Портрет

Жил был один. А как он жил – вопрос.
Он строго не судил свою судьбу.
На переносице он столько перенес,
что нам не перенесть и на горбу.

А жизнь была зубастее акулы.
Он закрывал отдушины души.
И, как щенки, его скулили скулы,
но для успеха были созданы усы.

Он нервно двигал полуголой головою,
он знал, что на пока любой покой,
он мочками ушей отмачивал такое…
и щекотал подруг небритою щекой.

И он бывал и милым, и забавным,
но если он кого-то не любил,
он их губил одними лишь губами
и шевелюрою при этом шевелил.

А иногда и он бывал под мухой,
тогда он делал просто чепуху:
то громко ухал левым средним ухом,
то правым ухом приправлял уху.

Ну а потом с ресниц слеза слезала,
и нос сопел нежданною соплей.
А он усы приподнимал устало
и связки в узел связывал тугой.

Заткнув затылок в заячью ушанку
и воротник на шею навернув,
помахивал наперченной перчаткой
и уходил, назад и не взглянув.

Сердилось сердце, как собака злая.
Горело горло. Был несносен сон.
Он шел к себе. А где он жил – не знаю.
Известно лишь, что лишним не был он.