Все началось с цыганки...

                ДМИТРИЙ АЛЕКСЕЕВИЧ     С.А.
    
     Все началось с цыганки. Точнее, все началось с того, что Дмитрий Алексеевич возвращался со службы, морщась от неприятных ощущений в ноге, позавчера еще прокушенной случайно забежавшей во двор бродячей собакой, и от назойливости инспекционной проверки, четвертый день портившей ему удовольствие общения с молоденькой машинисткой Верочкой, которая обладала волшебным свойством поджимать губки в ответ на все ненавязчивые комплименты Дмитрия Алексеевича так, что в герое нашем вздрагивало что-то и переворачивалось ( при этом Дмитрий Алексеевич небезосновательно считал, что это «что-то» и было его «мужским началом» ). И все же, смеем утверждать, что именно с цыганки началась наша история. Та черноглазая дочь степного народа схватила Дмитрия Алексеевича за лацкан добротного, купленного как-то по случаю на вещевом рынке пиджака и вкрадчивым голосом пропела свое: «Погадаем, касатик?..» Начинающий Дон Жуан хотел было извернуться и прыгнуть в подошедший трамвай, но почему-то губы этой молодой еще женщины напомнили ему губы Верочки, и он, остановившись, произнес:
- У меня два рубля всего с мелочью, больше целкового не дам.
- И-и-и, касатик, да я тебе за целковый все расскажу: что было, что будет... Ручку дай...
     Дмитрий Алексеевич брезгливо подал ладонь цыганке, а та с какой-то непонятной радостью, с радостью мастерового, истосковавшегося по работе, принялась тараторить:
- Ай, милый, жил-то ты не больно хорошо, но сейчас - как и лучше! Жена у тебя добрая, нежная, работящая, детишки, двое их у тебя, вижу, умные, теща...
     При упоминании тещи, Дмитрий Алексеевич неловко выдернул руку из прохладных пальцев гадалки, боязливо обернулся и , сунув новоявленной Кассандре гривенник, вспрыгнул на подножку проходящего трамвая... Тещу он недолюбливал и побаивался: Павла Афанасьевна была дамой властной и жестокой... Ретировавшись столь поспешно, герой наш не услышал, что кричала негодующая цыганка вслед трамваю... И зря не услышал, ибо истошный вопль: «Через тещу и сдохнешь, скупердяй проклятый!»- заставил бы его задуматься, хотя, верим ли мы, уважаемый читатель, в предсказания судьбы?....
...- Никак вас опять собака укусила, соседушка? - ласково улыбаясь, встретила его во дворе сорокалетняя худосочная вдова Воронова. - Уж не бешеная ли: ишь как торопитесь!
- Никто Дмитрия Алексеевича больше не кусал! - очень вовремя
вмешалась супруга Клава, развешивающая на балконе постиранное   бельишко. - А собаку ту дворник лопатой сразу и прибил, тварь такую, чтоб на государственных служащих не бросалась! Идемте, Дмитрий Алексеевич, скорее чай пить, стынет...
     Поникшая вдова сразу уткнулась в вязание, ожидая другой жертвы, а ободренный Дмитрий Алексеевич взбежал на второй этаж, увернувшись умело от черного кота Лаврентия, стремглав летевшего с третьего в подвал по своим кошачьим надобностям... У квартиры благоверный муж Клавдии шумно выдохнул несколько раз, кашлянул, плюнул три раза через плечо и храбро ступил в открытую тещей дверь.....
...- Опять твой в дерьмо залез! Вон, весь половик заляпал! - грозно начала теща, визгливые нотки голоса которой вернули Дмитрия Алексеевича в реальность родного дома.
- Ну, что вы, мама! - попытался возразить он, но только тут заметил, что из прокушенной ноги, видимо, от быстрой ходьбы и отчаянных прыжков в трамвай сочилась кровь и даже в ботинке предательски хлюпало.
- Я, мам, уберу, - привычно спасая его, выскочила откуда-то Клавдюша, - ой, да это кровь ведь! Димочка! Иди скорее в комнату, я сейчас, сейчас перевяжу...
     Дмитрий Алексеевич проскользнул в темноту комнаты, хихикая про себя: «Пронесло, пронесло!» - слыша тещино: «Другие деньги домой приносят, а твой-то, Клашка, только в дерьмо да в кровь вечно вляпается...» И только здесь, в комнате, он вспомнил, чего, собственно, ради он так бежал... Спор! Спор с Гаврилычевым из инженерного отдела... А что если эти самые реактивы смешать ... и на парУ, а?! Находящийся, возможно, на пороге гениального открытия совслужащий, подрагивая от необъяснимого предчувствия самого решительного момента жизни своей, стал быстро заполнять каракулями цифр и знаков подвернувшийся лист: «Так.... Гениально!.. На парУ!.. Нога болит... К врачу бы... А здесь, пожалуй, дозу увеличить и... О черт!» В вычислениях явно была ошибка, и Дмитрий Алексеевич сунулся в верхний ящик стола за ластиком, но ластика не было: «Опять дети! Надо сказать Клавдюше, чтоб не смели брать мои вещи!!!» - мысленно возмутился новорожденный гений, схватив с полки опасную бритву, дабы ею аккуратно соскрести написанное, но тут случилось нечто... Дмитрия Алексеевича ударило в ногу, туда, где кровоточил собачий укус, бросило вверх, распрямило, потом как-то необоснованно сжало в комок, подломило и скрючило руки так, что острие бритвы ударило по надувшейся вене, и театрально-красная кровь даже не брызнула, вырвалась, сипя, на желанную волю...
- Дворник... Лопатой... Позавчера... - прогавкала невесть откуда взявшаяся собачья голова, сунувшаяся в форточку, потом заржала, обернулась черным котом Лаврентием, который, довольно потирая лапы, слизывал капельки крови с собственных усов и усов Дмитрия Алексеевича, толстел, превращаясь в странного вида воздушный шар с хвостом и ушами, мяукающий, гадкий, и вдруг лопнул, забрызгав всю комнату красным: от тусклой лампочки-сороковки под потолком до выпавшей в прошлом году еще из кармана Дмитрия Алексеевича пачки папирос «Сальве» табачной фабрики имени Клары Цеткин...
- На пару... Клава... А ведь бешеная была... - пронеслась мысль, стекленеющие глаза скользнули по заляпанной кровью простыне на кровати, обоям, потолку...- Убьет меня теща за это! - испуганно подумало то, что пока еще было Дмитрием  Алексеевичем, и слабеющая рука резанула бритвой еще раз, по горлу..... 
                22.11(22.30)  -23.11(00.20.)94