последняя песнь одиссеи

  Итак, достиг  Итаки,  отстрелялся,
  И долго ждавшей должное воздал,
  И  пожалел о том,  что не остался 
  У  тех коварных, музыкальных  скал.
  Все стало до того  обыкновенно,
  Не в радость обретение  жилья....
  Пытался вспомнить как  поют сирены,
  И сокрушался :  мало  слушал я.
  Напрасно затыкал матросам  уши,
  Зачем себя приказывал  вязать!
  Но до чего же, сволочи,  послушны,
  Ну  ничего нельзя им  приказать.

  Освободили в безопасной зоне.
  Глотнул  воды,  пошевелил  плечом,
  Ни сном еще,  ни духом,  что о  зове
  Услышанном я  помнить обречен.
  А  после пять ночей  не прикемарил,
  В корму  ли, в нос  уединяться шел,
  Все слушал песнь, но сон меня ударил.
  Очнулся пуст, сутул  и оглушен.

  И с той поры  я в  полузвуках  маюсь,
  Как  будто в  уши затекла вода.
  Куплет бы  вспомнить, пару  строчек, малость, 
  Я  мог бы их нашептывать тогда.
  Но вместо песни  трехэтажный  зуммер,
  Он  дергал  глаз, и шарился в мозгу,
  И думалось:  зачем, дурак, не умер,
  Но что сидеть, когда я плыть могу.

  Пройдусь по дому, чмокну  Пенелопу,
  Скажу :  хочу  взглянуть на млечный путь.
  И ощетинясь,  вдвину в пену лодку,
  Эол  сердит, жмет к суше, ну  и пусть.
  Гребу  во искупление измены,
  Грудина тресни , пуп мой развяжись,
  Права  молва:  услышавший  сирену
  У  ног  ее  свою закончит жизнь.