Пришествие марьванны опьянение

 
 
Глава I ОРБИТРАЖ

Я пилотировал балкон,
Когда свеченье тел небесных,
Исполненное тайн чудесных,
Воспламенило небосклон.

Презрев земное притяженье,
Я мчался в край без берегов,
И было все вокруг — движенье
Неисчислимых огоньков...

Оставив серебристый шлейф,
Луна исчезла в одночасье,
Комета, словно охмелев,
Носилась взад-вперед...
И трассер
Натянут был звездою подшей,
На коем сохло, цвета сажи,
Редчайших облаков белье.

Меж тем, внимание мое
Вдруг привлекла туманность слева,
Из коей вынырнула дева,
Вся — совершенство и печаль...
Подобно брошенной невесте
Она металась меж созвездий,
И мне ее до слез, поверьте,
Вдруг почему-то стало жаль.

Она неслась в небесном танце
Сквозь языки протуберанцев,
Лишь в серебристую фату
Стыдливо пряча наготу...

Я, отвести не в силах глаз,
Ей что-то крикнул в полный голос
И возжелал ее тотчас,
Поскольку был душою холост.

И надо же! Я был услышан!
Она, еще издалека,
Шепнула мне: "Тс-с... Тише-тише...
Разбудишь дочку, иль сынка,
Или жену... Пусть спят они..."
И тотчас в плотные слои
Она ворвалась атмосферы,
Навстречу мне, но...
Ужас!
Вдруг,
Воспламенившись пуще серы,
Она исчезла!..
Пальцы рук
Я заломил себе до боли —
Сгорела в небе она, что ли?.. —
А она
выглядывала
из-за портьеры...

 

 
Глава II
ВХОЖДЕНИЕ В КОНТАКТ
 
Не верю... Ничему не верю...
Потомственный я атеист...
...Она стояла рядом с дверью,
Взор ее глаз был ясен, чист...
Лучили свет ее колени,
Все мирозданье серебря...
И — заложить вираж последний —
Я взял штурвалом на себя.

Кося на деву взгляд украдкой,
Повел балкон я на посадку.

И вот, яствами стол накрыт:
Вот, огурец лежит соленый,
Вот хлеб, вот банка от икры,
Окурков горочка в которой...
Стол завершен шикарной костью,
Снискать достойной похвалу,
И я космическую гостью
Веду к накрытому столу...

Сквозь содержимое стакана
Я лицезрел ее черты.
Она представилась: "Марьванна,"
Спросила томно: "А кто ты?"

Был лаконичен мой ответ,
Я скромно отвечал: "Поэт!"
И в доказательство струну
Я на гитаре тронул робко,
Поднял стакан, сказал ей: "Ну!
Ну, за знакомство, что ли, тетка!"
И прежде чем хлебнуть немного,
Добавил по привычке: "С Богом!"

Тут дева мило усмехнулась,
Неправильно меня поняв:
— Ты, что ли, Бог?"
— Ты что! Рехнулась?
Какой я Бог?! Блаженный я..."
— Ну за знакомство!" — и Марьванна
Прошлась рукою сквозь стакан,
И из него, как из вулкана
Поднялось водки двести грамм —
Вся драгоценнейшая жидкость
В миг превратилась в сизый газ...
Подумалось: какая дикость!..
Как дал бы дуре этой в глаз!..

С трудом себя я в руки взял,
Ведь, гость она мой... Бить нельзя...
— Ты что! Не пьешь? Откуда ты?
Она сказала:
— Со звезды...
И пояснила мне она,
Что плоти напрочь лишена,
Что я к себе на ночь призвал
Ее загадочный астрал,
И что, воистину, поэту
По сути нужно только это.

Разочарован, вял и квел,
Рукой я сквозь нее провел,
Пошарил — где лица овал,
И... больше ей не наливал.

— Так что ж, — вздохнул, —
Ты муза, значит...
Диктуй, коль так. Я запишу.
Но что бы с рифмой, не иначе!
И — о возвышенном! Прошу!..

 

 

 

 

Глава III
ОТКРОВЕНИЕ МАРЬВАННЫ
(приступ 1)
(Реальный автор
призывает в соавторы данной главы
Ю. Заренкова)

— Но прежде сделай полумрак...
Бери тетрадь, пиши...
  Итак,

Случилось так, что в наш совхоз
Распределен на свиноферму
Младой зотехник был когда-то,
Влюбленный по уши в балет.
Его профессии предмет
Был не балет, увы, однако...
А свиноводство. Средь свиней
Он был поставлен самым главным.

По иерархии над ним
Сидел совхозный председатель
И, со столом своим, парторг.
Но свиньям был и царь и Бог
Зотехник личною персоной.

В балет ходил он раз пять-шесть,
Освоил сам балетну поступь...
Так разве ж мог он не привнесть
Свою любовь во свиноводство?!

Прошелся как-то вкруг корыт,
В уме и так и сяк прикинул,
И чуть не зарыдал навзрыд —
Какие, к черту, балерины
Из этих из его питомиц?!
А впрочем... Если ту, да эту,
Да посадить бы на диету...
Глядишь — и вышло б что-то...
   то есть,
Большой ведь славы не снискать,
А самодетельность поставишь!

