Остров грёз. старый альбом

А весной она сгинула вовсе, - говорят, приехали за ней ночью, знамо кто тогда ночами за людьми приезжал, увезли - и ни слуху, ни духу. Так вот картина у бабки осталась. Название она, когда на хлеб менялись, черканула на бумажке: кажись, «Остров грёз» какой-то. Сначала бабка картину на стенку повесила, а как за беженкой приехали, так она от греха подальше из рамки её вынула и в сараюху заховала курям на подстилку.
                Лет десять после войны на ней куры ночевали, а потом так - в сараюхе н-струмент всякий хозяйственный да банки-склянки ненужные хранились. А года два назад бабули не стало. Ну, после похорон да поминок халупу её куда-то же девать надо было. Все уже в городе давно живут, она одна там болталась, съезжать не хотела: «Где,» - говорила, - « живу, там и помирать буду». Так оно по-бабкиному и получилось. Про картину внучок прознал ещё когда в пионерах был. На лето приезжали они семьёй в деревню, навещали старуху. Юный пионер - он ведь как, - он ведь юный следопыт - Чингачгук, «Большое ухо», «Зоркий глаз». А сарай старый - самое место для всякого этого. Приволок как-то следопыт бабке это полотно, думал: старая тряпка в краске, - на, мол, бабуля, старушечью радость, может, ещё полы мыть сгодится.
                Тут она и вспомнила про войну да про картину, и название, которое на бумажке, потом вместе отыскали в альбоме со старыми семейными фотографиями...
                Невнятен шёпот фотографий,
                Покрытых блёклой желтизной.
                В них нет печали эпитафий
                И сплетен краски расписной.
                Лишь тот расслышит их историк,
                Служитель новых аллилуй,
                Чей взгляд рассудочен и горек,
                Как запоздалый поцелуй...