АД ДА

CТИХИ ИЗ РОМАНА "АД  ДА"
                Посвящается Мише Попову и Саше Пушкину
"...теперь мы там не живём
Домик наш - водоём,
Рак-отшельник сидит
В атласе южных планид.
Теперь тебе хорошо,
Небо - твой порошок,
Пчёлы - твои друзья,
Ангелы, ну и я.
Теперь в аду - снегопад,
Снег поглощает ад,
И буковки березняка
Смыла белил река.
Теперь тебе невдомёк,
Что А и Д - это рок. (
Рок - это значит "всегда"
Буковки Д и А...)"........
x x x
Медленно и тихо зацветают липы, водятся полипы, лопаются сливы. Зеленеют шляпы, колосятся кожи, и деревья тоже, и деревья тоже. В городе просторно, медленно и сорно, яростно и тихо, горячо и сухо, и летает муха, и летает муха. Пахнет облепиха, говорит олива, лопается слива, лопается слива. Истекают соком улицы морские, высоки дома ничьи-сторожевые. Медленно и сухо засыпают мухи, говорят собаки, чешутся старухи. Рукава играют, зеленеют кожи. И скамейки тоже, и скамейки тоже. А собаки речи говорят такие голубые злые чёрные большие. Непонятно митинг развернулся скоро, у теней забора, у теней забора. За унылым миром - тихие квартиры, золотые гири, медные кумиры. Жёлтые пижамы, розовые кожи и деревья тоже, и деревья тоже. Ну а время где же, ну а время что же? - исчезает тоже, понемногу тоже…
x x x
Расстояние тёплой проточной воды переклеило лица как хрупкие льды. Долго ждали у моря беды рыбаки и бродяги, сомнительный люд: ты послушай, как в крючья тяжёлые бьют проходимцы от точных наук. Ты вдоль берега чешешь хорьков и собак. Узловатые свастики щупает зрак, и глаза ослеплённых зевак. А бумаги в руках кувыркают снега, и дожди под ногами вошли в берега, и овраги взошли на руках.Словно флоксы и розы, как чёрная сыпь - на глаза твои больно взглянуть. А рассыпанный бисер слагается в нить - так прочти, если сможешь заснуть. Я прочту, ну а ты поясни дураку: на каком мне болтаться суку? Если в местности этой не знает осин ни пастух, ни собачник, ни сын. Это облако будет лежать в головах, и собаки ворочаться будут в глазах, если ты поперхнёшься слюной. Это чёрное частье, смешавшись с огнём, постепенно предстанет тобой. И тебя будут путать, и не различит фотография смерти твоей.Как луна в молоке, будешь плыть на спине в промежутках еловых ветвей.........
x x x
Стал задумчивым наш кинозал, овцебык не пасётся в траве, кинозал наш сегодня устал, многолюдно сегодня везде. Первым мая встречается люд в закоулках густых площадей. И в тарелки блестящие бьют грозди красных весёлых людей. Над людьми поднимается пар, из людей выделяется пот, золотой голосит самовар, голубой подпевает забор. В зоопарке смеётся толпа, бродит грустный седой овцебык, крошки хлеба летят со стола, и считает по пальцам старик: - Это А, это Б, это Ц: получился сплошной витамин. И морщины его на лице гонят волны таких же морщин. Палец бел на руке у него. Треуголка на темени вверх поднимает свои треуго и его разбирается смех.........
x x x
Ни цветные капельки бактерий, ни пустые шарики фантазий - поселились в нашем тихом сквере палочки нетрезвых безобразий. Разбежались бежевые жвала у простых животных, насекомых. Ты мою соломинку жевала в обществе пейзажей невесомых. Там летали стаи дирижаблей неземных, язвительных расцветок и рубил закат молочной саблей прутья ивовых многосторонних клеток. Пьяные каталися в карете по холмам стоящим очевидно. Не нуждалась ты в моём совете. В яблочном нуждалась ты повидле. Повиднее чтобы получилось место твоего расположенья, чтобы небо чёрное лучилось и текло назад в изнеможеньи. Лишь для этого сидела ты угрюмо в обществе сомнительных пейзажей, собирая косточки изюма по следам недавних экипажей. Я же на другой лежал странице, опираясь на тяжёлый детский ранец, и лизал как сахар черепицу, и не отзывался, иностранец........
