Ведьма

…«Рассвет… Полдень… Закат… Ночь, ночь, ночь… Полнолуние. Вечный круг. Колесо, крутящееся в пространстве, не зависимо от чего-то. Спицы колеса, попеременно вкалывающие мне в вены что-то теплое и жидкое, вызывающее видения.

В последнее время все чаще и чаще они приходят. В последние дни все чаще теряю связь с реальностью. В последние ночи все чаще и чаще снятся странные сны, такие реальные и, вместе с тем, такие нечеловеческие, что где-то внутри все свивается в одну тоненькую нить, которую порвешь – и все. Смерть»…

Она стояла в школьном коридоре. Стояла неподвижно. Стояла, рассматривая что-то на стене перед собой, вглядываясь в контуры потрескавшейся штукатурки, в разводы грязно розовой краски. Ее лицо было отрешенным, потерянным и… каким-то детским.
Ее однокашники толпились у окна за ее спиной и наблюдали… Иногда слышался шепот: «Да она тронулась», «Вот дура!», «Что это с ней?», «С ума сошла!!!».
Остальные старательно обходили препятствие в виде тоненькой девочки-старшеклассницы, периодически испуганно косясь в ее сторону.

«Ведьма, ведьма!!!», «На костер ее, на костер, суку!!!». Она лежала на грязной холодной земле, с одетым на голову мешком. Вокруг раздавались дикие крики пьяных людей. Нет, нелюдей. Всех тех, с кем она прожила рядом свои двадцать лет, тех, кого она, казалось, хорошо знала, тех, кого она любила…
Раздались тяжелые шаги. Она знала, кто это – это первый палач их деревни. Он пришел убить ее.  Острый нос сапога ворвался в ее мир, под ребрами взорвалась маленькая звезда, обжигая все существо лучами боли. Она застонала…
«Вставай, маленькая сучка! Пора поиграть»… Ее губы силились задать вопрос, на который она знала ответ, но слабые губы предали ее, и раздался еще один стон… Грубые руки дернули ее вверх, теперь она стояла на нетвердых ногах, по-прежнему ничего не видя… Затекшие руки, кольца веревки, навсегда въевшиеся в запястья, боль, вечная и невыносимая. Ее повели…

А ведь еще пару лет назад все было прекрасно… Она только что вышла замуж за самого лучшего человека. Он любил ее и был ей предан, но больше чем ей он был предан своему Богу, своей религии. Меньше, чем через год родилась дочь. Она была очень похожа на нее. Те же зеленые глаза, медно-огненные волосы, та же милая, нежная улыбка. Ее жизнь была полна счастья и смысла…

Полгода назад началась травля еретиков и ведьм… Жители деревни присматривались к ней. Подозревали. В своих первобытных мыслях они видели ведьм, выглядящих так, как она. Все, что она делала – принималось с подозрением. Если она собирала растения для отваров – все ждали болезней, если она мела мусор во дворе – бурь и засух, если у них в доме резали курицу – смерти… Когда их ожидания и ее действия случайно совпадали – сельчане обсуждали это между собой и злились все больше. Единственное, что удерживало их – был ее муж. Но – только до недавнего времени.

Еще не прошло недели с того момента, когда он вернулся домой злой, уставший, несчастный и какой-то опустошенный. Она до сих пор помнила все детали их разговора… Он... он сказал ей, что придется отдать ее на костер. На костер «во имя» чего-то, чего ей было никогда не постичь. Она плакала, умоляла его, билась в судорогах, но он был непреклонен. Вытянув из него обещание, что с дочерью ничего не случится – она согласилась. В тот же вечер ее забрали, в качестве «необходимой проверки» бросили в ледяную воду, когда же она выплыла, переборов течение, все селяне разразились жуткими криками «Веееедьмаааа!!!!», «Смерть ей!». Ее бросили в старый сарай, связав, оглушив, надев на голову пыльный мешок, и лишив возможности обнять в последний раз свою девочку.
Никто не слышал ее криков и стонов, никто не помог ей, никто не принес ей даже воды.
Уползти не получилось – не было сил, да и дверь заперта, а снаружи наверняка кто-то ее охранял…
Сколько она ждала – она не помнила. Несколько раз теряла сознание, несколько раз засыпала в бреду… И все время боялась, страх захватил всю ее целиком.
Теперь за ней пришли.
Когда они добрались до места (всю дорогу ее подбадривали пинками), мешок сняли. Ноги подкосились, она упала на колени, ее затрясло. В глазах отразился ужас, в глазах полыхнула жарким огнем смерть – это она увидела место, где ее убьют. Сложенные дрова для костра, и столб, к которому ее привяжут… Рядом был второй, но тогда она не придала этому значения… тогда…
Ее пытались заставить признаться в своей ведьминской сущности, чтобы умереть «очистив совесть», пытались всевозможными способами, жестокими, изощренными, издевательскими. Сил отрицать не было, поэтому она молчала…

