Кадр двадцать пятый гения вызывали?!

И все-таки надо признать – самостоятельного литературного потока уже нет, как бы мы ни старались оформить его в виде литгазет, литжурналов, литсайтов. Бурный, всеохватывающий  и всепоглощающий информационный поток размыл границы литературы и подавил всё нарастающим валом событий. А литературный талант сегодня востребован и призван журналистикой, телевидением, эстрадой, политикой. Собственно, так было и прежде, но сегодня  оформилось окончательно и, кажется, бесповоротно. Писатель романов – это сочинитель для себя, а в повседневности он производитель продукта информационного процесса, поскольку хочет быть заметным – меня видят, значит я существую. Но видят только того, кто производит новости. Производит как собственно герой или сочиняет их как летописец.
Виктор Шкловский на реплику Треплева из чеховской «Чайки»: «Новые формы нужны, а если их нет, то лучше ничего не нужно»- дал исчерпывающий ответ: «В общем, дело обстоит так. Изжив старые формы, «высокое» искусство попадает в тупик. Все начинают писать хорошо, но никому это уже не нужно. Формы искусства каменеют и перестают ощущаться, я думаю, что в этот период не только читатель не знает, прочел ли он стихотворение или нет, но и писатель не помнит, написал ли он его или не написал. Тогда падает напряжение в художественной атмосфере...». Но  как только напряжение в художественной атмосфере падает до минус бесконечности, так это пространство занимает информационное поле,  и ему для постижения красоты и истины уже не нужна художественность, от которой несет нафталином давно забытого прошлого. А нужна только видимая сменяемость сюжета маскультуры, по крайней мере, видимость быстрого продвижения при помощи скандального сюжета до обязательного 25 кадра. Того самого опасного 25 кадра, в который непременно закладывается просчитанная автором истина, заменяя современникам всю художественность, поисками коей мучили себя творческие люди прошлого. В 25 кадр можно заложить Иисуса Христа, а можно Иуду, можно Пушкина, а можно Евтушенко, можно Платонова, а можно Пелевина. Можно великого, а можно малого. Все теперь зависит от  играющего монтажера, который убежден, что без него нет будущего.