ЛИФТ

ЛИФТ.
-- Поехали!
Юрий Гагарин.

Витёк Малышев возвращался домой с субботней дискотеки. К его большому сожалению, подругу на оставшийся вечер сегодня найти не удалось – несмотря на все старания. И вообще весь день сложился неудачно: аппаратуру у ди-джеев постоянно замыкало и клинило, девок красивых было мало, а ту, что он пригласил на «медляк», лучше и вовсе не вспоминать… Постоянно хихикающая дремучая дура.
А в остальном пляски сегодня были зашибись. Даже совсем неплохие – мысленно успокаивал себя Витёк, заходя в родной подъезд. Не спеша закурил, затянулся – и не спеша надавил кнопку вызова лифта. Тишина, никакой реакции. Лишь где-то наверху дважды лязгнули двери, затем послышался звук движущийся лифтовой кабины – и снова двукратный дверной лязг.
– Что они там, сволочи, в салки на нём что ли играют? Разъездились, твари! – возмутился Витёк и с внезапно закипевшей злобой ударил окованным железом ботинком. Ударил прямо в сомкнутые хлипкие коричневые двери. Лифт не реагировал: наверху кто-то продолжал кататься на нём и без конца лязгать его дверьми. Малышев ударил ботинком ещё, на этот раз сопровождая действие крепким отборным матюком.
По-видимому, заклинание сработало, так как лифт тут же подъехал и приглашающе открыл двери. Витек зашел в него, покосился на свежую пахучую лужицу справа, снова закурил и надавил нужную кнопку – ту, что под номером тринадцать.
Поехали – вверх, сквозь этажи, набирая постепенно скорость. А в голове до сих пор играет музыка. Она своим настойчивым ритмом как будто хватает, настраивает на нужный лад и уносит куда-то далеко, в бескрайний космос.
– Что-то долго он едет, - подумал Витек, нащупывая в кармане свежекупленную банку «пепси-колы», - вроде бы пора уже быть и родному тринадцатому этажу, известному досконально, вплоть до раздавленных тараканов на стенах и всенародно знакомого трехбуквия, коряво намалеванного синей краской. Там еще были обгорелые спички на закопченном потолке, и почти стершиеся следы плевков. А лифт все едет и едет. Витек начал понемногу беспокоиться – то ли это такие глюки, то ли лифт, судя по времени, проезжает сейчас не тринадцатый и не двадцатый, а, по крайней мере, тридцать пятый этаж. Хотя доподлинно известно, что в малышевском доме всего четырнадцать этажей и это одна из самых высоких многоэтажек в городе, а всего их девять таких.
Конечно, в подобной ситуации нужно непременно нажать кнопку «СТОП» на панели управления лифта, а затем – «ВЫЗОВ», и подробно расспросить через переговорное устройство лифтера о неожиданно усилившейся в здании многоэтажности. Естественно, добавив и от себя несколько этажей для полного комплекта. Но Витек знал твердо – обе этих кнопки он самолично выколупал по пьяни с помощью перочинного ножика, когда пару месяцев назад вот так же возвращался с дискотеки. А лифт все поднимается…
Малышев приблизил лицо к щелочке между дверями и заглянул в нее – там размеренно мелькали: лестница с перилами, лампочка, зеленые стены, потолок, лестница с перилами, лампочка, зеленые стены, потолок… Витек следил за этим монотонным чередованием до тех пор, пока зеленые стены и лампочка не промелькнули еще раз двадцать пять.
Дело принимало вовсе нешуточный оборот. Конечно, он понимал, что такого даже в принципе не могло быть, а тем более случиться персонально с ним. Так вот нате, блин, случилось же. Вернее, только начинается. Витек нервно закурил, и тут как-то всем своим нутром и интуицией вдруг понял – главная пакость сегодняшнего вечера еще впереди. Где? Наверное, там, куда поднимается этот fucking лифт. Как и все – почти все представители его по-коления, Малышев частенько вставлял в свой лексикон всяческие американские словечки, а так же грязные ругательства.
А лифт все едет. Витек снова заглянул в узенькую щель между дверцами: лампочка, зеленые стены, потолок, лестница. Снова лампочка и так далее. Все без изменений. Сколько там он уже едет? Полчаса? Витек снова затянулся «Bond»’ом. Своим любимым сортом сигарет. Осталось меньше, чем полпачки. В кабине стало ощутимо холодней, что, впрочем, и неудивительно. Интересно, какой сейчас уже этаж? Двухсотый или трехсотый? А еще Витек заметил, что музыка, настойчиво игравшая в его голове, потихонечку сошла на нет, плавно и незаметно сменившись звоном в ушах.
Он снова нащупал банку «пепси-колы», достал, повертел в руках. Открыть, что ли? Ладно, потом, дома, - мрачно подумал Витек и затушил сигарету о стенку лифта. Он еще не до конца потерял надежду. А лифт тем временем продолжал монотонно и размеренно скользить вверх.
– Fucking shit! - смачно по-иностранному высказался Малышев, и со всей дури вдарил кованым башмаком по дверям. Потом еще раз и еще. Лифт не реагировал. Он продолжал подниматься сквозь этажи, неуклонно стремясь к только ему ведомому загадочному финалу.