На площади собралась толпа. Блестели злые глаза, кривые ухмылки превращали милые до сих пор лица в омерзительное и безумное месиво. Они все жаждали ее смерти, ее криков, ее боли, ее крови.

Когда девушку привязали к столбу, она поняла, что дороги назад нет, и не будет. В первых рядах она увидела своего мужа, капюшон его плаща был надвинут на глаза, но в этих глазах она увидела такую тоску и леденящую печаль, что ей стало страшно так, как не было до этого. Она ощутила, что это – еще не все…

Ей задавали какие-то вопросы, били хлыстом, издевались, но она продолжала молчать, не в силах оторваться от любимого лица. Внезапно задние ряды замолчали и странно зашевелились. Вышел человек, который привел ее сюда. Он нес – ее дочь. Она почувствовала это еще до того, как с ребенка сняли мешковину. Она зарыдала, стала умолять оставить девочку в живых, но ее не слушали. Она кричала: «Я, я ведьма, сожгите меня, только оставьте…», но волки почуяли вторую жертву, и ребенок был привязан к соседнему столбу. Главный поджог хворост, и огонь, почуяв нечастую добычу – человека, весело заплясал. В наступившей тишине раздался шепот: «мама», она отвела взгляд от мужа, которого возненавидела в тот момент и посмотрела на свое маленькое чудо. Дочь не отрывала от нее взгляда. Страх исчез. Они горели, но горели единым существом. В последний момент, пересилив боль, она прокляла это место и этих людей. Ее девочка умерла на пять минут раньше. В последние свои минуты она успела увидеть взгляд того, кого любила всем сердцем и понять, что он – тоже погиб, что в огне этих двух костров сгорела его душа.

Раздался испуганный крик, девочка, стоявшая у стены вздрогнула, нелепо взмахнула руками и, издав леденящий душу вопль, упала на деревянный пол. Ее одноклассники ринулись к ней, кто-то помчался в медпункт. Она была в обмороке.

Когда ее привели в себя она бессвязно шептала что-то на непонятном языке, кричала, вырывалась, плакала. На левой руке у нее был ожог. Чуть позже, взахлеб, она начала говорить что-то о ведьмах, убийцах и инквизиторах, что присутствующими воспринималось как полный бред. Ей сделали инъекцию, она заснула…

Позже ее отвезут домой, она очнется, но спустя несколько часов, все повторится снова – крики, плач, проклятия и непонятные фразы на странном языке. Ее заберут в психушку, где будут пичкать лекарствами, держать взаперти и никому не будет до нее дела.
Одноклассники будут вспоминать ее, но как-то очень пассивно и с долей страха. Их историк, наблюдавший всю сцену, влезет в архивы и выяснит, что когда-то, очень давно, на месте нынешней школы сожгли двух юных ведьм, мать и маленькую дочь. Он единственный будет ходить к девочке в больницу, слушать и записывать, он – единственный, кто захочет ей помочь. Только будет уже поздно.

…«Я не могу так больше… Я не хочу все это видеть… Кто показывает мне эту жизнь? Для чего? Я не вынесу… Я не переживу…Я больше не…»…

Ее похоронили три месяца спустя. Она лежала как живая. Ее медные локоны согревало солнце. Ранняя осень была пропитана запахом свежести. Цветов было море, она утопала в них, почти все были красными, желтыми, оранжевыми, казалось, что это костер, в котором она сгорает так же, как и много лет назад…