Комбат

Ушли друзья, одна осталась.
В потемках шарит, где же свет.
Еще чуть-чуть, осталась малость,
Не жить же, право до ста лет.
Глаза закрыло пеленою,
Экран уже давно потух,
А перед взором – над землею
Несет куда-то белый пух.

Июнь застал ее в шестнадцать.
Халат ей белый шел вполне.
И будет скоро жадно клацать
Зубами немец на крыле.
Воронка вдруг легла под ноги.
Она спасла ее пока.
Вцепились намертво бульдоги:
«Она - предатель РККА!»
Тех раненых она хранила,
В тылу у немцев берегла,
Пока в кавполк не угодила,
Провал. Что было дальше? Мгла.
Был белый конь. На нем в папахе
Летел комбат отдать приказ.
Вперед! За этим резвым махом
Следили все, не пряча глаз.
Штрафбата не было, конечно,
Девчонке лишь шестнадцать лет!
Ведь и война – она не вечна,
Останется лишь этот след.
Колготок не носить девчонке.
Да и не думает она,
Что этот шрам на ножке тонкой,
Она скрывать, увы, должна.

Друзья ушли. Комбат устало
Мешает утром в чашке чай.
И сахару, конечно, мало.
Он сыпет больше невзначай.
Жена ворчит, она святая.
Хотя бывает, иногда,
Он вспоминает, что другая
Ему сказала скромно «да».

Тугая черная косичка,
Бровь, опаленная войной,
Глядит хитро, будто лисичка,
И косу теребит рукой.
Такой запомнил он Елену.
А утром – снова с немцем бой.
И вдруг, с галопа словно в стену
Влетел. Отбросило волной.
Конь захрипел. Он бился страшно.
Затих нескоро, лишь тогда,
Когда на воспаленный, влажный,
Легла  на лоб ее рука.
Тащить тяжелого мужчину
Ей было, знать, не привыкать.
«Терпи, мой милый, не покину», -
Шептала нежно, словно мать.
Свистели пули. Грохотало.
Она тащила, уж без сил.
Сама чуть-чуть не застонала,
И бросить он ее просил.
Очнулись оба в лазарете.
Ее оставили дремать.
Его – на стол при тусклом свете,
Осколки мины вынимать.
Наутро было наступленье.
Она опять спасать спешит.
А он, совсем как привиденье,
Как будто неживой лежит.

Разлука длилась бесконечно.
И пролетели годы те,
Как ветер, что скользит беспечно
И рябь толкает по воде.
Опомнились, нашли друг друга,
Их встреча радостной была:
«Жить без тебя – такая мука».
«Я всю войну тебя ждала».
Они обнялись. На вокзале
Две группы замерли вдали.
Смотрели влажными глазами
И насмотреться не могли.
И пусть она – не их маманя,
А он – чужой, в общем-то дед,
Но их связало наказанье
Прошедших безвозвратно лет.
И эти дети, эти внуки,
Что заняты своей игрой,
Могли быть их! И боль разлуки,
Прошла как-то сама собой.

Как прежде, он встает с дивана
И ставит чайник на плиту.
Жена не спит, хотя и рано,
Протез уже сидит во рту.
А на стене, над головою
Две фотографии висят:
Она с улыбкой озорною
И пятеро Ее внучат.

Елена спит по эту пору.
В далекой северной стране,
Ей снится конь, что скачет в гору,
И всадник машет ей во сне.