Променад по глухим местам

 В здании вокзала на потолке из-за слоя розовой краски выглядывает стыдливая морда Алешиной гнедой, перекисшая блондинка, вернее, ее голова в окошке пожевывает нижнюю губу мозаическими (белый и тускло-металлический, и еще раз, и еще) зубами.  Пустоглазые сержант и старшина надрывно хохочут о своем. Я узнаю этот город.
Город трухлявым орехом завис на железнодорожной ветке. В нем по статистике жителей тысяч сто, пара-тройка больших и мертвых заводов . В нем - тлен. Я иду, и не вижу ни одного человека на улицах. Ни единого, понимаете? - в полдень, за полчаса ходьбы. Из живых на дорогах лишь плешивые куры. Два или три раза мелькнули фигуры в огородах и во дворах, достаточно различимые, чтобы защемило где-то в затылочной доле. Повальная, оглушающая бедность. И черт с ними, с ватниками рваными, с залатаными красно-зелеными спортивными штанами фирмы "Вынь Сунь", заправленными в непонятной конструкции чуни  из резины, с приземистыми домами, у которых глаза с болезненной поволокой драных занавесок, двери некрашены, и комнаты пахнут старческим телом. Нищие не блаженны, но это понятно. Только ведь не в том бедность. В глаза им глянул - я у людей не видел таких глаз. В них не безнадежность, нет - просто не знают, что такое надежда, забыли, что бывает по другому. Люди, бедные взглядом и мыслью, они здесь такие почти все, вижу, когда иду дальше. Немолодая женщина в тяжеленной, сразу видятся допетровские бояре, норковой шубе, вышла из машины. Номера местные, глаза тоже - мысль? Желания? Выражение? Хер вам. Муть. Забытый на неделю на столе стакан с пресным говяжьим бульоном.
 Обратно я уехал вечерним поездом, в вагоне только молоденькая проводница, двадцать лет, не больше, улыбчивая, но неразговорчивая, да молодка лет тридцати с  двумя детьми, мальчиком и девочкой, оба того весенне-солнечного предшкольного возраста, от которого остаються ярчайшие, но обрывочные воспоминания. Попеременно разглядываю радостное семейство и листаю набоковскую "Аду". Салон отражается в стекле, и в окнах отражения - звезды. В душе смешалось.