ОкноВ Реальность

1. Ожидание

Окнов долго смотрел на своё отражение в подёрнутом жиром, остывшем гороховом супе. «А что если они сегодня не придут?..»- подумалось ему с ужасом, «Ведь если они всё-таки придут, это изменит мою жизнь…да-да, наверняка, изменит к лучшему, и если не навсегда, то на долго… очень на долго…» и он самозабвенно шарил ложкой по подводному миру разварившегося гороха, путаясь в потемневшей зелени, пропуская шлюпки коричневой жаренной корейки, безжалостно топя блестящие спинки превращающихся в скатов и камбал кусочков лука… «Тогда, - подумал он дальше, пережёвывая холодный, истекающий ароматным супом, только что выловленный ломтик картофеля, «всё стало бы по другому, и, наверное, тогда…о!…в голове его закружился чудесный ритм зажигательного танго, под ногами заскользил начищенный зеркальный паркет, и он подумал об Анне…о дурманящем голову аромате её духов, о её серебряном портсигаре, с факсимиле в левом углу… Боже, сколько он готов был отдать, чтобы поднести к губам хотя бы этот блестящий портсигар, сливавшийся в его воображении со сверкающим паркетом, и блеск этот становился всё ярче и ярче…
Окнов вздрогнул и вырвался из умопомрачительных грёз. Вырвался к реальности…к рваной засаленной клеёнке, на обеденном столе, служившей ему уже 20 лет вместо скатерти… «Да… вся надежда на них», подумал Окнов, «только они смогут помочь мне…», и сияние портсигара, запах духов и скрип дорогих ботинок снова затуманил его воображение… И вновь Окнов был весь уже где-то на кончиках ее ресниц, и их дрожание передавалось ему: и откуда-то из глубины ее зрачков вдруг выскользнул и поплыл мотив…мотив того самого удивительного танго, но он не мог вспомнить, где его слышал, а может каждый раз это было что-то новое, но знакомое, щемящее, тревожное , кажется, и уже не танго совсем, а что-то из Carmina Burana … Окнов отхлебнул немного холодной гущи с оловянной ложки и выплюнул попавшуюся на зуб косточку… Всё это казалось ему таким достижимым, таким желанным, и в тоже время таким… такие невозможным… Теперь он был точно уверен, что единственное, что поможет ему – это они… И он решил ждать, ждать сидя над остывшим, непонятного цвета гороховым супом, и во что бы то ни стало дождаться их прихода, по тому что от этого (он понимал) зависело всё… Окнов сидел над супом, вылавливая чахлый варёный сельдерей и, погружая его обратно, время от времени озирался на крашенные в тёмно зелёный цвет стены своей крохотной кухни… «Только бы они пришли, только бы пришли» - стучало в его голове каждый раз, когда он сглатывал мутную холодную жижу супа. И с каждой ложкой он, казалось был ближе к ней, и как будто гнал и гнал вперёд всю чудовищную безысходность ситуации. «Если они придут, это изменит мою жизнь» Он знал. Он был уверен. На кухонном столе безостановочно тикали запылённые часы с треснутым стеклом…Но они всё не шли. Окнов ждал их. Ждал и ждал, напряжённо отхлёбывая давно остывший суп. Знал, что это его последняя возможность, увидеть её, что они и она каким-то мистическим образом оказались связанными в его голове. Весь он был уже в предвкушении встречи с ней, и снова мелодия танго скользила из всех углов к нему, кружила ему голову, он не мог понять, почему именно сейчас звучит эта мелодия, но он знал, что где-то в другой части города, по одной из тысяч улиц, скользит она, не такая, как все, и в ее руках, почти как всегда, что, что в ее руках….
Он не успел додумать. Он умер, поперхнувшись холодным супом.
А они так и не пришли.




2. Контра. 1937г.

