Письмо молчаливому другу
мне вновь пришла охота,
прогнав тягучую дремоту,
взяв ручку нацарапать что-то,
покрыть каракулями лист.
И я хотя не маньерист
и куртуазности порока
я не вкусила,
беллетрист
во мне заглох, увы, до срока,
мой слог не складен, не цветист,
не очень внятна цель посланья,
и я не требую вниманья
(что в общем-то не оправданье)
к словам и строчкам.
Но…du bist…
И я желаю говорить
с тобой
(улавливаешь нить)?
Опять? О чем?
Само собой,
что ни о чем.
Предмет любой
пригож для музыки такой.
Однако ж нить непросто вить,
я пару раз пыталась, да,
но получалась ерунда:
то вдруг впадаю я в слезливость
и в сантименты,
то в игривость
безудержную.
Божья милость
меня хранила от стыда,
и тех депеш
уж и следа
не отыскать.
Но вот беда,
предлогов что-то маловато
чтобы писать.
Ума палата,
казалось бы,
да все куда-то
уходит в дебри бытия,
и как протяжное легато
связует в годы дни и даты,
так от восхода от заката
теряюсь в этих датах я.
И знаешь, что весьма забавно
(для большинства ж и вовсе странно),
что средь таких обычных данных
я не терзаюсь маятой.
И терпкой тишины настой
не тяготит меня,
не мучит,
и не стремит меня озвучить
свой мир трескучей суетой.
Да, что-то мое "эго"
вдруг
разговорилось,
мыслей круг
весьма не нов
и не упруг
и, верно, уж не интересен
тебе
(поскольку прост и пресен).
Вердикт подруги вообще ж
безжалостен:
«Идея где ж
в тирадах этих?
Так - кортеж
из рифм и звукоподражаний.
Каталог, в смысле содержанья,
и то, наверное, живей.
Конкретней надо бы и злей,
без отвлеченного жужжанья.
Ну что ж, конкретно тоже можно
(без болтовни пустопорожней),
доступно, четко и несложно:
«десяток фотографий здесь
тебе я шлю».
На этом весь
мой монолог
должон почить.
Конкретней уж не можно быть,
хоть так,
хоть эдак фразу взвесь,
слова по-разному развесь
(их пять
иль, может, даже шесть).
И, стал быть, все?
Пора и честь,
стал было, знать?
Чего ж мельчить,
пером бумагу зря марать?
Пора идти варить,
стирать,
а не записывать в тетрадь
нелепых мыслей рой ершистый.
Но знаешь,
мыслью серебристой
во мне дрожит вопрос один
(как альбатрос средь стылых льдин).
По кругу ходит грустный пони
(как зек какой-нибудь на зоне)
до лошадиных до седин.
Поест, поспит и на работу –
катать детишек до икоты.
С недавних пор
мне стало что-то
напоминать подобный путь.
Друзья ль,
подруги,
я ль (чуть-чуть),
все как слоны по цирку ходим,
вертясь в привычном хороводе
по траектории одной –
с работы топаем домой,
потом – обратно,
и свернуть
нет ни желанья,
ни стремленья
ни к переменам,
ни к смятенью,
ни к радости,
ни к впечатленьям.
И вот такой, почти тюрьмой
(забавно?)
человек доволен
становится
(когда с сумой,
тогда, тем боле).
Боже ж мой!…
Вот тут-то мой вопрос и есть:
И что ж,
до гроба это несть?
И суть не в том, что все знакомо
(дорога в дом, потом из дома),
не в том, что дел не перечесть.
А в том,
что детскою тревогой
душа не ноет,
нет истомы.
Когда б дорога в детский сад
была такою же дорогой,
какой была два дня назад…
То листопад,
то звездопад,
но вечно что-то происходит.
Куда ж потом все вдруг уходит?
И водопад,
и снегопад
года преображают в склад
привычных дел
и разговоров,
привычных пьянок,
лиц,
заборов.
И лишь истомы детской нет.
А пони ходит.
Хмур и сед.
Свидетельство о публикации №102020600078