядовитым насекомым, приподнял трубку и осторожно поднёс её к уху.
- А ты всё гадишь по утрам, скотина! – проблеял с той стороны провода незнакомый гундосый тенор. – Расселся, понимаешь ли, как орёл на вершине Кавказа! Ладно, урод, бывай. До скорого! – и гундосый хам повесил трубку. Ивашин же в растерянности так и стоял с трубкой в руке – из неё еле слышно попискивал частый назойливый зуммер. – Глупая шутка? – Да скорей всего: - мало ли сколько сейчас дебилов развелось… Напьются с самого утра левой водки – и давай звонить кому ни попадя… Ну и #&й с ними! – Ивашин, выругавшись для снятия стресса ещё парочку раз, с размаху бросил трубку на рычаг, отключил на время телефон и отправился принимать душ.
В этот день его больше никто не тревожил, - а главным образом  потому, что дома он отсутствовал и трубку снять не мог даже при всём желании. А вот под вечер, когда Жора наконец-то вернулся из гостей в состоянии лёгкого подпития и с весьма весёлым и благодушным настроением, как раз-то всё и продолжилось. И едва он захлопнул за собой дверь, как зазвонил телефон. Вечером Ивашину должна была звякнуть Даша – так, - поболтать, может о встрече договориться… Этим и объяснялось что телефонный аппарат снова был включен.
Однако вместо Даши звонил некто весьма шепелявый: - Шшо, Ифашшин, водошшку пьёшш? Шофшем штыт потеряшш. Ф щеркало на шшебя хлянь, уротт!
- Слушай ты, козёл! – злобно прервал шипящий монолог Жора. – Если ещё раз ты или  подобные тебе дебилы сюда позвонят – вычислю, и вот эту самую трубку – теперь он держал её как ядовитую змею, под нижнюю челюсть – чтоб тварь не извернулась и не ужалила; - Эту вот трубку затолкаю тебе в пасть твою гнилую по самые гланды! Понял?!
- Угрожаешшь? – яростно прошипели из телефона – и шипение тотчас сменилось частым пронзительным зуммером. На этот раз Ивашин отключил аппарат до самого утра.

2
Воскресенье: утро, день.
Я с тобой  сделаю, что Содома
не делала с Гоморрой…
Лёва Задов.
(А. Толстой. «Хождение по мукам»)

