Точка Зрения

               «Я в Оостенде уустриц жраал»
                Л. Л.



Ног пилястры,            уха раструб,
мысли рослы.             Плыли весла,
пели песни,              лили воду.
Нету роду                переводу.
Череп-чайник             чрезвычайно
пуст и гулок.            Кости стула –
ребра клетки.            Напоследок
раз вдохнуть,            десятый, энный,
разогнуть                сустав коленный,
с лязгом, скрипом,       скрежетаньем,
наслаждаясь              расставаньем.
Дребезжаньем             теплых струй
шлют                воздушный поцелуй
троглодиты-живоглоты.    Барабаны, пень-колоды
да трещотки-маракасы,    Пляшут, пляшут папуасы,
негры неги.              Где Онегин?

              Кто Татьяна?

Топчут, топчут легионы   сказки-земли, чудо-страны.
Насыпь. Россыпь          омертвелых
ледяных                стрекозьих тел,
слюдяных                стрекозьих крыл,
перевитых сеткой         жил.
Губы брызжут             лимфожизнью,
слюнокровью.             Дух здоровый
заражен                духовным раком,
мечется                в жаре барака,
убиваясь дивным видом    Через стеклышко в окне.

          Вздрогнул всадник на коне.

Руки, ноги,              цвет соцветий…
Кислорода                на рассвете
не поделишь на троих     никогда. Третий затих.
Тополиный едкий пух      перехватывает дух,
неуютно                в носоглотке.
Дырочка –                звезда пилотки
Улыбается во лбу,        что же делать?! Я е.у?

            Я хотел, но не сумел,
            я бежал, но не успел,
            я смеялся – ты рыдала
            маргариткой карнавала,
            разухабисто  и вольно.
            Падать с крыши, верно, больно,
            Но потом легко, приятно.
            На Луне откуда пятна?

Все оттуда – от верблюда и от лебедя на блюде
с вилкой в жареном боку, в жирном собственном соку.
               К Богу – сбоку.
                Кубик.
                Кубок.
Огнегрудых водотрубок    переливчатый орган.
Изувеченный баран        у ворот железноржавых –

            монумента дикой славы.

Матословно               богословы
рылись                в ящиках таблиц
щупальцами               пальцеспиц.
Где невеста –            тили-тесто –

          раз, два, три, четыре, пять –

вышла по морю гулять,    обезумев от самсары.

              Набежали яначары –

                саранча.

Веселились, пировали,    надругались, ликовали.
На хоругви богомола      харя. Сухота помола
крупоснежной белизны.    Дохли крысы, жрали сны.
Суицида сладкий вкус.    После завтра отрекусь
от нелюбленых просторов, серо-черных коридоров,
сырокожаных ремней –     поясов зеленых змей,
населяющих квартиру      от балкона до сортира.
А до ада,                как до рая.
Вот, гляжу,              в себя вбирая

            лужи обреченных глаз,
            плещущих в лице у вас.
            Но свинцовый дирижабль
            неизбежно поражает
            неуемно-пылкий мозг
            и наводит плавомост
            между чуждым и собой,
            закирпиченной стеной.
            Закорюченные части
            восторгаются от страсти
            и гребут в своей ладье
            прямо в пику злой беде.