Концерт для людей с оркестром

Гулко в зале,
как на вокзале.

Темный,
тусклый
и томный
занавес
вяло весь
скрылся
в кулисе.

В свете рамп
и пюпитриных ламп
будто агония
какая-то фония
звуков
расстройки,
настройки,
подстройки...

Но, но, но...
Эффект домино.
Всё замерло вдруг.
Затих полукруг.
Идет дирижер –
гипнотизер.
И тишина.
Застыла спина.
Зал
пал.

И тут,
словно кнут,
изящная палочка –
загадочка-панночка,
как пиявочка,
одним мановеньем
в одно мгновенье
заставила губы и руки
изливать свои лучшие звуки.

И вот,
взлет,
полет,
излет.
Играет каждый,
как может и страждет.

Скрипка
скрипит
скрипично,
обычно,
технично,
прилично.

Адажио –
очень даже.

Альт
альтует
логично,
типично,
цинично.

Аллегро –
несколько бегло.

Валторна
валторнит
валторно,
проворно,
притворно,
но вздорно.

Благородный кларнет –
сух, как эстет.
Глупая флейта
свистит, как на рейде.

Интерлюдия –
как иллюзия.

Рояль
роялит
рояльно,
печально,
буквально.

Виолончель
совсем, как кисель.
Туба
играет грубо.

Рондо
вобщем, как фронда.

Литавры
литаврят лавры.
Гремит, как таран,
большой барабан,
а малый –
трещит устало.

Старый фагот
хрипит и орет
на трамбон,
а он
схватился с дружком,
английским рожком,
и ещё с саксофоном,
а тот с ксилофоном
и скучным гобоем
и все они роем
в такой обстановке
пустились в концовку
поспешно,
потешно
и безуспешно.

Престо –
пресно, как тесто.

Но будто проснувшись
или очнувшись
вдруг тонкая палочка,
порхая, как галочка,
в руке дирижера,
расстроила ссору,
и всех на место
поставила вместе,
и точно,
и мощно,
и прочно
направила в Коду.

Они же с полного хода
влетели в Крещендо.
Хоть блекло и бедно,
но тут же, как лайки,
в аппорте
ринулись в Форте
и вместе все дружно,
послушно,
натужно,
радушно
в прощальном экстазе
закончили сразу.

Взвился зал.
Шквал
аплодисментов.
Букеты.
И сантименты.

Крики, свист.
Зал чист.

Давка
во всех раздевалках.

Артисты несутся домой
С большою и малой сумой.