Птенчик в ванной памяти джима моррисона

I
Слышу жизнерадостный писк.
Скорее даже щебет.
Веселое хлопанье крыльев.
Но не вижу Его.
Вижу незавернутый кран.
Вода говорит:
«Не было
Не было
Не было
Нет.
Не было не было не было
Нет
Не было нет и не будет.
Небыло небыло неба
Неба небыло нет и небудет.
Неба небыло
Небыла нет
Небыла и не убудет».

Вода течет только в одну сторону.
Жалко. Могу представить себе реку с двусторонним течением.
Установив посередине подобной реки нехитрую вертушку (чертеж в комплект не входит), мы получим своего рода вечный двигатель. К нему можно подсоединить что-нибудь достойное. Солнце или луну, например.
Если признать, что солнце и луна движутся постоянно и равномерно, придется согла-ситься с тем, что, вероятно, существует подобный вышеописанному вечный двигатель. Следовательно, возможно существование реки с двусторонним течением.
Но какая река будет достаточно быстра и достаточно велика? У меня только один вариант – река времени. В таком случае, для обратного движения во времени доста-точно преодолеть середину реки. Но где найти эту середину?

II
Слышу жизнерадостный писк.
Скорее даже щебет.
Веселое хлопанье крыльев.
Но не вижу Его.
Вижу зеркало.
В зеркале читаю:
«олкетс ламол я
екур в далокош как
ыцьлап итэ лазер я
тугом ен ино отч, от аз
… ясьтунсокирп»

Глаза – зеркало души. В это следует вдуматься.
1) Чьей души? В зеркале можно увидеть лишь то, что находится напротив него, но никак не за ним. Соответственно, глаза – зеркало души не их обладателя, а смотря-щего в них. Иными словами, то, что обычно принимается за чужую душу и чужой взгляд, есть лишь отражение нас самих. Либо зеркало глаз повернуто внутрь. («Пустые глаза» - тыльная сторона зеркала). В таком случае, всё, что человек вообще может видеть, есть отражение его души. Вопрос – если чьи бы то ни было глаза – зеркало чьей бы то ни было души, чем же человек тогда видит?
2) Отражение можно считать прямой противоположностью реальности. То, что на самом деле справа, в зеркале мы увидим слева и/или наоборот. Следовательно, то, что человек видит в чужих глазах и принимает за чужую душу, есть прямая противоположность его души, но не копия. Таким образом, чем больше хорошего человек замечает в других, тем сам он гаже. Так ли это?
3) Возьму на себя смелость, основываясь на двух предыдущих пунктах, заявить: глаза – вовсе никакое не зеркало. Это хрен знает что такое, вот.

III
Слышу жизнерадостный писк.
Скорее даже щебет.
Веселое хлопанье крыльев.
Но не вижу Его.
Вижу полотенце.
(Следующие пятнадцать строчек оставлены пустыми намеренно. Читателю при прочтении оных предлагается представить себе мягкое белое махровое полотенце и подобающим образом помолчать).















(Если Вы насладились подобающим полотенцу молчанием, можно читать дальше).

IV
Слышу жизнерадостный писк.
Скорее даже щебет.
Веселое хлопанье крыльев.
Но не вижу Его.
Вижу простыню, вывешенную для просушки.
Постельная принадлежность – забавное словосочетание.
Фрейду икнулось.