(Вечер плыл, рушился в ночь, обволакивая оловянной массой облаков, гнущихся и скользящих в щели домов - множились дыхания ветров, и в моросящих брызгах дождя гнулись фонари и дрожали дома. Сквозь миллиарды этих фильтраций безмолвно двигались темные фигуры - мысли людей скатывались в ночь, в предстоящее, а может быть в прошедшее -
Окнов не думал, он стоял у кабины водителя, уткнув голову в потертое стекло, и наблюдая за тем, как воздух трется об его поверхность, размывая реальность в уютное мягкое пятнистое нечто, позволяющее не думать о предстоящей сессии - а главное о том, что будет, если )
…следующая остановка - дом военной книги….
(в изогнутое массой людей пространство салона проникнет Контролер - нет, он не боялся кондукторов, его пугали только Контролеры, и сколько он не думал об этом, сколько не встречал их, никогда не мог избавится от странных ощущений, возникавших где-то очень глубоко, отнюдь не на поверхности сознания - Окнов знал о контролерах многое, почти все, но его продолжало пугать их внезапное появление, и скорее всего - именно внезапность и непредсказуемость их появления. Окнов не любил ездить зайцем - привычка, усвоенная с детства (заяц - так называла его мама), но больше страх, и это даже казалось смешным - когда они ехали вместе с сокурсниками, с факультета, ему доставалось больше всех за то, что каждый раз он доставал из кармана заранее купленный билет, или рвался к кондуктору сквозь неподатливую толпу студентов, - он не завидовал обладателям карточек, было что-то важное для него в этом ритуале, ему казалось, что в случае появления Контролера карточка не смогла бы спасти своего обладателя, и маленькие пожелтевшие бумажки были как бы его KNOW HOW, проверенным и неотъемлемым элементом в его отношениях с контролерами.
Но сейчас…Нет, сейчас что-то изменилось. (Трудно сказать, что конкретно)
…Вы выходите на следующей?….
(просто он в очередной раз думал об Анне, и страх куда-то уходил, растворялся в осеннем воздухе - мысль рассеянно блуждала в предстоящем свидании, и свобода карманов от денег, рожденная букетом - нет, не наивно-пошлых роз, - цветов, названий которых он и сам не знал - порождала в нем какую-то особую легкость, сравнять которую с землей не могли ни контролеры, ни предчувствие зимы и сессии - Окнов чувствовал, как растворяется в тёмной глубине её глаз, если бы она сейчас вот так смотрела на него… он …слушал поскрипывание, срежет и гул двигателя троллейбуса, и это ещё больше погружало его в атмосферу какого-то непонятно-волнующего романтического упоения… Да, собственно говоря, Окнов в глубине душе был всё таки романтиком…И быть может именно поэтому контролеры с их пугающей нетерпимостью, всегда так настораживали его…
…Следующая остановка -Дом Военной книги…Но он не дослушал…Не успел, по тому что тут из тьмы выскользнуло и поплыло прямо к нему серое пятно, и прежде чем глаз смог сфокусироваться и узнать в нем контролера, страшная догадка взорвала мозг: у него не было билета, он забыл, он просто не мог купить билет, была еще возможность выскочить, но нужно было время, секунды, которых не было, пока троллейбус, медленно разворачиваясь и неловко огибая машины, приближался к остановке, черт….)
- ВАШ ПРОЕЗДНОЙ, ПОЖАЛУЙСТА.
(Чей это голос? Лицо как будто знакомо… Не в силах сбросить оцепенение, он стоял (пожалуйста, не надо - глаза, как два чудовищных жерла, поглощали его, оценивая и разбивая на составные элементы - не надо), и где - то взрывались и умирали сверхновые, и чертово солнце давно загнулось и стало сном - все, чего он хотел, это чтобы все стало сном, но серое пальто, и эта улыбка не могла быть сном, она могла быть только контролером, воплощением ночных кошмаров - все рухнуло, и это было странное ощущение - но он это понял сразу, это вырывалось из складок его уродливого пальто, из морщинок в уголках рта - рвалось и вспарывало его хрупкий мирок, и ОНА была уже неизмеримо далеко, не могла помочь ему - ни взмахом ресниц, ни случайным поворотом головы -)
- ПЛАТИТЬ БУДЕМ?…
- и все случилось в считанные секунды. Троллейбус, причалив к остановке, устало вздрогнул, и электричество, пробежав короткую дистанцию, замкнуло что-то в ящике над головой Окнова, открыв ему путь к бегству. Еще не осознав до конца смысла своих действий, он рванул со ступеньки, не оборачиваясь, окунулся было в темные складки улицы, и вдруг услышал - нет, увидел, слабый щелчок металла, непроизвольное движение, шорох в воздухе, и восемь кусочков свинца, аккуратно скользнувшие под куртку - автомат стрелял бесшумно, и холодное безумие асфальта, так нежно принявшего прерванный полет тела, и разбросанный букет - увидел, и исчез в колоссальной вспышке тьмы, не почувствовав удара об землю.

***
- Жаль парня. Молодой еще совсем.
Водитель вздохнул и потрогал ногой теплое еще тело. Контролер пожал плечами.
- Из-за таких, как он страна и развалилась. Так что…-
Он молча сплюнул, и протер платком дуло автомата.
- Ты знаешь приказ. Не нам его отменять. СТРЕЛЯТЬ НА ПОРАЖЕНИЕ. Вот и вся х…ня.
Троллейбус вздрогнул, и тронулся с места. Контролер молча курил, и глядя вслед расстворяющемуся в глухом мареве дождя троллейбусу и равнодушным лицам пассажиров, перезаряжал обойму.



3. Конец января.

Конец января. Дома вмерзали в грязную твёрдую землю, монотонно, однообразно, серыми многоэтажными громадинами… Потемневшие от нехватки воздуха… Сейчас они неспособны были дышать, когда-то давно вобрав в себя один глоток кислорода, и с тех пор переваривающие его в своих, закопчённых, покрытых многолетним слоем жирных нечистот кулуарах. Старые девятиэтажки, почти целиком раздетые временем до темноты шершавого бетона, как нарочито разбросанные спичечные коробки, они напоминали неудачные, умирающие клоны друг друга… И Окнов сидел в желудке одного из них. Прилипая взглядом к неровностям жирных стен, заворачиваясь в чёрную клейкую паутину облепившую старую проводку высоко под потолком… жирная пыль…кругом жирная пыль чужих поломанных жизней, безысходных слёз… 20 лет в желудке у мертворожденного здания… Окнов закрыл глаза… ему не хотелось их больше открывать. Хотелось рассредоточиться в пространстве табачного дыма, и раствориться в нём, только бы не осознавать, что это пространство, эти засаленные табуреты, глухие фрамуги, рассохшиеся косые шкафы, воняющие не сложившейся жизнью всё это– его собственные внутренности… Окнов подошёл к балкону, не открывая глаз, на ощупь, собирая пальцами грязную историю с жирных поверхностей разлагающихся стен. Глаз почувствовал свет. Подоконник был покрыт тонким слоем затвердевшего, почти превратившегося в лёд подтаявшего, и снова много раз замерзшего снега…От забитого пылью оконного угла, по стеклу медленно ползла вверх неровная серая трещина, разветвляющаяся у основания…Окнову захотелось… захотелось провести по ней пальцем… Побежала красная струйка…живая, причудливая, изогнуто - витиеватая, звала за собой… она была живая. Живая, дышащая, тёплая… по стеклу, на подоконник, вниз по стенам… он встал, открыл мутное, с шероховатыми штрихами от многолетних дождей окно, посмотрел на улетающие вниз 8 таких же выходов их чужих грязных мирков, и…последовал за ней.