7. Вот и солнце остыло...

7.

Вот и солнце остыло… как уголь в костре прогоревшем подернулось пепельно-сизым налетом.
Словно баба простая, опухшие ноги раздвинув, распласталась земля в изопревшей сорочке своей
и протяжно хрипит, и царапает корку из грязи пота…
Были трудные роды… но тем умирать веселей!

Как устала душа её, истомилась трава и до сладкой до косточки высохла Богом забытая вишня,
перезрели арбузы… гниёт виноград – ты дави его в чане, дави!
И уходит земля, и уходит, уходит неслышно,
задыхаясь под тяжестью неразделенной любви…

Эй, вакханки! раскиньте пятнистые барсовы шкуры, несите плоды, без заминки
из подвалов достаньте аттическое вино!
Ведь сегодня – поминки! Сегодня справляем поминки
урожая и лето! И мертвой земли – заодно…

Листригоны!.. пусть ваше несытое племя, гнездясь по обрывам,
ни нарывов не знает, ни потерь и живет первозданно легко!
Пусть трепещет на ваших острогах весенняя рыба,
ударяясь о кружку, пусть цвинькает молоко!

Бейте древние амфоры, пейте вино и любите прекраснейших пленниц,
сапогами топчите увядшие груди земли,
не теряйте часов драгоценных на груды поленниц
и назад не смотрите – на тихую поступь Зимы…

Заметелит декабрь, занавесит лиманское зеркало шторой ледовой,
тремунтан и низовка до вечера выстудят брошенный дом,
и покроет Зима, повинуясь упавшему Слову,
опозоренный труп – как рогожей – суровым холстом.

Коченеющим клювом предсмертную песнь проскрипят коростели,
и стареющий лис прохрустит по метровому насту костей…
Но запахнет под крышей серебряной хрупкой капелью,
и последний живой нащепает лучины для новых гостей.

Эти новые гости похожи на старых, как рОдные братья:
те же речи, привычки и те же у них имена,
только вкусы меняются и, соответственно, платья…
А заклятья любовные – эти на все времена.

Так же празднуют буйно уход пожелтевшего лета,
И горит на них та же – всё та ж! – роковая печать…
Только это забота другого –
иного –
поэта,
и не наша с тобой –
а другого поэта печаль.