Отступление №1. (Пробуждение).
Вряд ли можно назвать именно радостью чувство, испытанное Генриеттой, когда она, проснувшись, обнаружила рядом с собой в постели крота. Конечно, она была рада, но к радости примешивалась значительная доля удивления и раздражения. Генриетта всегда была готова к чуду, но она не ожидала, что чудо будет столь невразумительным и произойдет в, скажем, не самый подходящий момент. Ну, какую выгоду можно было извлечь из этого чуда? Известность – безусловно. (Однако не более). Незамедлительно позвонить в какой-нибудь журнал – и через десять минут в спальной будет полно репортеров. Через несколько часов фото Генриетты будет во всех печатных изданиях. Фото заспанной, ненакрашенной Генриетты. Такой вариант её не устраивал. Можно было умыться, наложить необходимый макияж, одеться и только потом поднимать шум. Нет, это выглядело бы неестественно. Сказать, что она не сразу заметила крота? Возможно. Но ведь обязательно какой-нибудь острослов брякнет, что Генриетте, мол, всё равно с кем просыпаться или что-то в этом роде. Один брякнет, другие подхватят.
Кстати сказать, уважаемый читатель, Вам наверняка интересно, кто, кроме Генриетты, находился в вышеупомянутой постели с вечера, и что стало с ним. К сожалению, это мне не известно. И, пожалуйста, не спешите упрекать героиню в том, что она об этом ни на секунду не задумалась. Согласитесь, Вам легко рассуждать. Представьте, что Вам, скажем, в ресторане вместо привычных омаров подали фаршированных золой летучих мышей, вместо шампанского – расплавленный свинец и вместо Вашей любимой сигары – кусок бамбука, туго набитый смесью обломков гвоздей и пороха. Разве стали бы Вы в подобной ситуации припоминать позавчерашний завтрак?
Таким образом, вполне логично то, что Генриетта не вспомнила о человеке, который был с ней накануне. Она решала, как лучше преподнести крота репортерам. Можно заявить, что он появился уже после её пробуждения. Можно даже сказать, будто она застала сам момент появления крота. Вот это уже вполне правдоподобно. Хотя, и в этом могут усомниться. Вдруг кто-нибудь предложит версию, что Генриетта сама подложила в постель животное, чтобы создать сенсацию? Что тогда? Понятно, что это полный бред, – где это видано, чтобы порядочные дамы подкладывали себе же в постель кротов, – но что можно  ответить на такой выпад, как оправдаться? Хотя, зачем, собственно, оправдываться? Просто игнорировать этих недалеких лгунов, и всё.
Полная решимости, Генриетта встала с кровати. Крот проснулся, принюхался, и заговорил: «Ах, милейшая госпожа, покорнейше прошу Вас извинить меня за то, что я так бесцеремонно нарушил Ваш сон и, должно быть, немало Вас напугал. Надеюсь, самоочевиден тот факт, что это произошло в результате наидосаднейшей ошибки с моей, разумеется, стороны. Видите ли, меня ждали совсем в другом месте, а я несколько ошибся адресом. Это вполне объяснимо, а потому извинительно. Общеизвестным является тот факт, что все кроты от природы несколько подслеповаты, да и я, как Вы уже наверняка заметили, пребываю в возрасте весьма почтенном, следовательно, в темноте легко мог заблудиться, что, собственно, и сделал и за что ещё раз приношу свои глубочайшие извинения. Дабы, на сколько это возможно, загладить свою невольную вину, поспешу удалиться, так как не хочу Вас каким либо образом компрометировать, равно как и сам не желаю быть скомпрометирован. Я, к слову сказать, играю в обществе довольно важную роль, и потому вынужден заботиться о своей репутации, которой мое внезапное и необоснованное появление в постели у незнакомой молодой особы явно не пойдет на пользу. Посему позвольте откланяться». Крот пригладил лацканы своего фрака, подтянул перчатки и растаял в воздухе. Через минуту, однако, не замедлил появиться вновь и, учтиво приподняв цилиндр, сказал: «Простите, чуть не забыл представиться. Я – экс-вице-канцлер герцог Корнелиус фон Шванц». Затем крот исчез окончательно.

V
Слышу жизнерадостный писк.
Скорее даже щебет.
Веселое хлопанье крыльев.
Но не вижу Его.
Вижу стиральную машину.
В ней бабочки.

«БАБОЧКИ, отряд насекомых. Две пары крыльев (в размахе от 3 мм до 30 см) покрыты различно окрашенными чешуйками, создающими разнообразные узоры. Ок. 140 тыс. видов; распространены широко, особенно многочисленны и красивы в тропиках. Взрослые Б. с помощью хоботка добывают нектар цветков и вытекающий сок растений или совсем не питаются; живут от нескольких часов до нескольких недель (зимующие – несколько месяцев). Одни Б. (т.н. ночные) активны в сумерках или ночью, другие (дневные) – днём. Многие Б. – опылители растений. Личинки (гусеницы) часто повреждают с.-х. и лесные культуры, прод. запасы, изделия из шерсти и меха (моль). Коконы шелкопрядов используются для получения шёлка. Благодаря красоте Б. (особенно дневных) их часто называют по именам персонажей древнегреческой мифологии – аполлон, алкиной, киприда и др. многие виды редки, охраняются».
Энциклопедический словарь.

