Библейский сюжет

           (изначально была улыбка:
            Иосиф БРОДский! -
                "Хлебный"?)               

             1.
Стол был накрыт и рабы удалились.
В доме молчали. Всё шло как и надо.
Солнце Египта зелёным сочилось,
Стиснуто плотью разбухшего сада.

Полдень отвесно стоял над дорогой.
Всё было точно. (Египет! Столица!)
Он был недвижен. Глаза - тот же отрок.
Лба высота выдавала - за тридцать.

Всё было прочно: бюджет, положенье,
Слава и кресла, жена и посуда;
Дом, материк, умноженье, сложенье
(Хлопотный дар, что прислали Оттуда);

Старший был назван Манассия, ибо
Бог дал забыть все несчастья, все боли,
Весь дом отца (ну и хватит, и бог с ним -
Сердце на этом натёрло мозоли);

Младший был назван Ефремом за то, что
Бог не оставил на муку бесплодья
В этой земле межу прошлым и прошлым -
В рыбьем садке холодеющей крови.

              2.
Пусто. Светло. Пустота не тревожит.
Но поместить в это узкое горло
Одновременно никак невозможно
Здешнюю речь и жаркое из чёрта!

С трапезой всё. Он встаёт и выходит.
Камня белёсость. Всегдашняя просинь.
Десять людей ожидают у входа.
Десять голов, наклонённые в просьбе.

Кто-то на ухо: "Нездешние, вроде."
Он их зовёт: "Подойдите поближе.
В чём ваше дело?" Вопрос переводят.
Десять голов поднимаются. Вспышка!

              3.
Глухо трещит разрываясь одежда.
-"Братья, за что?!" - "Чтоб не каркал, сновидец!"
-"Братья, мы - братья! Как может быть между…"
Тащат. Связали. И Бог не увидит.

Спину саднит. Ободрал, когда падал
Связанный в ров. (Очевидно, здесь сухо.)
"Нет. Не убьём. Я здесь старший! Так надо." -
Голос Рувима, доползший до слуха.

Голое тело в свободу не верит,
В жарких зрачках ничего, кроме боли,
То ли - звон цепи, то ли - звон денег…
Братьями? Продан? В Египет? В неволю?

Снится. Минуты, года и столетья.
Пота, верблюдов и ладана запах.
Плечи нагие под ласкою плети.
И караван - уходящий на запад.

              4.
Веки набрякли. Под веками режет.
Только не надо, не надо, не надо!
Так: положенье, осанка, одежды…
Где же Египет?! Куда же он  канул?!

Нил его смыл? У, проклятая речка…
Только - прошедшее. Братья подходят.
Горло царапает кость этой речи:
"Кто вы такие?" Вопрос переводят.

-"Из Ханаанской земли. Шёл по свету
Слух, господин, что родит у вас колос."
-"Вы наготу пришли высмотреть?" - "Где там!
О, господин, мы за пищею - голод!"

-"Вы - соглядатаи. Вам надо вызнать
О наготе сей земли." - "О, помилуй!
Если без хлеба мы… Если не Вы нам…"
И переводчик моргает. Не в силах.

-"Вам надо вызнать…" - он странно качнулся,
Векам прикрытым рукой помогая,
-"Все! Уходите!" - и зверем метнулся
В тень. Тишине дробь шагов оставляя.

               5.
Третий день минул. Сменился ознобом
Тягостный жар. Гулкий стук - трепыханьем.
Только не рыбы  - о нет, слава Богу -
Птицы! Живой. Большекрылой. Дрожанье.

Сильная птица. Клювом, когтями
(Вся - нетерпение!), крыльями, грудью…
Сеть разрывается. Птица взмывает.
Путь из Египта держа по безлюдью.

Приступы рваного серого страха
Выправив быстро, как глаз - опечатку,
Птица окрепшая рвётся из мрака.
Свет молоком заливает сетчатку.

Ровен полёт. И внизу проплывают
Степи, стада, и шатры, и деревья…
Царственный лоб - поседевший Израиль
Маленькой дудочке мальчика внемлет.

Верхняя нота сверкающей осью
Птицу пронзает, сколов её с небом,
Старцем, землёю… Не боль, но колосья
Так прорастают. Чтобы стать хлебом.

               6.
...................................

И на едином слезящемся вдохе
Видел Иосиф, как змейкою тонкой,
Хлебом нагруженный, там на востоке,
Шёл караван. К восходящему Солнцу.