Одиночество белый

В одиноко ожидающем доме давно уже нет тебя.  Я знаю, ты не придешь. Я знаю, ты давно уже ушел. Я знаю, тебя больше нет в моей жизни. Я знаю…

Но я знаю, что ты есть в моем сердце, ты есть в моих мыслях и ты есть в моем ребенке. Сегодня, как и вчера он будет улыбаться твоей улыбкой, смотреть на меня твоими очаровательными глазами и говорить твоим слегка сиплым чарующим голосом. Я знаю, что ты этого никогда не узнаешь. Я знаю…

Сегодня, как и много лет назад я приду домой, огляжу старую мебель, которая еще хранит прикосновения твоих рук, включу старую лампу, которая когда-то вот также согревала нас с тобой своим уютным светом, прилягу на кровать, которая безмолвно хранит очертания смятых нами простыней и запах нашей страсти, и банально заплачу. Не от боли. Нет, боль ушла давно, еще тогда, когда я поняла, что буду видеть тебя каждый день в глазах сына. Не от безысходности. Что от нее плакать, она просто обволакивает мою  жизнь, также, как и ты когда-то своей любовью. Не от обиды, нельзя обижаться на судьбу, тем более, когда сам ее делаешь. Не от печали. Пусть печалятся те, кто еще имеет шанс увидеть силуэт любимого человека, кто еще имеет шанс вернуть и вернуться. Но – от одиночества. От бездушных лиц вокруг, от бессмысленных фраз, от долгих вечеров, от несмятых простыней и невкусных запахов одинокой жизни.

"Ничто так не украшает дом, как мужчина", наставляла в юности мама. Мама! Мамочка, как же ты была права… если бы ты сейчас знала!… Теперь я знаю, что такое отсутствие запаха мужской туалетной воды по утрам, разбросанных в беспорядочности рубашек и газет, необъятных тапочек в прихожей… Я знаю. Мама, но мне это уже не поможет.

«Когда сын вырастет, он поймет, почему я ухожу…» – много лет набатом бьют эти слова. И много лет я с ужасом жду, что он их скажет… Зачем ты обрек меня на этот ад?

Да знаю я знаю, что сама виновата!!! Знаю, что мужчин всегда надо прощать, потому что так было и так всегда будет, потому что где-то непременно он встретит умную и прощающую, которой уже не надо будет разоблачать и играть в игры равенства полов.

Другая. Она наверное и вправду другая. И я могу сделать только одну вещь, чтобы защитить себя: рассказать сыну, какой ты подонок, что бросил нас: таких одиноких и распрекрасных! Чтобы потом он смог защитить нас от тебя, защитить меня от тебя, защитить меня от себя… Я сделаю все, чтобы ты не был его героем, чтобы он забыл твой смех и твои сильные руки, твою тихую заботу и громкие игры. Я сделаю все, чтобы тебя не было в его жизни.

Но ты же поймешь, что это лишь жалкая и глупая самозащита. Так по-женски и так слабо. Так, как я никогда не хотела выглядеть в твоих глазах.

Одиночество. Черное, бесконечное и усталое. Я устала, слышишь?! Я знаю, что нет. Я сама виновата. И мой одинокий дом расскажет моему сыну все то, что я хотела скрыть.

Я знаю, что ты знаешь…

01/12/2001