Особенно многочисленны и красивы в моей стиральной машине.
140 тысяч бабочек в моей стиральной машине – так красиво – а что если включить?
Включаю.
Звук похож на синхронные взмахи крыльев (от 3 мм до 30 см).
140 тысяч бабочек во включенной стиральной машине напоминают земной шар.

В 1963 году метеоролог Эдвард Лоренц открыл такое явление, как динамической хаос. Согласно его теории, в сложной системе даже самое малое изменение может вызвать огромный эффект. Теоретически, взмах крыльев бабочки может явиться причиной урагана на другой стороне земного шара.

Апокалипсис в одной отдельно взятой стиральной машине – синхронный взмах 280 тысяч пар крыльев (от 3 мм до 30 см). От трех – значит, бабочки тоже бывают калибра 9мм. Очень жаль, что в моей стиральной машине нет стратегической термоядерной бабочки.

Различно окрашенные чешуйки, создающие разнообразные узоры на 280 тысячах пар крыльев земного шара, отслаиваются, мокнут, перемешиваются и тускнеют.
Земной шар делается похож на голого Паваротти, а потом - на комок дерьма. Апокалипсис.

140 тысяч бабочек, живущих от нескольких часов до нескольких недель, в том числе зимующие, которые живут несколько месяцев, в считанные секунды сдохли.

VI
Слышу жизнерадостный писк.
Скорее даже щебет.
Веселое хлопанье крыльев.
Но не вижу Его.
Вижу мыло.

Интересная поговорка:
«Ну, веревки гну, выгну – дам одну».

Отступление №2. (Последняя сигарета).
Приговоренный к повешенью провел в одиночной камере много дней. Ему почти не давали сигарет, и теперь, когда час пробил, жутко хочется курить. Подойдя к самому эшафоту, он высказывает свое последнее желание. Охранник протягивает около полупачки сигарет и зажигалку. Смертник закуривает, садится на помост и, закрыв от счастья глаза, смакует дым. Он курит медленно, наслаждаясь каждой затяжкой. Вдруг чувствует боль и обожженными пальцами выбрасывает выгоревший почти до фильтра окурок. Последняя сигарета кончилась… А почему последняя? Приговоренный достает сигарету. Ему весело, радостно. Наконец-то можно как следует покурить. Он обводит взглядом собравшихся – все покорно ждут, пока он докурит. Пусть подождут – работа у них такая – ждать, пока казнимый докурит. И казнимый старается курить ещё медленней. Раз-два-три-четыре-пять-шесть сигарет ещё осталось. Щелчок зажигалки – пять. Начальник тюрьмы посмотрел на часы. И ведь он прав! Каждая сигарета – подумать только – каждая безумно вредная для здоровья сигарета продлевает жизнь – на сколько – минут на пять, но продлевает. Приговоренный начинает издеваться: четвертую сигарету он курит не затягиваясь, он пускает дым колечками, выдыхает его через одну ноздрю, через другую, через обе сразу; медленно выпускает губами и тут же вдыхает носом; резко пускает две струи из углов рта, как дракон перед битвой. Ещё щелчок – три сигареты осталось. Смертник снова оглядывает присутствующих: все уже нервничают, кроме священника, тот смотрит хладнокровно – снисходительно; и охранника (хозяина сигарет), он не может скрыть своей ярости. Возможно, до конца смены ему нечего будет курить. Весело! Пусть почувствует, каково днями обходиться без табака в одиночке! А вдруг он не сдержится и отнимет сигареты? При начальстве – вряд ли, но если это последние… Смертник курит быстрей и быстрей, пепел не падает – сигарета, уже докуренная до фильтра, остается гореть. От нее казнимый прикуривает следующую – только две в запасе! И хочется курить медленно, но страшно – вдруг отнимут!? Резкий приступ кашля – и только начатая сигарета летит на землю. Все горло горит, как ободранное наждаком, адская боль! Охрана уже сделала шаг в его сторону, но приговоренный делает останавливающий жест рукой – я ещё не закончил. Он лезет в пачку за предпоследней сигаретой, пальцы дрожат, сигарета падает на землю. Смертник спрыгивает за ней – голова кружится, ноги подкашиваются, он валится на асфальт. Пытается встать – падает снова. С трудом садится. Закуривает. Дым в него уже не лезет. Сигарета вхолостую сгорает в его пальцах. Под конец казнимый всё-таки делает две глубокие затяжки. Весь пепел разом обрушивается ему на штаны. Последняя сигарета. Где последняя сигарета? Где пачка? Пачка осталась наверху. Приговоренный медленно-медленно встает, протягивает за ней руку и, так и не взяв, падает. Его начинает тошнить. Подбегают охранники, хватают его и волокут на помост. Священник, небезосновательно опасаясь за свою рясу, отходит в сторонку. Казнимого сильно рвет. Его запихивают в петлю и приводят приговор в исполнение. Труп с высунутым языком слегка покачивается. Из открытого рта тонкой струйкой идет дым. Охранник подбирает свою последнюю сигарету и с наслаждением закуривает. Дворник чистит помост.