Ночью пришло совершенно непривычное и буквально ошеломившее своей дикостью такого вроде бы тихого и неприметного обывателя как Ивашин, сновидение. Как будто телефонный аппарат его вдруг зажил некоей загадочной и чудовищной жизнью: радиотрубка обзавелась широченной зубастой пастью, огромными ушами-антеннами и соединилась с основным корпусом длинной чешуйчатой шеей. А сам по себе корпус был покрыт отныне прочными хитиновыми надкрыльями со светящимися точечками кнопок – как у божьей коровки. Только взамен шести тоненьких жучьих лапок по бокам шевелилось почему-то четыре мощных и мясистых плавника, из-за чего, а также сильно вытянутого, в мелкой чешуе, хвоста, всё порождение ивашинского кошмара напоминало миниатюрного насекомо-жуковатого плезиозаврика. Плезиозаврик колыхался в призрачных эфирных волнах, вытягивал шею в агрессивной стойке кобры – и шипел: «Угрожаешшь?».
Тут Жора проснулся и с удивлением обнаружил, что сжимает в ладони откуда-то взявшуюся радиотрубку. А оттуда – ехидный голос:
- Ч-что, н-не  спи-т-т-ся? – на этот раз, по-видимому, его побеспокоил заика; - К-кош-шмары м-муч-чают? А н-не надо б-было… - Ивашин, так и не дослушав заику до конца, не вставая с кровати, с силой запустил трубкой куда-то в полумрак дальнего угла комнаты. Трубка с мягким стуком ударилась там обо что-то и затихла надолго – по крайней мере до утра.
 А поутру должны были позвонить насчёт работы и Жора, несмотря на всё более возрастающее раздражение к своему бесноватому комнатному мутанту, так его и не выключил. А вот интересно – ночью-то почему он вдруг заработал? Лунатизм, однако…
Трубка нашлась сразу: она ударилась о настенный ковёр и особо не пострадала. Водрузив её на положенное место, Ивашин занялся своими домашними делами, попутно ожидая так необходимого ему сейчас звонка от Лёвы. Тот обещал  выгодно пристроить Жору на новом  химическом производстве, только что открывшемся в городе. Десять «штук» в месяц – довольно таки неплохо для Барайска.
Конечно, пару раз раздавались внезапные надсадные трели, но Ивашин – у него каким-то образом стала срабатывать внезапно проснувшаяся интуиция – знал, что звонят ЭТИ и аккуратно сбрасывал звонки, даже и не слушая их. Определителя номера у Жоры в аппарате не было. Однако, интуиция человеческая, надо заметить, имеет наряду со своими многочисленными достоинствами, также и одно пакостное свойство: срабатывать, увы, не всегда. А особенно – в те моменты, когда она так необходима.
Ещё один назойливый звонок Ивашин тоже сбил не слушая – позже оказалось, что это звонил как раз упорно ожидаемый Лёва, а вот на следующем – именно на него, почему-то приняв за Лёву, наконец-то соизволил ответить. Снял трубку и, крепко обхватив её длинными тонкими пальцами -  как  черепаху за панцирь, прислушался…
- Нехорошо по ночам, слышь ты, урод, кидаться трубками в стены, пусть у тебя там и ковры висят! -–хрипло пролаял Ивашину в ухо очередной наглый голос. Сейчас Жора откуда-то знал, что на этот раз ему звонит хромой. Неизвестно, как проникло в его раздражённые мозги это знание, но он всеми своими миллиардами нейронов ощутил вдруг, что на том конце телефонного кабеля -именно хромой, - а не лысый, к примеру, или горбатый.
- Ты,  слышь, урод, типа звонка ждёшь? Гы? Смотри, - дождёшься! – прохрипел хромой, напоследок одарив Ивашина серией писклявых пронзительных гудков.
- Вот свиньи! – прокомментировал с унынием Жора. Ситуация уже явно омерзопакостилась до предела - и всё больше и больше приобретала черты воплотившегося в реальность гнусного кошмара прошлой ночи.
- Ну предположим, – рассуждал про себя Ивашин – есть некая шайка телефонных хулиганов, что, вконец обнаглев, решила довести до белого каления произвольно выбранного тихого и законопослушного гражданина. Но про ковёр-то они, эти телефонные парни, знают откуда? И каким образом ночью у меня, - а лунатизмом никогда не страдал – оказалась трубка в руке, если вчера вечером я тщательно отключил аппарат и от связи и от питания?
*     *     *
- Короче, лысая ты морда! – ответил Жора в аппарат на очередную переливчатую трель, даже не расслышав встречной реплики. - Сейчас я звоню на АТС и узнаю твой, лысая морда, поганый номер и адрес. А затем наношу тебе, лысая морда, неофициальный дружеский визит и вставляю твою поганую трубку прямо тебе в…
Лысый с той стороны не захотел слушать в какое именно отверстие его организма будет произведено подобное насилие – и немедленно прервал звонок. А Ивашин сделал вот что: не размыкая связи со своего  телефона, тотчас же направился к соседке и позвонил оттуда на телефонную станцию: - Извините, пожалуйста, но меня тут хулиганы ну просто замучили. Не только днём, даже по ночам звонят и хамят! Вот и сейчас, буквально только что…
 Ивашина прервал самоуверенный и наглый женский голос: - А вы, молодой человек, сами бы поменьше по телефону грубили!!! – Вам люди добрые по делу звонят, на путь истинный наставить хотят, а вы, как последняя скотина, трубками в стену кидаетесь! Хорошо, хоть там у вас ковёр…
Кое-как поблагодарив соседку, Жора как разбушевавшийся тайфун ворвался в свою квартиру и со злорадным наслаждением, с оттягом, влепил пресловутой радиотрубкой прямо в голый, бетонный, в отвратительных грязно-жёлтых потёках, угол ванной комнаты. А после залил бренную кучку разноцветных проводочков и деталек водой из крана – при этом в ней что-то тоскливо и протяжно зашипело, затем собрал её в горсти, и вместе с обломками чёрного пластикового корпуса, потоптав их ещё и ногами для верности, вышвырнул в помойное ведро.
 
3
Воскресенье: ночь.
…Её положат на твой кровавый труп.
Лёва Задов.

В аппаратах, оснащённых радиотрубками, есть ещё и базовый блок со встроенными динамиком и микрофоном. Это позволяет разговаривать с кем-либо, не занимая рук, и при этом, например, чистить картошку. Чем и занимался Ивашин, когда этот самый базовый блок внезапно пронзительно заверещал. Интуиция снова отказала Жоре, ибо, нажав кнопку  «связь», вместо долгожданных  Лёвы или Даши он услышал знакомого по ночному кошмару заику: - Т-ты к-как ка-картошку ч-чистишь, у-урод? Т-тебя в а-армии ч-чему уч-учили? – в общем, и так далее… Ивашин с ледяным спокойствием отключил блок питания, вынул штепсель связи, аккуратно обмотал провода вокруг телефонного аппарата, сложил всё это в коробку и убрал в шкаф со всяким барахлом на самую дальнюю и захламленную полку.
А вечером поужинал и со спокойной душой улёгся на диван перед телевизором. Как же здорово, оказывается, без этого, чёрт его дери, телефона! Ни одна сволочь не беспокоит…
Спустя  этак пару минут его снова побеспокоил настойчивый звонок – на этот раз в дверь. То явилась Клава, соседка бальзаковского возраста, в засаленном халате, бигудях и с какой-то дурно пахнущей тряпкой в руке.
- Ивашин, что это у тебя с телефоном стряслось? Друг твой, Лёва что ли, весь день, говорит, дозвониться не может! - Пошли, тебя зовут! – взмахнув на прощание грязной тряпкой, Клава направилась к своей двери.
Да, это действительно был Лёва:
- Слышь, Жора, я тут связался сегодня  с Виктором Ивановичем – а тебя-то где черти носили? – Ну ладно, не спрашиваю – твоё дело… - Ты сейчас свободен? – Ну как  сказать срочно – просто есть шанс, что завтра ты уже выходишь в первую смену. – Сейчас сколько? – Да? – Нормально, не поздно. – Короче, да, возле аптеки, в половину одиннадцатого. – Да, там и договоримся – это не телефонный разговор.
После чего Лёва разъединился, а Ивашин, сказав «спасибо большое» соседке Клаве, радостный – ну наконец-то за последние дни произошло хоть что-то положительное – отправился к себе, чтоб одеться: на улице-то – не май месяц.

