Война

ПРОЩАЛЬНАЯ ПОДВОДНИКОВ
(на гибель атомохода КУРСК)

Мы снова пьем за тех, кто в море
Нашел неласковый приют,
И в темном чреве океана
Похоронил свой ратный труд.
     И пусть безмолвная пучина
     Глотает нас, как горсть камней,
     Кто не был в море, не мужчина,
     Оставьте сор пустых речей.
От взрыва вздрогнет субмарина,
Звонок тревожный зазвенит.
Откроет пасть свою пучина
И лютой смертью пригрозит.
     Не плачьте дома, дорогие,
     Никто не тонет в море слез.
     Нам уготована могила
     В волнах далеких детских грез.
И пусть сверлит чиновник гнусный
За нашу гибель китель свой.         
Его продажную душонку
Не позлатит и крест златой.
    Нас не поднимут водолазы,
    Мы растворимся  в пустоте.
    И в дальний берег раз за разом
    Мы будем биться в суете.
И в крике чаек нас услышит
На берегу простой певец,,
И под гитару песнь напишет,
Чтоб облегчить вам боль сердец.


РОТНАЯ СТРОЕВАЯ
Мы победим, сомнений нет,
Врага настигнет злая кара.
Готовься в бой и соберись,
Как для последнего удара.
Наш Русский Дом, наш  русский стол
Сегодня грабит, кто попало.
Готовься в бой и соберись,
Как для последнего удара.
Врагам прощать мы не должны,
И так мы много всем прощали.
Готовься в бой и соберись,
Забыв последние печали.
Нам завещал старик Тарас,
Когда огня стена повисла,
Врагов России истреблять
И соблюдать святые числа.

МАРШ  НОВОБРАНЦЕВ
Прощайте, гордые славянки,
Наш эшелон уходит в ночь.
Стучит состав по полустанку,
Никто не в силах нам помочь.
    В глухих селениях Кавказа
   Быть может, мы найдем подруг.
   Быть может, это не случится
    И оборвется жизни круг.
Не плачьте, русские подруги,
Для вас найдется ухажер.
А нас, быть может, с наслажденьем
Из автомата срежет вор.
   Страна кипит, идет сраженье,
   Кто больше всех способен красть,
   Тот вас получит, как награду,
    И над страной большую власть.
Но мы не вольны над судьбою,
Стучит колесами состав,
Нас бросят в бой за чью-то долю,
Не зачитавши наших прав.

ОТЕЦ
(Старая Русса-героям
первого военного лета)
Гудели в небе самолеты,
Им хлеб кидая по ночам.
И часто факелом в болота
Втыкались, следуя лучам.
Привыкли кони к артналетам,
Гоняя гривами слепней.
И часто пушки из болота
Тащили с кучами людей.
Их немцы мертвыми считали,
Бомбя вслепую, наугад.
Они в болотах оставляли
Еще живых своих ребят.
Дивизия прошла с боями
И вышла в город Ленинград.
А мой отец достался немцам,
Пустой отбросив автомат.
Его не били, не пытали.
А просто месяц не кормив,
Потом врачам плененным сдали,
И, чудо, он остался жив.
В простой солдатской гимнастерке
Он уцелел, свою зарыв.
Лес проползая, как Маресьев,
Страну на месяц, но прикрыв.
Когда, сверкая орденами,
К нам собиралися дядья,
Лучи его простой медали
Из сердца шли, других тесня.
Он был на фронте доброволец,
Артиллерист и командир.
И не его вина, что немец,
Его пленив, не застрелил.


ВОСПОМИНАНИЕ О МАТЕРИ
Мать много знала, много шила,
И нас, как двух гусей пасла.
И, кажется, что в целом свете
Важней не знала ремесла.
Она, конечно, уставала
Но к нам всегда была добра.
Любви и дружбе обучала,
И в том настойчива была.
Варила сталь, преподавала.
Устав, на дачу нас везла.
И не было такой заботы,
Что на себе бы не снесла.
Мы мало маме помогали.
Ведь мужики глухи в душе.
И только за ее старанья
Ей рай дарован в шалаше.
Мы одолели коммуналку,
Она ввела нас в новый дом.
Но не судите нас пристрастно.
Она одна осталась в нем.
Мы редко внуков наставляем,
Утешить старость матерей.
Теперь вот, как просить прощенья?
И мы их просим у церквей.