VII
Слышу жизнерадостный писк.
Скорее даже щебет.
Веселое хлопанье крыльев.
Но не вижу Его.
Вижу ванну.

Занимательная лексикология. «Заниматься любовью» - отвратительное сочетание. Ассоциации: заниматься спортом, заниматься самопожертвованием, занимать деньги, любимое занятие.
.
Старый мертвый Фрейд разомкнул стянутые плесенью и паутиной губы и промолвил: «Tod und Sexualität». При этом изо рта пахнуло так мерзко, что лежавшего рядом Юнга вырвало прямо на Павлова.

VIII
Слышу жизнерадостный писк.
Скорее даже щебет.
Веселое хлопанье крыльев.
Но не вижу Его.
Вижу бритву.
Безопасную бритву аж с тремя лезвиями.
С ТРЕМЯ лезвиями, которыми невозможно даже порезаться.
Этот прибор поет что-то.
Не разобрать слов, но поет он определенно фальцетом

Ещё вижу свои тапочки.

Почему-то хочется спародировать Летова.
Например:
В припадке оптимизма, начинающегося словами «Жизнь продолжается» и кончающегося «Надеюсь, другого выхода не было», который так хорошо знаком всякому, кому доводилось осваивать кресло после ампутации ног; снова хочется снова зажмуриться и полететь, ориентируясь лишь по запаху чужого непреднамеренного рассвета.

IX
Слышу жизнерадостный писк.
Скорее даже щебет.
Веселое хлопанье крыльев.
Но не вижу Его.
Вижу душ.

