Ты говоришь - как-будто бы поешь

                Марии К.

Ты говоришь - как-будто бы поешь.
И голос твой на дробный звук похож,
который и не плох, и не хорош,
но разрастаясь преувеличеньем,
наполнившись волненьем и значеньем,
в мои вползает уши. С увлеченьем
твой звук, спустившись к сердцу, чудеса
творит с ним, и при том твоя краса,
к которой ты пристроила леса,
чтоб невозможно было подобраться,
таинственной и странною казаться,
вся в перышках, чтоб легче прикрываться,
являет мне значительный размер,
и я, как новоявленный Гомер,
закрыв глаза, верчу кинопример
про птицу на каком-то континенте,
которая и в жизни, и на ленте,
напрягши зоб и перышки в моменте
призывной песни, вздулась на глазах,
как вырастает тесто на дрожжах,
как вырастает до вселенной зал,
когда искусство с сердцем в униссон,
когда как вестник правды микрофон,
и не поймешь уже где явь, где сон.
Потом твои я перышки приглажу
и губы поцелуем напомажу,
щекой с ресниц возьму на пробу сажу
и так скажу, прижав к себе рукой:
- Мой маленький, мой миленький такой,
ляг на плечо и сердце успокой.
Чего ты комплексуешь так и свищешь,
каким обидам оправданья ищешь,
неужто ты действительно не слышишь
мой молчаливый и простой ответ.
Взгляни, мой друг, на этот белый свет,
раскрой глаза: чего в нем только нет !
В нем все: и жизнь, и смерть, и даже тайна.

Случайно это или не случайно,
увы, увы, как это ни печально,
никто не знает этого пока,
зато исправно солнце, облака
плывут, парят седые, как века.

Моя рука твое плечо прижала.
О, если б знала ты, какая жалость
в душе моей с надеждою смешалась,
что может быть мы выживем еще,
что град пощечин жизненных не счет,
и предстоящий в Судный День отчет
по сути говоря такая малость
в сравненьи с тем, что в жизни нам досталось.
А может ежедневная усталость
да дробное чириканье твое
уснуть под звук вагонный не дают.
Опять рука  гнездо под сердцем вьет.

Ну, вот и выходить нам, дорогая,
народ встает и, сумками играя,
идет на выход, а куда - не знает