– Вот б…ь! - теперь уже по-русски выразился Витек, и сел прямо на грязный пол кабины, испачкав новые брюки. Звон в ушах сменился ощущением их заложенности, а вокруг становилось все прохладней и прохладней. Снова посмотрел в щелочку – все та же унылая последовательность: лестница, лампочка, потолок и снова лестница, - Может быть все-таки еще возможно как-нибудь остановить этот гребаный лифт? Взгляд автоматически переместился на алюминиевую панель управления. Тщетно. Под полустершимися надписями «ВЫЗОВ» и «СТОП» зияли два прямоугольных окошечка густой черноты, слегка разбавленной табачным пеплом. Как будто целый выводок раздолбаев – таких же, как и он сам, ежедневно, с нездоро-вым садистским удовольствием, тушили свои бычки об закопченные развороченные дупла в алюминиевой пластине на месте былых кнопок.
Витек снова закурил. Сколько уже времени прошло с тех пор, как он сюда вошел? Минут, наверное, сорок, если не больше… Уши заложило полностью. Если бы не звуки размеренно работающего с противным скрипом механизма – можно было бы четко расслышать, как кровь ритмично ударяет в виски соответственно каждому биению сердца. Теперь он заметил, что затягиваться и дышать за последнее время стал чаще: воздуха явно не хватало. Паль-цы рук, державшие сигарету, немели. Да и под легкую осеннюю куртку, казалось, уже свободно заползал и вольготно располагался там неземной космический холод… Космический?! Витек вздрогнул – не таких зданий на всем земном шаре, даже в обожаемой Америке, чтобы… Загля-нул в щелочку.: потолок, лестница, стены, лампочка. Только стены теперь были уже не мутно-зеленого болотного казенного цвета, а вроде бы покрыты инеем. Да и лампочки, казалось, светили ярче. Это просто потому, что полы на каждом этаже были покрыты толстым полуметровым слоем льда, а сверху как сахарной пудрой припорошены легким снежком. Снег искрился в лучах электрического света, и периодически мелькающие за дверной щелью пейзажи были по-новогоднему радостны и торжественны.
Вдруг на одном из проползающих мимо этажей мелькнуло несколько человеческих фигур. Насколько Малышев успел их рассмотреть – в просторных ярко-оранжевых меховых куртках, с альпенштоками и вроде бы с какими-то баллонами за плечами. Они неспешно брели тоже куда-то вверх по снежному лестничному безмолвию в электрическом желтом свете, сшибая ледорубами многочисленные грязно-белые сталактиты.
– Спелеологи, - подумал Витек, и с новой силой начал биться ногами в дверь, - Люди! Люди! Помогите! - Поздно. Проехали. Пока стучался и орал, лифт успел намотать еще этажей так пятнадцать. От недостатка кислорода Малышев быстро выдохся и перевел дыхание. Нестерпимо захотелось пить. Хорошо хоть, воду с собой захватил. Достал из кармана злополучную «пепси-колу» и попробовал открыть. Тут ждал новый сюрприз. Вместо ожидаемого хлопка бурая жидкость мощной газированной струей плеснула в лицо и залила глаза и ноздри. Витек чуть не захлебнулся и отставил банку в сторону, на пол кабины. Из овального отверстия сверху синей жестяной банки поползла густая бело-коричневая пена. За это долгое время жестянка вместе со всем своим содержимым успела нагреться в кармане куртки почти до температуры человеческого тела и теперь кипела прямо на открытом воздухе.
Вода кипела, а Витек задыхался и замерзал. Стараясь не сбить дыхание, он попробовал подпрыгнуть несколько раз, и с силой ударить ногами в пол – говорят, что это иногда помогает остановить лифт. На самом-то деле, это скорее помогает в нем застрять, но сейчас это сущест-венное различие было не столь уж и важно. Главное – застопорить этот монотонно скрипящий механизм, уносящий Малышева. И не с корабля на бал, как говорили поэты-классики, а с порога родного дома – и прямо в заоблачную стратосферную высь.
Воздуха не хватало катастрофически. Мороз. Пальцы рук и ног уже не ощущаются. По крайней мере, ими больше не пошевелить. «Пепси-кола» в банке постепенно успокоилась, перестала кипеть и замерзла. Сначала ледяной корочкой покрылась грязно-бурая лужа на полу, а затем и жидкость в самой жестянке. А потом и вся сине-красная банка как-то внезапно подернулась инеем. Но Витек этого не заметил, поскольку вот уже пять минут хрипел в предсмертной агонии. Все тело, а в особенности уши и глазные яблоки, пронзала бешеная боль. Это разреженной атмосферное давление снаружи организма настойчиво спорило с давлением кровяным. И второе, естественно, победило. Из ушей и носа хлынула кровь – первыми не выдержали самые тонкие сосуды в теле. А с каждым вдохом легкие теперь как будто набивались иголками или маленькими копошащимися ежиками. Угасающее сознание еще некоторое время цеплялось за остывающее и вздрагивающее тело, а затем, этажей так через тридцать-сорок, распрощалось с ним раз и навсегда.
И отправилось оно в какую-то неведомую тинэйджерскую Вальгаллу – туда, где встретят его прекрасные валькирии в светящихся импортных одеждах, где рекой льется «пепси» и «кока-кола», а «сникерсы» буквально валяются под ногами. Там длинноногие крашеные перекисью грудастые девки отплясывают на бесконечной дискотеке, и чарующие ритмичные звуки в сочетании с лазерной цветомузыкой уносят душу в межзвездные галактические дали. И вечно длится party на танцполе… Уау!