*     *     *
Они ждали его у дверей соседнего подъезда – как раз в том сумраке, что простирался во все стороны от выбитого какой-то шпаной фонаря. Все пятеро – те самые телефонные парни, или люди добрые – по меткому выражению хамки с АТС:
Гундосый, во всех приметах которого просматривалось будто бы нечто насекомоподобное. Даже в белёсых навыкате глазах за толстыми линзами очков иногда мерещилась как бы мелкая фасеточная вязь – как у стрекозы, что ли – или, скажем, у её личинки.
Шепелявый – с тощими, словно без суставов, конечностями и вертлявой змеиной шеей.
Заика – у того в облике особенно выделялся огромный лягушачий рот и панковский – во всю радугу, разноцветный гребень.
Хромой был толстый, закутанный серым в крупную коричневую клетку плащом, с мелкими чертами лица и иногда неуклюже, как черепаха, переваливался с ноги на ногу.
Но самой зловещей и жуткой до омерзительности фигурой был Лысый. Он тоже переминался с ноги на ногу, но не так тяжко и валко, как Хромой, а по особенному, как бы по-птичьи приплясывая, иногда кивая при этом большой лысой головой на тонкой шее. Кажется, он даже производил сдавленный хищный клёкот.
Гриф-падальщик – так мысленно определил его классификацию в этом наборе уродов Ивашин. Тем временем Гундосый, Заика и Шепелявый зашли ему с боков и спины. Круг, - а точнее сказать, дьявольская перевёрнутая пентаграмма, замкнулась. И Жора оказался прямо в её эпицентре.
- Ну что, урод, встретились? – клекочущим и каркающим голосом произнёс Лысый. Он  стоял, приплясывая, к Ивашину лицом и, по-видимому, был у шайки за главного.
- Гадишь по утрам – прогундосил тенором Полужук-Стрекоза
- Водошшку ххлещщешш – шипел ехидно Змей
- К-картош-шку ч-чистить н-не умеешь! – Заика-Хамелеон продемонстрировал на удивление длинный язык
- Трубки телефонные ломаешь… - а это уже хромая Черепаха
- Ну и что с тобой, уродом, делать? – подвёл итоги Гриф.
- А может быть, ну как-нибудь, это – разойдёмся каждый по своему? – неожиданно для себя смело ответил Ивашин. Удивительно, но почему-то весь ужас его куда-то неожиданно исчез.
- Нет, урод, не разойдёмся. – проклекотал Гриф так зловеще и тихо, что к  Жоре снова вернулся животный страх и навалился с утроенной силой, сковав незримо движения и полностью парализовав волю.
- Думаешь, это паранойя, глюки? – продолжал тем временем Лысый всё так же тихо. – Про тебя, урода, нам всё давно известно… С тех пор, как ты купил вот ЭТО. – Хромой поднял лапу, - нет, руку – со сросшимися до средних фаланг всеми пятью пальцами. В руке его антрацитово-чёрным отсвечивала новенькая – словно только что из магазина – радиотрубка. И в этот самый момент из неё донеслась до коликов желудочных знакомая переливчатая трель
- Держи, урод! – Черепаха-Хромой протянул Ивашину трубку. – Кажись, тебе звонят. Тот механически взял её: - Спасибо…  -Да? – поднёс её к уху и тут словно бы чёрная молния выскочила из телефона, взорвавшись прямо в его воспалённом и парализованном страхом мозгу. А глаза его, наверное увидели нечто настолько чудовищное, что расширились до самого предела, чуть не выскочив из орбит.
После чего для Жоры всё вокруг покрыл абсолютный и непроницаемый мрак. И наконец-то стало спокойно и тихо.
P. S

А на самом-то деле Георгий Ивашин, как это позже выяснилось, помер в страшной агонии от инсульта в своей квартире и прямо на своём диване, и даже, оказывается, никуда и не ходил.
Но  трубка-то в его руке была целая и блестела прямо как новенькая!

13 – 29. 05. 2001.
   о