x x x
Шестикрылое зарево сна прояснило тебя и меня. Объяснения - это стена, за которой считалочки дня. Там корзиночки талой воды подают в падежах молодых, там плывут шестикрылые льды среди потусторонней воды. - Эй, гарсон, принеси мне печаль, почечуя мне тоже неси. Мне наскучил порядочный чай на последнем своём небеси. - Айн момент, приготовим заказ, ты пока покури, айн момент. Через год мне несут на показ заказал что недавний клиент - золотую подкову дождя и железную палочку сна. Погодя, а потом погодя принесли и шнурочек огня. До конца обучения мне не покинуть приморских степей. До конца обучения. мне. до конца обучения ей. До того, как закончится сон и начнётся последний заказ - выполняй, молодчина-гарсон, прошлогодний нелепый приказ..........
x x x
Бессердечный бес пробежал по льду, или это конь так ныряет в лёд, там плывёт, отыскивая путь, серебристый добывая мёд. Или это ждёт эвкалипт меня, и в глаза кричит кучею листвы, ветви подавая - недалёк и мят, путая следы, путая следы. Подо льдом луга заливного льна, там плетёт плетень шелудивый конь, там кукушки скок и квадрат огня, свой сидит сверчок, знает свой шесток. Поддаётся шерсть, продаётся смех, плачет юн, соплив греческий орех; слышен коний шаг и рыбацкий храп, потаённый знак выявляет враг. Враг живёт в мечтах юного коня, враг не любит врак, любит он меня. И, сбивая сон, ходит-бродит дом как капель и как мелководный сом. Я плыву в меду как пловец лихой, зачерпну беду, отведу рукой, соберу с лица ряски кисею и растаяв, мёд слижет мысль мою. Бессердечный воск, черемичный сон создаёт не Босх, а морской притон, говори со мной, бесконечный мёд, вряд ли день найдёт то, что ночь спасёт.........
x x x
Шелкопряд прядёт полотняный шар, ходит скалозуб, бродит ягуарв, бродит сирый влак и тревожный вепрь, и творожной враг колыбели зверь. Мой зеркальный сом позарос овсом, и грохочет гром, а в овраге том шевелит клешнёй спрятанный моллюск, белый гипс трещит от избытка чувств..........
x x x
Расступилось подножие множества скал, а скатавшийся скат потихоньку устал потрошить стремена и стрелять семена и семи головам говорить: я подводное чудо, я чучело вод. Вот такой, с позволенья сказать, анекдот. Я подводное чучело, вот. Скат, оскалившись, выступил шагом вперёд. - Я подводное чудо, я чучело вод. Водяной, расступайся народ! Но небесное весело, весело мне, и чудесное чудо подобно чуме. Это чудо подобно чуме. Так беги, сломя голову, в лиственный лес - там спасение вижу от страшных чудес. Там вообще я не вижу чудес.........
x x x
В такт волнам тела колебалась вся земля. И снежные сугробы замирали на кромке выступающего рта. Семь певчих птиц уселись мне на плечи и завели смешные разговоры про то, изюм дешевле где какой. Одна сказала - дома, в Казахстане, изюм всех слаще фруктов и цветов. Другая возразила - В Забайкалье так много снежных ягодок холодных, что улетать оттуда не хотелось, но удалилась в завязь мудрой книги, где смыслов воплощения живые давали мне уроки рукоделья, а я их слушалась. - Послушайте меня - сказала третья кивающая птица - я родилась в воде, среди лесных коряг, затопленных инжирным лунным светом, таким, что превращалось в солнце дно. - А я сама есть солнце - заявила четвёртая, - наступит время суток, и я взойду над спящею планетой, взывая к мёртвым так же как к живым. - Изюм удобней есть в саду прозрачном - невнятно пятая пичужка пропищала, а я, закрыв цветочный атлас тканью, подслушивал занятный разговор. Шестая птица просто промолчала, мне показав глазок зелёный и подкову тяжёлого задиристого клюва, испачканного в лопнувшем инжире; В саду инжирные деревья не росли. В саду куст роз рос привиденьем ярким, и ход рыл крот навстречу строю яблонь, а птицею седьмой я сам и был. - Самадхи - произнёс протяжный голос, и я уснул на долгие века.........
