Неоконченное прощание

Ты стоишь, прислонившись плечом к косяку входной двери. Руки перекрещены тем жестом, который психологи именуют жестом защиты. Левая рука нырнула под бретельку ночной рубашки и обхватила нежное плечо, правая перекрывает ее, покоясь на пушистой ткани накинутого поверх голубого халата.
Раньше я считал, что распухший от слез нос - это преувеличение. Теперь вижу воочию. Ты тихонько шмыгаешь многострадальным своим носиком, слеза стекает по нему. В уголках глаз уже ждут своей очереди другие слезинки.
Ты не даешь мне взглянуть тебе в глаза, отворачиваешься, прячась за ширмой своих прекрасных длинных волос. Я неловко полуобнимаю тебя, ты не пытаешься вырваться, хотя и знаешь, что стоит тебе напрячься, как мои руки безжизненно упадут. Но на вопрос: "Мне остаться?" я слышу лишь тихое "Нет", сопровождаемое покачиванием головы.
Тогда я поворачиваю ключ в замке, одна дверная ручка, другая, засовы замка с легким позвякиванием уходят внутрь, дверь распахивается, и я выхожу в пропахший кошками и (почему-то) рыбой подъезд. За моей спиной слышен лязг закрываемого замка, но в нем не слышно ни злости, ни раздражения. Двери лифта открываются, закрываются, открываются, кнопка входной двери пружинит под пальцем, толкаю дверь, еще раз, еще - замок всегда срабатывает с задержкой. Выхожу на растоптанный снег, останавливаюсь, смотрю на твои окна. Твое окно светится, но никто из него не смотрит. Окно кухни затемнено, что творится там - неясно.
Вглядываюсь в окна, потом поворачиваюсь и бреду к дороге. Квакает сигнализация, прогретый мотор взревывает, заводясь, и я вливаюсь в движение.
Рука привычным жестом выуживает из кармана панель магнитолы. По радио рекламная пурга. Отвратительно. Перелючаю на CD, Guano Apes, "Big in Japan". Под первобытно обезъяний рёв несусь по левому ряду, дальним светом сгоняя в сторону чайников. Мне сейчас уже всё равно, на всё наплевать. Перед постом ГАИ песня кончается, и, остановившись на светофоре, я меняю диск на баллады Металлики. Под мелодичные гитарные рифы "Unfogiven" я вырываюсь на МКАД, и несусь.
Машина плавает, шины не всегда держат дорогу, плавные параболы из ряда в ряд, вперед, туда, где меня ждет уныло-привычная круговерть работы. Музыка ревет, слегка оглушая меня, а в мыслях крутится одно и то же: "как же жестоко идиотичен наш мир".
Что же случилось? Началось все тихим щелчком по нервам в дождливом тусклом ноябре. Ты сказала мне ночью, когда я в очередной раз примчался к тебе около полуночи, вынуждая тебя ждать окончания моих дел, сказала, когда я начал ласкать тебя: "Я хочу спать. Давай не сейчас?" Ок, я человек не слишком нетерпеливый, тем более что утром должно было быть воскресенье и тебе не нужно было идти на работу к десяти утра. Но утром я услышал то, что повергло меня в легкий шок: "Я не хочу тебя терять, но ты меня больше не притягиваешь сексуально. И вообще, мне сейчас не хочется, совсем. Хочешь, я стану тебе сестрой?"
Мда... Такое можно было сравнить с ударом по причинному месту. Глядя на то, как я пытаюсь не сорваться с нарезки, ошеломленный столь неожиданным высказыванием, ты заплакала. Мне больно было смотреть на твои слезы, но я ничем не мог облегчить твою боль, носясь бешеным зверем по твоей кухне.
Потом я довез тебя до вокзала, откуда ты собиралась ехать к подруге, и, стиснув зубы, попрощался.
Прошло полтора месяца. Забытый тобой халат так и висел у меня в ванной,  а когда я переехал в другую квартиру, то решил вернуть его законной владелице. Благо, у тебя снова появился интернет, и мы стали переписываться в аське. Короткие записки не отображали боль оголенных нервов, и только в ответ на мои стихи я получал однотипные ответы: "Видимо, судьба поэта - быть одиноким."
И вот сегодня я вырвался на пару часов с работы, чтобы отвезти тебе этот злополучный халат. Откладывать уже было некуда - через два дня ты уезжаешь в турпоездку, а что будет потом - неизвестно.
И я понесся  к тебе, огибая город по кругу. Домофон встретил меня удовлетворенным писком, когда я по памяти набрал номер и код твоей квартиры. Звонок в дверь, и ты открыла мне, такая трогательно беззащитная.
- Проходи.
- Я ненадолго - меня ждут обратно на работе.
- Раздевайся, проходи в комнату.
Злополучный халат так и был оставлен лежать в сумке.
Ты начала хвастаться мне новой игрушкой - твой братец встроил в компьютер ТВ-приемник. Нашла какую-то музыкальную программу, идиотского вида певец кривлялся под фонограмму.
- Выключи эту муть, пожалуйста. - Последние годы я терпеть не мог телевизор.
Ты убрала изображение и сделала потише звук. Теперь это можно было хоть как-то терпеть.
Мы сидели рядом и молчали. Ситуация все больше напоминала анекдот или сцену из фильма. Впрочем сейчас, оглядываясь в прошлое, я воспринимаю все произошедшее действительно как сцену из фильма - как все было мелодраматично.
Потом я полушепотом, выдавливая из себя слова, сказал: "Знаешь, я все равно люблю тебя. И мне больно."
Мы  сидели обнявшись на твоей кровати, ты - по турецки, я - боком, как наездница века шестнадцатого, и плакали.
- Скажи, чего ты хочешь? Скажи "да" - и я останусь. Или скажи "нет" и я уеду.  - В ответ по щеке скатывается очередная слезинка, дуэтом с моей.
- Глупо все получается, на эмоциях. Я не знаю...
- Я хочу, чтобы ты была счастлива. Если ты будешь счастлива с другим - я буду рад. У тебя теперь есть кто-нибудь? - Ты покачала головой. - Хочешь, я тебя отвезу послезавтра на вокзал?
- Тебе рано будет нужно вставать. И потом, ты что, мазохист?
- Нет, вроде бы.
- Ты же говоришь, что тебе больно меня видеть.
- Тогда - мазохист.
Глупый и бессмысленный диалог, такой же, как и сотни, тысячи подобных ему. Твой носовой платок уже промок насквозь и ты попыталась пошутить: "Жаль, что теперь делают такие маленькие платки".
Несколько раз я порывался встать, но твои всхлипы удерживали меня крепче любых цепей. Но ничто не вечно, и боль моя слегка утихла, давая возможность вздохнуть. Я поднялся:
- Мне все же нужно идти. Проводишь меня?
В ответ просто молчание. Ты всегда предпочитала отмолчаться, а не говорить о своих эмоциях, но сегодня превзошла саму себя. Надо же уметь сказать в нескольких словах о столь многом.
Я выхожу в коридор, накидываю куртку, обуваюсь. В это время из ванной раздается плеск воды и трубные раскаты - ты безуспешно пытаешься привести себя в порядок.
А потом - потом ты стоишь, прислонившись плечом к косяку входной двери. Провожаешь меня. Когда увидимся, и увидимся ли - неизвестно.
До встречи, нескорой встречи, потерянная моя любовь.