Поэма о герое послезавтрашнего дня homo, quo vadis

       Dicit ei Petrus: Domine, quo vadis?
       Respondit Jesus: Quo ego vado, non potes
       me mode sequi; sequeris, autem postea.*
       Иоан. 13,36


Город спал тихим сумрачным сном,
Освещаемый глупыми звёздами;
Свет луны заползал в каждый дом,
Где лежали тела полумёрзлые.

А на крышах хозяйничал ветер,
Выплетая венки из антенн;
Здесь был день, и закончился вечер:
Он уснул в тени каменных стен.

И вступила на землю царица
Всех теней и последних шагов.
Лишь кому-то, быть может, не спится:
Кто-то ждёт своих старых врагов.
 
Но остался на улице этот
Предпоследний живой человек;
Он искал в темноте лучик света,
Он бежал, и был быстр его бег.

Пред глазами мелькали витрины
Из осколков дневного тепла;
За витринами есть магазины,
Где творятся земные дела:

“…Каждый может найти здесь для сердца
Безделушку, не нужную глазу;
Здесь щепотку купить можно перца
И в рассрочку, но лучше взять сразу.

Только странно: никто не заметил,
Что здесь нет даже доброго слова …
Где найти в этом денежном свете
То, что будет действительно ново;

Что подаришь другому с душою,
Отдавая частичку любви,
Что всегда будет вместе с тобою,
Что укроет тебя до зари? ” –

Эти глупые, вредные мысли
Будоражили сердце героя,
Но потом своевременно вышли
И оставили тело в покое.

Так порой поразмыслить приятно
Обо всём, что другие не видят,
Что им всем до конца не понятно,
Что они всей душой ненавидят.

В общем в этом и было занятье
Человека, бегущего ночью:
Ухватив свою мысль за запястье,
Её миру представить воочью.

Очень многие косо смотрели,
А другие смеялись украдкой,
Третьим сказки его надоели,
Остальные… любили загадки.

Ну, а странных вопросов хватало:
«Кто я был? Есть ли я? Кем же стану?
Что на свете ещё не бывало?
Как лечить нам душевные раны?..»

Обращался он к людям и к Небу,
Иногда говорил сам с собой,
Залезал в философские дебри,
Но всегда возвращался домой,

В мир, наполненный тихой печалью,
В уголочек, одаренный светом,
Где его одиноко встречали
Снег зимы и цветение лета,

Где заботливой, нежной рукой
Осень стлала постель безмятежную;
Где весна заменяла порой
Своей радостью зимушку снежную.

Он садился за письменный стол
И была его пища простой,
Он смотрел в потолок или в пол
И шептал про себя: «Миг постой…»

Но летели мгновенья вперёд,
Оставляя лишь жалкие тени
Непонятных ответов, забот,
Иногда вспышки тягостной лени.

Не сиделось тогда человеку,
И не шёл к нему радостный сон.
Он бежал, отдаваясь весь бегу,
И лишь верил, что ночь – это он.

И когда просыпалась заря,
Обжигая полуденным зноем,
Говорил он себе: «Всё! Пора
Начинать новый день новым боем.»

Но дрожала немного рука,
Покрывали ладонь капли пота.
Девять лет так прошли, как века;
Что достигнуто? Может хоть что-то?..

Вспоминая тот знаковый час,
Когда мир изменил цвет на серый,
Когда плакало небо без глаз,
А он стал человеком без веры,

Наш герой как всегда улыбался,
Прикрываясь улыбкой-щитом;
Но в душе всё равно оставался
Старый шрам от удара кнутом.

Сердце алое плакало кровью,
А в душе стыл обиды пожар:
Он прощался с последней любовью,
Отдавая Богам светлый дар.

И не знал, как судьба его сложиться,
Что он встретит на долгом пути;
Только чувствуя что-то, он съёжился,
Приготовившись ад свой пройти.

Напоследок злой рок вспоминая,
Он достал потемневший дневник,
И себе что-то в ус напевая,
Раскрывать стал душевный тайник:

«Я не помню, как всё вдруг случилось,
Как мы встретились, как разошлись,
И в меня ли Она не влюбилась,
И ко мне ли тропинки вели.

Я не помню последнего слова,
Даже взгляда не помню Её,
И влюблялся ли после я снова,
И случалось ли видеть Её…

Вспоминаю один странный вечер,
Да и день был как будто немой,
Я же знал, что Её точно встречу,
Что нарушится грустный покой.

Я прошёл коридорами тёмными,
Постучал и вошёл тихо в дверь.
Все казались тогда мне нескромными,
Но я слышал в ушах голос: «Верь!»

Я стоял и не мог говорить,
И бежала горячая кровь.
- Что же делать и как же мне быть?..
Я входил под Её чистый кров…

О, удача: одна!.. Мы одни…
Закружился вокруг хоровод,
И забылись все чёрные дни.
О, судьба! Ведь я с нею… и вот

Начался разговор ни о чём.
Я смотрел на Неё и тонул
В Её синих глазах, а потом
На любимых коленях уснул…

Было утро, был день и был вечер,
Не такой, как тогда, как вчера;
Были слёзы и речи, и встречи,
И прошла моей жизни заря…»

Так писал он рукою нетвёрдою
И всё пел про себя песню счастья,
И смотрел в мир улыбкою гордою:
Не желал он ни денег, ни власти.

И с тех пор удивляться он стал
И поступкам людским и желаньям,
И мечтаний их не понимал,
Да и не тяготел пониманьем.

Мысли их сплошь глупы и порочны,
Их глаза тянут руки к наживе,
Все их ценности очень не прочны.
Удивительно, что они живы!