x x x
Маяковский, к тебе ни на грош нет сейчас в моём сердце тепла. Ты - пальто, пропоровшее нож, ты - бутылка воды без стекла. Пусть живёшь ты в сосновом лесу, мне бояться тебя не с руки: те же фразы твои - на весу, в тех же книгах твоих пауки. Ты меня протыкаешь пером, и чернила течёт из меня. А тебя хоть руби топором - типографская краска вранья. Что по сути - чудесный чудес, черепахой наползанный дол, чернокрылый взлетающий лес, земляной высыхающий пол. Я боялся тебя, а потом - налюбил на эпоху вперёд, наблюдая - за красным кустом так прелестно сдвигается лёд. И становится воля видна в форме синих медлительных рук. Объясняется сразу цена: свет намного дешевле, чем звук. ........
x x x
Ты, пятно, угрожаешь меня, а я ем фиолетовый суп. В нём с утра ночевала свинья в свежем залеже жареных круп. Чёрный день - я мечтаю тебя, дай мне жира продуктов твоих, принеси же мне в пищу себя - "Ха-ха-ха, хи-хи-хи, хи-хи-хи". Ты, пятно, насмехаешься мной; ты, пятно, насмехаешь меня. Я бы шёл за твоею спиной, но какая спина у меня - обнищавшая это спина, это спичек горбатых набор, это ямка, где суша видна и сердец перемешанных сор. ........
x x x
Теперь все карты с тобой. Карла бежит с трубой. В зеркале зебра спит, с той стороны стоит. В луже резвой воды ветер мешает льды.........
x x x
В последний раз шумел морской кабак, и выражался сон как двор дверных собак, выпрыгивавших в ад из молодого да, плывущих в глыбе льда, горящего всегда. У окон города ступили на мосты, ладонями зажав кипящие кусты, где жаворонков жар в грибной сходился суп, где пасынок держав ел варево из круп. Конину ел ли ты, вот ходишь еле ты, у ели высоты уели цели рты целительных дорог, кончиной дорог нам единорога рог и голос живота.........
x x x
Был конь под всадником и камень под конём, а я бродил блуждающим огнём по берегам реки, где раков ловитва, и плеск стволов, и жухлая листва. В собор вносили гроб, и лузгал постовой горсть семечек. Опутанный травой, изъевший дымом нос, сутулый ангел у погоста рос. Где летние сады под землю уходили, и пух толстовской бороды торчал из антикварной пыли. Был с ночью мой роман. Она собой являла буфеты, пастбища, сарайчики вокзала; людские чучела носились по Неве. Лишь небо деликатно отражало, что только надлежало видеть мне. Я в комнате пустой лечу желудок чаем, и нос мой - красен, пухл, необычаен, морковкой яркою маячит на стене. А с книг слетает мысли паутина; Мой детский рыбий жир, мой грипп и скарлатина неслышно подбираются ко мне.........
x x x
Заскрипела страница сырого огня, в облаке флагов ангелы звали меня, мы улетаем, домик наш водоём, кто окликает меня одним из имён, он изменяет меру свободы вещей, лёд высыхает, давится снегом ручей. В облаке рая яблоко ада гниёт, лёд вытесняет из головы моей мёд, мы улетаем, небо наш порошок, нам помогает свет твоего хорошо, облако сада видит меня далеко, ночью ограда делит небес молоко, я на свободе, в чёрной струе молока, ты в огороде, у белых колец родника. Пересчитай на пальцах всех земляных червей, перечерти и пяльца глаз положи в ручей. Вены ручья скрипучи, ветер их гнёт в саду, в месте, где лилий сучья пишут стихи в аду.........
x x x
"Но тесна вдвоём даже радость утр."
М.Ц.
