Рифы

***
Я тоже ломал безрассудно побеги,
Привык пробивать все препятствия лбом,
Я тоже тонул, не поверив ковчегам,
Сто раз соляным становился столбом,

Я тоже лакал грязь речную по-песьи,
Хлебами пятью был накормлен и сыт,
Средь тысяч других беззащитных колосьев
Я тоже дрожал и боялся косы,

Я тоже любил Марфу больше Марии,
Порою ругал добрых самаритян,
Я тоже смирился, что царствует Ирод,
И, может быть, вместе с Вараввой был пьян,

Я тоже считал – ходят только посуху,
Не верил, что можно восстать из могил…
Но не был я с теми, что предали духом,
И с теми, кто после червонцы делил.

***
Оледеневший город выправил свой костяк,
Только лишь прядка дыма падает ему на лоб,
Да на ладонях луж, блещущих, как пятак,
Можно ещё прочесть пару осенних жалоб.

Люди укрылись в себе – в недрах пальто из твида,
В шубах, воротниках, раковинах машин,
Словно боясь, что им встретится Антарктида
И распахнет навек грусть ледяных вершин.

Так и бредут они, ветру подставив спины,
Странники, в никуда шедшие издалека,
Родственные душой айсбергам и пингвинам,
Локоны одного снежного парика.


Рифы
Я пишу эти строки спеша, и поэтому рваны
И слова, и немного корявый рифмованный смысл,
Но пытаться менять их глупей, чем в наполненной ванне
Напряженно искать выступающий риф или мыс.
----------
Мы на всех непохожи, наш путь вековой освящен
Странной тягою к жертвам, немыслимой в калифорнийце.
Если б Пушкин убил, то, наверно, писал бы еще,
Но тогда у истоков стоял бы поэт-убийца,

И чернильное облако в толще бумажной воды
Нам дарило б не веру, а щупальца осьминога,
Ибо вера – не страх перед пламенем сковороды,
А желанье хотя бы на миг стать похожим на Бога
----------
Странное свойство времени – течь сквозь тебя в ничто.
Ты обрастаешь прожитым, словно скелет телесами,
С возрастом же себя чувствуешь не мостом,
А побелевшим песком, вымеренным часами.

Дом, государство, мир – это лишь перешеек,
И ностальгия вновь воет в каморке мозга.
Что-то в ней есть от собак, лижущих свой ошейник,
И от трехлетних детей, боготворящих розги.
----------
Терпеть нас учит жизнь неуловимо –
То пряником, то по спине бичом,
И каждый день похож на херувима,
Чей лик закаменён параличом.

Но мы ему не угодим веками –
То в грязь безвольно падаем плашмя,
То на мольбу положим в руку камень,
То нас самих сожмёт его клешня.

***
Мой один старый друг, не хвастун и почти что не враль
Мне вчера рассказал о Фортуны коварной капризах:
Он недавно купил в старой лавке Священный Грааль,
И теперь тот хранится в заботливых недрах сервиза.

Шкаф, конечно, не крепость, но тоже надежный оплот,
Из него никуда этой чаше священной не деться,
А один дурачок называет себя «Ланцелот»,
Просит кружку продать, предлагая и душу, и сердце.

Вид его – так себе, видно много бродил по помойкам,
С головы и до пят весь в следах кровоточащих ран,
Но мой друг непреклонен: из чаши он хлещет настойку
И окурки свои он привык в ней гасить по утрам.

Я прогнал его прочь и с тех пор все брожу, как в тумане,
Вновь встает предо мной беспощадный и страшный вопрос:
Я гостил у него, я, бывало, курил на диване,
Неужели в Граале есть пепел моих папирос?!…