Наш герой без своей героини
Лишь тащился по жизни с упрёком?
Коркой стынет в глазах его иней
Или слёзы текут бледным соком?

Кто он был, может, есть или будет?
Что же в зеркале видит он утром?
Что он вспомнит, кого позабудет?
Он читает псалмы или сутры?

Впрочем глупо к нему обращаться
Даже с самым невинным вопросом;
Он не мог ни прощать, ни сдаваться,
И ходил с вниз опущенным носом.

А ходил не для цели какой-то –
От безделья и тягостной скуки.
И начав даже странный свой бой тот,
Он испытывал вечные муки.

Иногда он являлся в кино,
И в театрах бывал вечерами,
Посещал и додзё в кимоно,
Вёл беседы с собой и с друзьями.

По утрам он гулял по проспекту,
Вечерами сидел грустный в баре;
Перечитывал лекций конспекты,
Ожидая грядущую старость.

Молодым он себя не считал,
Может, телом и то лишь отчасти.
Всё, что было, он вмиг забывал
И мечтал о несбыточном счастье.

Жил один у какой-то бабули
И друзей заводить не старался.
Эти годы его не согнули:
Он по-прежнему стройным казался.

Пищу острую очень любил:
Ел приправы, горчицу и кетчуп;
Если что-то и пил, то один,
И ему становилось чуть легче.

Но на утро спадало похмелье,
Значит надо курить сигареты.
В общем, жизнь его – это веселье,
А без радости жизни и нету.

В чём же был смысл его серых будней
Он не знал и узнать не пытался;
Был период в его жизни трудной,
Когда этот вопрос поднимался.

Но ушло то весёлое время,
Как уходят на Небо святые,
Духу Божьему душами внемля
И прощая грехи все чужие.

Но остался запас прошлых лиц,
Чьих-то мыслей, каких-то поступков,
И душа его падала ниц
Пред порогом Небесных приступков.

Вот, пожалуй и вся его жизнь,
Его мысли, терзанья, моленья.
Кто-то скажет: «Поди разберись
В его жизни безумной плетеньи!»

Разбираться, читатель, здесь не в чем:
Наш герой никому зла не делал,
Может, было бы даже чуть легче
Поразмыслить, во что же он верил.

Ведь когда-то он был рядом с Богом,
Верил людям и верил в себя,
Жил под Божьим священным пологом,
Никого никогда не любя,

Кроме женщины из его снов,
Приходившей к нему каждой ночью.
Он беседовал с нею без слов,
Он любил Её, может быть, очень.

Верил он: где-то есть и добро,
И святая людская невинность, -
В этих душах, быть может, светло,
В них царит простота, благочинность.

Дни летели, а ночи тянулись
Бесконечной канвой сновидений,
Почти все в это утро проснулись,
И лишь часть оставалась в виденьях.

Там они были честными, светлыми;
И их души сливались в одну,
С бесконечными сдвигами, петлями,
Мирового порядка судьбу.

Наш герой не хотел просыпаться
И смотреть в свет простыми глазами,
Он желал в мире снов оставаться
И играть со своими мечтами.

Ранним утром он брёл на работу,
Озираясь глазами с опаскою.
В голове его плыли заботы,
Как расстаться с душевною маскою.

Он шагал, омываемый волнами
Жить спешащей безликой толпы;
Люди мчались рядами нестройными
И не знали они, кто же ты.

Ты похож был на тень своей тени,
Ты был отпрыском лунных ночей,
Ты – дитя своей собственной лени,
Ты – чужак среди этих людей.

Он дошёл до железобетонных
Наслоений, похожих на горы,
Из стекла и камней слишком ровных,
Где живут наших душ злые воры.

«Наше творчество, наши успехи,
Наши радости и достиженья –
Это их огорченья, помехи,
Их препятствия в строгом движении

К одноцветности и технократии,
К всеподобию, мысленной схожести,
К размножению лиц бюрократии,
Когда станут все люди похожими.

Жаль, но я буду только собою:
Непонятным, занятным, левшой.
Если будет тоска, то со мною,
Если счастье – пусть будет с тобой.

Ненавижу быть кем-то другим;
Пусть я плох – эта плохость моя.
Умирать или жить мне таким –
Здесь решаю один только я!..»

Вот какие порочные думы
Засиделись в его голове.
Кто-то скажет: «Он был слишком умным,
А таким счастья нет на Земле.»

Но оставим на время героя:
Пусть работает, думает, пишет.
Мы поищем средь шумного роя
Хоть кого-то, кто что-нибудь слышит.

Тихой кошкой идёт королева,
Мягкой лапкой свой меряя путь;
Многим кажется кроткою девой,
А другие ворчат: «Просто жуть!»

Эта женщина знает, что хочет,
Видит цель и почти что дошла;
Яркий синий огонь – её очи,
Быстрый взгляд – и осталась зола!

Если я стану так же и впредь
Раздавать ей свои комплименты,
Нанесу ей «бесценнейший» вред,
И почище, чем траура ленты.

Имя женщине – вечная тайна,
Суть её – спрятать тайну подальше,
И поступки её – есть случайность,
Её сердце – уж точно не ваше!

Так, наверное, Небу угодно,
Чтобы встретились двое людей,
Хотя нынче не очень-то модно
Ожидать от Небес новостей.

Я не знаю, чьему повеленью
Поддались мой герой и богиня,
Может, тайным своим сновиденьям,
Может быть небесам звёздно-синим;

Только встреча у них состоялась:
Был закат и прощанье с рассветом;
Этой ночью жизнь с мраком встречалась,
И горел глупый мрак жизни светом…