Любовь- порок грядущих лет

18.01.2001. На какие-то чудовищно мимолётные моменты вдруг внезапно меня озаряет Нечто и я постигаю суть, смысл неуловимого и чего-то мгновенного, а от этого и наиболее ценного. Но это ничтожно мало, это настолько невыносимо больно, что становится уже практически нестерпимым. Кусочками, отрезками, обрывками мыслей и несбывшихся мечт, действенными реалиями. Всё так разделено между собой, так неповторимо и быстротечно, что возникают мысли о сумасшествии сознания, о прорыве сквозь пронстранство и время, но вместе с тем о замкнутости и возникновении неощутимых острых клиньев, мешающих мне пробиться дальше. Мой богатый немой язык, не способный увидеть синее море и различить стихии, затмить звезду или солнце, которое усмехается надо мной и выжигает волдыри, видя тщетность противостояния ненужности настоящего мира и неотвратимости будущего. Грядущий день уже запустил свой скользкий и липкий вирус в мои внутреннии органы. Эта слизь поглощает моё сердце и не даёт сделать глотка воздуха, растаяв в лёгких. Это так дико, непонятно и вместе с тем робко наивно, но от этого наиболее жестоко. День вдохновляет меня и просит умереть для него ещё раз, как я это делала вчера, позавчера, завтра и УЖЕ сегодня. День отживает своё во мне как паразит, а, умирая, перебирается ночью в новое тело, воплощаясь заново с большей циничностью, чем в предыдущий раз. Это похоже на запах сырого снега, белоснежного сверху, но сгнившего внутри от той самой сырости, поглощающей регулярно всё живое и неживое и оставляющей размышления лишь для поколений хранителей истории. Нет возможности остановиться и бросить вызов страсти. Я слаба, потому что мне тяжело постоянно ощущать свою внутреннюю силу, чувствовать перепады противоборства последней с непокорностью и безрассудством. Я сажаю цветок, я точу камень, я совершенно слепа. К чёрту всё это, когда люди не видят ничего кроме своей заимствованной бездарности и напускного милосердия. Стоять на посту, на страже – вот вечная роль, гениальная по простоте и глупая по нелепости начинания. Охранять чуткий сон капризных тупиц и недоумков, призванных на благо и во имя эталонных изречений? Презренные…
Любовь пуста, по-дикарски пошлая и осквернённая. Это грязь, это отбросы и испаряемый ими смрад. Это скупость и бездушие. Миллионные человеческие жертвы и потери, но я буду выше этого, ибо получила лишь ранение, но намертво перебинтовала рану. Я вывалилась в этом противном болоте, но успешно омываюсь в благовониях и маслах холодного разума,  такого щедрого и приютившего меня у себя, когда выбросили на улицу. Пристанище разврата и отвратительной постоянной временности. Вы все жестоки, а мне безразлично и холодно, потому что я ещё в состоянии жизни, но и более чем когда-либо – нежизненности. Вы умертвили кусочки моего тела, мою желчь, но не до конца. Посмотрите на свою работу! Мне смешно и лучший способ рассмешить и успокоить меня тем самым – это молитвы раскаяния. Громкие, прерываемые криками и плачем, стенаниями согрешивших мне. Моя неверность породила желание, моя нагота замкнула цепь ненужных ритуалов. Я поплатилась за собственную назначенную цену. Меня очень хитро купили, долго выбирая и бесконечно сомневаясь, а затем забыли на прилавке. Никто не вернулся… Хрупкое прикосновение к воздуху, сотрясшее тени и блики вокруг меня, породили стремление одуматься. Я стояла на вершине скалы, пытаясь навсегда разорвать эти сковывающие  узы и на миг, испугавшись, закрыла глаза. Так всегда, я так и знала, что страх только пригнёт меня ниже, ещё ниже к первоначалу, но закрыла глаза. Открыв их, я замечаю, что эта неприступная скала надо мной и заслоняет своей безобразностью всё, что было и есть всегда. До меня и после меня. Сакральное. Это внезапно трогает меня и текут слёзы, но никто старательно не замечает этого, потому что я узница и закована в одиночный карцер собственного самоистязательства. Я провинилась. За веру. За слепое желание и жажду быть в неиссякаемом в своей чувственности подчинении и неистовстве страсти плоти. Меня усмирили и затолкали, затоптапи и разубедили, смешали с сахаром и растворили в горьком кофе. И я стала чёрной. Меня хотели рассеить по земле, но оказалось, что её не существует. Бездна, поглотившее невиновную землю носит одно имя – любовь. Опять этот порок, этот удел ничтожных и убогих, хромых и юродивых. Это ненависть горящая во мне и медленно сжигающая. Смерть! Я зову тебя как повелительницу, как иглу творения. Будь моим спутником или карающим перстом. Не пытайте меня – поздно! Слишком поздно все решили, что тоже одумались. Прощенья никто не попросит, не дадут воды, а лишь… Насмехайтесь, издевайтесь, я ведь сказала, что поздно. Крикнула прямо в отрезанные уши. Мука, такая праздная в своей правоте и непредсказуемости, разочаровала и обезоружила меня. Это унизительно быть в плену своего воображения и не стремиться видеть реальности. Я замёрзла, мне жутко холодно, но я хочу в Ледовитый океан. Стужа умерит мой пыл и растопит лёд. Я так чувствую. Я в двух частях, я словно размазана по сосудам, как пушистая воздушная пена, ставшая густой и тёмной от грязи. Мыли ноги, они все изранены, все в крови и эти струйки оставляют за собой тёмно-багровый след. Они были истерзаны при восхождениик низу, к подножию нищего духа, к бесталанности и тьме, к вечной суете и пьяному разврату. Меня не усмирит рубашка, но чёрт, слипаются глаза и я седею. Седею внутренне, но расцветаю внешне. Я жива и почти без голоса. Я молчалива и прекрасный оратор. Я вне собственной власти и в вечной темнице телес. Я остаюсь, но неужели вы так и не услышите мой крик о покаянии?