СОВЕСТЬ СОЛДАТА
Кравчук Михал Ильич, мой дядя,
Под Керчью бросился в пролив.
Его бомбили мессершмиты,
Но в целом он остался жив.
Спаленной гарью Украины
Он шел, твердя библейский стих,
Они дошли, так значит надо
И нам теперь дойти до них.
И он дошел почти до Вены,
Слегка подранен, но живой.
Ведь есть же бог у русских все же,
А украинец богу свой.
И вот он барствует в квартире,
А немка завтрак подает.
И ординарец ей прилежно
Немецкий стих в ушко поет.
Она немного покраснела.
Но видно все же поняла,
И вот ее нагое тело,
Шурша перина приняла.
Но он не принял подношенье.
И ординарцу в нос кулак.
Ты, что, забыл про украинок?
Ведь мы не немцы, сгинь дурак!
Не знаю, долго ль он держался.
На фронте разный был народ.
Но все же радует, что воин
Хранил в душе такой подход.

ДАЛЬНЕВОСТОЧНИКИ
(Памяти отца, Москва-Старая Русса)

Артиллеристы, мы опять
За артналетом наступаем,
Но впереди заслона нет,
Мы хорошо об этом знаем.

Пожаром выжжена земля,
По ней рассыпаны каменья,
И для фашиста этот час
Был, как последнее знаменье.

Но вот запас пришел к концу,
И батареи замолчали.
А в стороне плечом к плечу
Дальневосточники стояли.
 
Полны упорных свежих сил,
Они и в ад бы брешь пробили,
Но танки с флангов обошли,
И мы, как прежде отступили.

И горечь черпая до дна,
В плену мы снова рядом встали.
И снова здесь плечом к плечу
Дальневосточники стояли.

Дальневосточники-сибиряки,
Как много вас легло полями.
Но как же прочно, Боже мой!
Вы под Москвой за нас стояли!

Последняя  осада  Итиля.
Не трусь, попав в засаду,
Опалу и осаду.
Не трусь, завидев сзади
Летящий в спину нож.

Нас не оставят боги,
Коль выйдем из берлоги,
И ворога проклятого
Задушим и убъем.

А коли, станем мяться,
Метаться и скрываться,
То собственные боги,
Пронзят нас копием.

Коль враг на горло встанет,
Или мечом ударит,
Или копьем проломит
Твой панцирь броневой.

Возьми его в объятия,
Как старого приятеля,
И задуши бестрепетно
Безжалостной рукой.

Мы смолоду воспитаны
Щадить старух и девочек.
Калек и божьих странников,
И хмурых мудрецов.

Но из объятий каменных
Не выпустим мы изверга,
Обманом Русь сгубившего
Корыстью и тоской.

МЫ ВСПОМНИМ  СТОХОД.
На конях высоких, в башлыках широких,
Развернувши плечи, в белых чекменях,
Словно не в атаку, не на бой и драку,
Выплыли кубанцы, словно на парад.
Вот на берег правый высыпала лава,
Крупной плавной рысью выпустив коней.
А на берег левый подтянулись цепи
Тоже не пугливых морячков-бичей.
И полковник хмурый, нас на три аллюра
Выпустил в атаку, да на пулемет.
 «Вы не бойтесь братцы, вам ли их бояться?
Ну, а кто робеет, вспомните Стоход.
Эх, там было дело, только лишь для смелых.
Залегла пехота, а по ней шрапнель.
Немцы били четко, с грамотной наводкой,
И редели цепи от стальных бичей.
Батареи били, их не подавили,
До траншей осталось меньше полверсты.
И тогда начальник, наш комдив –печальник,
Попросил кубанцев выручить чертей
И без всяких танцев, без парадных глянцев.
Атаман кубанцев поднял усачей.
И вот тут пехота, ошалев от пота,
От свинцовых ливней, от стальных бичей,
Вдруг перекрестилась, словно ей приснилось
На поле раздолье белых чекменей.
А казачья лава, рассыпаясь вправо,
Двинула по флангу грозных батарей».
Но день тягуче продолжался,
Резерв топтался позади.
   Полковник прочь прогнал раздумья,
   И поглядел, что впереди…
Сошлись две лавы в смертной сшибке,
Кубанцы встали в стременах,
    Блестели лица их от пота,
    А с душ слетал смертельный страх.
Пехота лезла им под ноги,
Ее топтали так и сяк.
    Никто не вспомнил, как Стоходом
    Гордился доблестный казак.
И лишь полковник, глаз прищуря,
На миг слезою изошел.
   «Свои в своих стреляют,  люди!
   Ах, человек, большой осел!»
Но вот, смущаясь гневных взглядов,
Слезу смахнувши рукавом,
   Он эскадрон на бой отправил.
   Взмахнув привычно палашом.
Захлебнулась атака кубанцев,
С фланга плюнул лихой пулемет.
   Анка Зольц, задыхаясь от счастья,
   Звонко крикнула: «Хлопцы, вперед!»
И, сметая лавину кубанцев,
Красный конник понесся внамет.
   Да, там было уже не до танцев.
   Провалился Ледовый поход.