to my nameless love

В тихой стране безымянной (стране по имени «безменя»),
ты засыпаешь, устало - лицом в подушку, душой – в последний
день моей верности чуду… а я стараюсь не изменять
памяти губ о ресницах твоих… Невозможностью исцеленья
от бесполезной тоски разливается лунное семя в нас -
в час ожидания неосторожного «здравствуй» на грани утра…
только ведь ты не приснишься… луна – не более, чем луна…
менее, чем через час, на моей планете наступит мутный
мертвый рассвет. Остываю… болею смыслом последних слов,
сказанных сквозь запыленные серые стекла вагонных окон…
Холодно под одеялами… я растеряла свое тепло
в тихой стране безымянной, что истекала бессонным соком
в ласковый сумрак - и гладила линии судеб по шерсти грёз
о безупречном звучании нот и пауз для новых текстов,
о позолоте разлуки, о платине грусти (завидуй, Крёз)
о безболезненном «после». Но «после» не было. Было «вместо».

Что я усвоила?
А) не бывают святыми пустые места…
Б) одинокой намного честнее казаться, чем быть (о, люди!)
В) я люблю тебя…

Стань во мне тем, чем захочешь, но только стань…
Не засыпай, не услышав в ласковом сумраке  - «я люблю тебя»…