Ветер билеты на спектакль

Это было на закате.
Август плыл, кончалось лето.
Я стоял у автомата,
продавала ты билеты.

И в глазах твоих прочёл я
то, что в зеркале б увидел:
как бродил бы я никчемный
и прохожих ненавидел.

Плыло небо над Арбатом,
а под ним Москва вертелась.
Побеседовать с Сократом
мне ужасно захотелось.

И внезапно я подумал,
и достал я сигареты,
чиркнул спичкой... Ветер дунул,
вырвав у тебя билеты.

И играя тем листочком,
траекторию отмерил,
две судьбы, две наших точки
он ему в тот вечер вверил.

- Это Ваши? Продаёте?
Если так, то покупаю.
Или вы кого-то ждете?
Как поймал их? ... Сам не знаю.

Плыло небо над Арбатом,
над Бульварным, над Садовым.
Двое плыли под закатом,
под обычным, не багровым.

Под Калининским проспектом,
за Эстонское посольство,
с ярким красочным букетом
и невольным беспокойством.

Может быть, простит Радзинский,
что ушли мы, не простились.
Герцена, Тверской, Никитский...
даже и не всполошились.

Нет им никакого дела,
что сбежали мы в антракте.
За бульвары солнце село.
Мы играем в этом акте.

Проплывают, как в тумане,
Пушкинский, осколок МХАТа.
И зайти куда-то манит
утром взятая зарплата.

Позади Макдональдс светит,
и карман уже не тянет,
и луна над всем на свете,
вероятно, скоро встанет.

Дядя Юра Долгорукий
нам вослед махнул рукою.
Может дядя близорукий
и не понял, что такое.

Он поймет, ещё не поздно.
Если что, то мы подскажем.
С любопытством смотрят звёзды
с неба и с Кремлёвских башен.

Задирается к нам ветер,
намекает на причастность
к нашей встрече в этот вечер,
раздувая наше счастье.

Мы ему спасибо скажем
перед самым входом в "Маркса",
а за нашим экипажем
ночь сорвется, будто клякса.

Сентябрь, 1996