Сопка любви

 
1
Цепями снежными окован
простор Авачинской губы.
Залив ветрами зацелован,
их ласки бурные грубы.
Заряды лупят, как снаряды,
под вздох
       шрапнелью ледяной.
А если нет -
       креститься надо:
циклон проносит стороной.
Здесь нет весны, набегом лето
берет сугробы "на ура",
и снова в рыжих эполетах
предзимье зябкое с утра.
Ложится лист мемориальный
на тусклый пушечный металл.
Давно медально-нереальным
орудий слитный профиль стал.
Ядро ржавеет наготове.
Как говорится, се ля ви, -
высотка, политая кровью,
зовется сопкою Любви.
Волна любви вольна в размахе.
Поставив сердце на прикол,
вздыхают черные монахи -
курсанты мореходных школ.
2
Опять широты дальние
ведут за окоем.
Давай с тобой отвальную
вполголоса споем.
Над закипевшей пеною,
легко, как в старину -
про персиянку пленную,
идущую ко дну.
Забрось-ка в угол лоцию
и отложи октан.
Все золото в пропорции,
маэстро капитан.
В ракушках грудь под тельником,
на румпеле рука.
Никто тебя бездельником
не называл пока.
Но забавляться гаммами
оставим тяжкий труд.
Нас шквалы под Багамами
давно с любовью ждут.
 
3
На два океана разъята регата -
один пароход и четыре фрегата,
три флага впридачу
да Ост ножевой.
Дрожит парусина
на нитке живой.
Вот вымпел британский,
как рюмка с шампанским.
Норд-вестом освистан,
зюйд-остом обласкан.
А в трюмах угрюмых
горохом в стручках
морская пехота -
полмира в зрачках.

Вот вымпел французский,
трехпламенный, узкий.
Смоленое днище в коросте моллюсков.
"Ла Форт" адмиральским ботфортом волну
сшибает с дороги,
спеша на войну.

Под флагом крестовым,
под ветром фартовым,
что к стрельчатым мачтам
судьбой принайтован,
уходит "Аврора", российский фрегат,
удачливый лидер
смертельных регат.
Святой покровитель,
угодник Никола,
шторма придержи за широкие полы.
На Бога надеемся - истинный крест,
но пушек слышнее ему благовест.
Ни славы, ни горя пока на "Авроре",
заря на востоке с собою не в ссоре.
От устья Авачи до устья Невы
кто выпалить может ядром головы?

Им приз - океана почетная лента:
"Ла Форт", "Эвридика"
и "Пайк" с "Президентом".
Эскадра на рейде, и тонет в крови
Никольская сопка, Сопка любви.

4
В каюте сидит боевой адмирал,
воитель и пенитель моря.
Сто раз умирал и сто раз воскресал
врагам королевы на горе.
Во взгляде огонь, а по коже мороз:
привиделся мертвый ему Альбатрос.

"Словам я не верю, нет пороха в них.
Придворной чураюсь интриги.
От грозного говора пушек моих
пылают враждебные бриги.
Как мачта, я высох и в палубу врос,
и смерть не пугает меня, Альбатрос.

Но есть Жизнь-и-в-Смерти,
       её не зови.
Я страха не в силах стыдиться.
Я выстрелил первым по сопке Любви,
и первенство вечно продлится.
Деянье греховное. Богу хула..."
И тень Альбатроса на Прайса легла.

Тускнеет шитье золотых эполет
любимца и флагмана флота,
в смущенное сердце глядит пистолет
хорошей английской работы.

Окончил поход боевой адмирал.
Осечки не будет. Играйте аврал!
       
5
Адмиралами богаты
европейские моря.
Ходят, ядрами соря,
королевские фрегаты.
Цепи рвут на якорях,
кипятятся забияки.
Им на всех хорошей драки
не хватает в тех морях -
полных жемчуга горстей,
канонад, предсмертных стонов,
громогласных геликонов,
покорённых крепостей.
Ищут повод для баталий,
стосковавшись по беде, -
вдоль Сицилии с Италией
и далее - везде.
Карта - белая дыра,
строй - кильватерной колонной, -
у Камчатки, продымлённой
от подземного костра.
Престарелый де Пуант,
кортик сжав рукой сухою,
орденской поправил бант:
- Прайсу - честь, эскадре - к бою!

6
Дышала жаркими парами
бой-баба, леди "Virago",
дремал залив в широкой раме
пилообразных берегов.
Вулканов голые макушки
день предвещали штилевой,
протяжно распевались пушки,
басы капеллы хоровой.
Всем бортом славила "Аврора"
трехгранник русского штыка,
державный Кутх, камчатский ворон
трепал знаменные шелка.
Игру колониальных наций
в финальной сцене - дань Шекспиру-
сам Океан почтил овацией
и расплескал ее по миру.
7
"За землю и море!" - девиз у древка
в руке знаменосца морского полка.

Любовью земли и воды поражён,
в беспамятстве Томми, а может быть, Джон.

Полотнище вянет в музейной пыли,
источены солью глубин корабли.

И только часовня у братских крестов
хранит желтизну поминальных листов.

Скрывает малины застенчивый куст
от взглядов нескромных сто пламенных уст.

Берёзы окрест сентябрём спалены -
живые свидетели Крымской войны.

Ни алых мундиров, ни белых рубах,
осеннею прелью распадок пропах.

Подводная лодка уходит в поход,
турбиной призывно свистит самолёт.

С землёй попрощавшись в бессонном порту,
глаза подними на Любви высоту,
где вечны влюблённые в море ветра -
над гаванью Павла и градом Петра.