Отступление №3. (Обыкновенная история).
Пошел дождь. Капли, пролетев около двух километров, падали в дорожную пыль и скатывались в естественное углубление. Так рождалось новое естество. Лужа полнилась. Пузыри капель вскакивали по всему её телу и исчезали, постепенно их становилось меньше, и вот они исчезли вовсе. Однако Лужа осталась неспокойна. Она задыхалась от поднятой со дна грязи. И это при том, что в ней отражалась такая прекрасная радуга, и деревья, и даже кривой забор – всё было ей так ново, казалось таким великолепным. А она – она была сплошной мутью, такой мерзкой, такой безобразной… Ей хотелось разом высохнуть, или просочиться сквозь почву, или ещё как-нибудь исчезнуть – лишь бы исчезнуть. Но шло время, грязь постепенно оседала, Лужа успокаивалась. И не хотелось никуда исчезать. А забор и деревья, правда, уже не великолепные, а, скорее, привычные, оставались на своих местах. Радуга пропала. Больше Лужа её никогда не увидит, но что поделаешь…
Грело солнце. Капли воды, плоть Лужи, становились легче и мельче, одна за другой взлетали, чтобы уже не вернуться. Это не было слишком заметно, но каждый вечер Лужа обнаруживала, что она стала чуть-чуть мельче. И ещё чуть-чуть мельче… И ещё чуть-чуть… И ещё… И она уже скучала по тому, первому дождю, давшему ей жизнь, по той мути, которая не давала когда-то покоя. Как все те переживания были  глупы, но как хотелось пережить их вновь…
По дороге шел Свин. Он приблизился к Луже, занес копыто… О, кок она тогда испугалась! Ей казалось, что будет ужасно больно, что она просто умрет, не вынесет этого, но… Свин ступил в Лужу одной ногой, аккуратно, проверяя глубину, потом другой, потом вошел весь. Как это было ново, как захватывающе страшно! Свин повалился на бок, перекатился на спину, он бил копытами в экстазе, хрюкал, визжал от восторга… Он поднял со дна огромное количество грязи (Лужа и не догадывалась, что в ней может быть столько), он расплескивал воду во все стороны, не жалея, но Лужа была счастлива. Свин неистовствовал, пока весь не вымок Лужиной водой, весь не вымазался грязью с её дна, а потом ушел, на каждой щетинке, на каждом миллиметре своей кожи унося капельку Лужи. Она осталась изрядно обмелевшей и мутной, как никогда прежде, но безмерно счастливой. Капли, нещадно расплесканные Хряком, медленно и неохотно стекались обратно, как если бы Лужа в чем-то перед ними провинилась… Муть снова осела, но память о Свине осталась. Больше лужа его никогда не видела. Были ещё дожди, по луже проезжали телеги, в неё наступали сапогами, из неё (самое отвратительное) лакали воду Псы, но всё это уже не приносило радости.
Холодало. Всё вокруг стало угрюмым. Беспрестанно дул ветер, и с поверхности Лужи уже не сходили морщины ряби. Небо посерело, а вместе с ним и Лужа. Казалось, из жизни исчезла всякая радость, как вдруг, совершенно неожиданно, в воду упал прекрасный золотой Лист. А за ним и другие. Последнее тихое счастье. Лужа покачивала их на волнах, ветер перегонял их от одного края к другому, пока они не размокли и не осели на дно – гнить.
Вскоре Лужа покрылась тонкой коростой льда. Сапоги не раз после этого наступали на Лужу, некоторым даже удавалось сломать этот лед, но к утру он появлялся вновь.
Однажды Лужа промерзла до самого дна. Её накрыл пушистый белый саван. Снег делался всё толще и плотнее. Совсем быстро сапоги забыли про Лужу, на которую по-прежнему наступали.

X
Слышу жизнерадостный писк.
Скорее даже щебет.
Веселое хлопанье крыльев.
Но не вижу Его.
Вижу кафель. Он напоминает чешуйки на крыльях бабочек, и чешую рыбы или змеи, и много что ещё. Но я не вижу Птенчика. Хотя я по-прежнему…

[Уважаемый читатель! Настоятельно рекомендую остановиться ЗДЕСЬ и перечитать всё с самого начала!]

X½
Слышу жизнерадостный писк.
Скорее даже щебет.
Веселое хлопанье крыльев.

Вижу… вижу всё тот же кафель душевой кабины. Так где же Птенчик?

Иногда во время ремонта в квартирах, расположенных на последних этажах домов советской застройки, когда выламывают душевую кабину, в зазоре между шифером кабины и несущей стеной (расстояние не превышает семи сантиметров) обнаруживают большие скопления скелетов голубей.

«13. Тогда приходит Иисус из Галилеи на Иордан к Иоанну – креститься от него.
14. Иоанн же удерживал его и говорил: мне надобно креститься от Тебя, и Ты ли приходишь ко мне?
15. Но Иисус сказал ему в ответ: оставь теперь; ибо так надлежит нам исполнить всякую правду. Тогда Иоанн допускает Его.
16. И крестившись Иисус тотчас вышел из воды, – и се, отверзлись Ему небеса, и увидел Иоанн Духа Божия, Который сходил как голубь, и ниспускался на Него».
Евангелие от Матфея, глава 3


Bird of prey
Bird of prey
Flying high
Flying high
Take me on your flight.