Ибо сон во сне глубже всяких бед, и на слово нет, отвечаешь нет. Просто яд красив, корнеплоды яств пояснили мне, где они и я. Я весёлый плов, яблочный пирог, поднебесный мох, вяленый горох. Я горбатый лещ и стоглавый змей, подколодный клещ, ледяной злодей. Говорящий жабр, закалённый стог, я помятый плащ, проволок моток. Я живу один, и в моём дыму вряд-ли, господин, нужен ты кому. Никому не жаль черепашьих букв, обрывая сталь положу их в суп. Завяжу их в сноп, убирая звук, поцелуем в лоб, избегая рук.........
x x x
Нарцисс, я твой садовник есть. Ты спрятался в саду - мне он известен весь. Пойду искать тебя. Не прячься чересчур. Вот земляника, верба, вот прищур лукавой облепихи. Весь мой сад закончен осенью. Растения стоят не шелохнувшись - в воздухе покой, лишь пыли шарик вьётся под ногой. Мой сад побила цвель. Садовник пощажён. Сад выглядит как сор. Рос утренних трезвон, когда в траве ищу тебя, о мой Нарцисс, приманивая крыс на треугольный рис. В цветах полно цветов - нет чёрно-белых лиц, нет плосколицых сов, собакомордых птиц. Лишь я и мой Нарцисс играем, позабыв cебя в листве страниц и кучах прелых слив. Садовник я твой есть. Растеньям надо жить. Засим, сбивая спесь, растенья просят пить. И я с ведром пшена, лия струну воды, всё жду: вот выйдут на поляну мои сны. Ты в них живёшь, Нарцисс. Ты в них, Нарцисс, живёшь. Пьёшь приторный кумыс, ешь приторную рожь. И я иду к тебе, подснежники топча, втыкая в снег перо и голову грача. Я должен опоздать и не найти тебя, иначе вспыхнет кровь - растения губя прольётся кипяток, и выложит смола твой профиль на коре древесного ствола. ........
x x x
Небеса разложились на НЕ, БЕ и СА, поселилась под небом овсовая вса. Открывай-же, прохожий, глаза: Здесь слова рассыпаются в мелкую сыпь и по строкам слагается зыбь. А лицо твоё мирно лежит на спине и слегка улыбается мне.Я слегка покурил, но стою на ногах, вызывая восторженный окрик и ах! Да помилует друга аллах. Дождь закончился после того, как спасли предпоследнего жителя прошлой земли, и иных мы найти не смогли. Мы воскликнули: кто-же здесь слепит нам глаз? Ты откликнись, пожалуйста, вдруг кто из нас различит у обочины час? Но секунды бегут из-под твёрдой руки, и дорожную песню поют башмаки. Так дорожные мысли легки. Никого на дороге, и редкий из нас простоит без воздействия час. Уж скорее воскликнет и нас обвинит, и разрушится древний повязанный скит. Ничего уже не устоит.........
x x x
Музыкальный щелкунчик, выскочка, перебежчик оживлённых трасс и дорог, твой матросский костюмчик высушился, когда возле касс ты продрог. Поредел перепончатый взгляд, когда ты проиграл аватар, червяки влезли в яблочный сад и мангусты из горных отар. Мой татарский щелкунчик, щенок, ты зачем у ограды лежал? Плохо почва на твой позвонок повлияла, как я предсказал. Полежал бы ты лучше в пуху завершённого мною письма, пожевал бы тихонько труху. Из-за пазухи вынешь сама ты сверчка пожелтевшего вдруг и морского пустого ежа, отбиваясь от маленьких рук пустоты, неуютной как ржа.- Вот я с ними начну горевать, поцелую сверчка прямиком, а с ежом я улягуся спать, спать улягусь с морским я ежом. А кузнечика выгоню вон - от него только скука и нудь.- Я матросом пойду на понтон - отвечает щелкунчик - забудь! Я отправлюсь в язвительный бар, был я сед - стану молод и юн. Стану самым бордовым из бар, стану Клее, Кандинский и Клюн. Уберусь до верховьев реки, только выбью летучий ковёр, буду замки, звонки и замки заменять на ореховый сор. - А орехи тебе для чего? - Не скажу, милый друг. Раз в году у подземных глухих берегов новоселье справляем в аду. - Значит много таких же как ты? - Очень-очень. Всех не перечесть. Мы горелые любим цветы и небес анилиновых жесть. - Вот бы мне посмотреть... Чудеса! Ты возьми меня, милый, с собой. - А сверчок, а овсовая вса? Вдруг ежу захотится домой? - Ну захочется, так и пойдём. Дом же близко, рукою подать. - Только мы уже не повернём. Нам нельзя поворачивать вспять. - Ты татарские шуточки брось! - На, лови, если сможешь поймать! Только мы уже не повернём. Нам нельзя поворачивать вспять.
20.3.-25.11.95, Сочи