Эпилог.

Семен Иванович Горшков, пенсионер, целых пять минут, тихо ворча и бубня себе под нос, настойчиво вызывал лифт. И вот он едет вверх, к нему на четырнадцатый этаж, а кабина его сотрясается от мощных ударов кованых ботинок, сопровождаемых отборными матюками на рус-ском и английском.
– Опять этот гаденыш снизу, Витька, щенок, спьяну буянит. Управы на него нет! Вот пойду к участковому, все ему… - и тут двери лифта открылись. Семен Иванович заглянул внутрь и тут же схватился за область сердца под драповым вытертом пальто. Из кабины дохнуло неземным космическим холодом вперемешку с густым табачным дымом, а на полу ее, в замерзших лужах крови и еще какой-то бурой дряни, лежал окоченевший труп Витьки Малышева. На мертвом посиневшем лице застыл, отпечатавшись намертво, жуткий оскал агонии. Все тело неестественно скрючено, вывернуто судорогой и присыпано тонким слоем инея. Но больше всего поражали глаза: глазные яблоки почти полностью вылезли из орбит, покрылись мутной поволокой, но до сих пор продолжали пытливо и настойчиво смотреть в некую абстрактную точку мирового пространства. Туда, куда приехал лифт.

13-15 декабря 1999 г.