Зотехника Нейроном звали.
(То про науку как-то мать
Смотрела телепередачу,
А тут приспичило рожать...
И не смогла она иначе
Уже дитя свое назвать.)

Нейрон же стал крестить свиней,
Поскольку был за них в ответе,
И вот, прошла неделя дней
(Уж свиньи были на диете),
А зоотехник поименно
Знал каждую из них в лицо...

Да что — в лицо! Балета ради
Он узнавал свиней и сзади!
Иным свинья — подобна дичи,
Иным свинья — чтоб сало жрать...
А он!..
Он Дездемону Беатриче
Мог по походке узнавать!
По волосинке в пятачке!
По хвостику, что так загнут...
Вот, только, сало при шлепке
Дрожит четырнадцать минут...

А что ж Нейронова диета?
Дает ли пользу для балета?

...Себя в пример он ставил свиньям,
Твердя: "Мне пища безразлична!"
"Ты будешь прима-балериной!!!" —
Грозил он пальцем Беатриче...

Тянулись дни, векам подобно...
Но Май настал. И в день Победы
Паслись в свинарнике Нейрона
Спортивные велосипеды...


На ту беду парторг случился,
Чтоб взнос с зотехника собрать.
А во свинарнике, меж тем,
Царила атмосфера бала...
Горели свечи, все сверкало,
Надрывно музыка играла,
И Беатриче приседала,
Держась рукою за станок...

Схватив рукой себя за бок,
Вскричал парторг:
"О! Белла Донна!
Ты что творишь здесь, средь навоза?
Откуда зеркала здесь?.. Розы?..
Из клуба, что ли, приволок?

Зотехник отвечал:
"Из клуба..."
И виновато улыбнулся:
"А что? Нельзя?
Ведь смог же тот же Достоевский
Поднять свинью на пьедестал,
Когда в своем труде "Что делать?"
О ней ни слова не сказал!
Или — к примеру взять — Гагарин! —
Зотехник перешел на крик, —
Простой такой советский парень,
А захотел — и — в космос — прыг!..
Ведь перед ним была собака!
За ней — свинья должна лететь!
(По очереди, стало быть.) Однако,
Гагарин смог ведь захотеть!
А тот же Ленин!..

Тут парторг
Весь передернулся невольно,
Соделав мину, будто больно,
И кашлем в землю изошел.

— Ну хорошо... Ну хорошо... —
Сказал, откашлявшись, он тихо, —
Однако, лихо ты их... Лихо...

Он скорбно на свиней взглянул,
Слезу с лица рукой смахнул...

— Но как же план по сдаче сала, —
В нем партбилет заговорил,
— Смотри, что с свиньями-то стало!
Тут на одну не тянут три!
Да и не свиньи это вовсе!..

— А к т о ?! —
Заговорив нежданно вдруг,
Спросила гордо Беатриче
И, подойдя к нему вплотную,
Задрала кверху пятачок.

Парторг был крепкий мужичок
Рассудком (но не силой духа),
И, рассудив, свинье на ухо
Шепнул: "Солдатская кровать!",
На что свинья вопрос спросила:
— А что! Слабо поцеловать?! —
И рухнула в припадке страсти...

 

Глава IV
СОМНЕНИЯ ПОЭТА

— Позвольте, — я сказал Марьванне, —
Вы только что спустились с неба...
И как-то... чрезвычайно странно
От Вас такую слышать речь...
Хотел бы Вас предостеречь:
Не надо пудрить нам мозги!
Да, мы доверчивы — земляне,
Но не настолько ж дураки!
Какой парторг?! Какие свиньи?!
Вы к нам с какой звезды такой
Пришли на уши вешать лавры?

Она ответила:
— С Центавры! —
И стала бледно-голубой.

— А что, на вашей на Центавре,
Да буду ими я прощен,
Парторги — эти динозавры —
Ужель не вымерли еще?

Марьванна горько усмехнулась,
Как бы поморщилась слегка:
— Да нет на них, — она вздохнула,
— У нас пока что ледника.

И тут я возразил сомненье,
Что не с Центавры она вовсе,
Не из другого измеренья,
А наша! Нашенская — в доску!

И аргумент привел я веский:
Гагарин, Ленин, Достоевский —
Откуда деве было знать
Поистине земную знать?

Ее стремительным ответом
Был выпад контраргументом.
Она сказала мягко: — Брат,
А ваши свиньи говорят?!

Я остограмился в мгновенье
И извинился за сомненья.

 

Глава V
ОТКРОВЕНИЕ МАРЬВАННЫ
(приступ II)
(И в соавторы этой главы
реальный автор
настойчиво призывает Ю. Заренкова)

Марьванна развернула карту
И что-то обронила матом,
Предупредив: "Мат не пиши.
Я это чисто для души."

Ткнув в карту пальцем безымянным,
Продолжила рассказ Марьванна.

— Правление совхоза Влыч
(В простонародии Ильич
(Фамилии уже не помню
(Да это, впрочем, и не суть)))
Находится как раз чуть-чуть
Левее одинокой ели.
На карте этот орьентир
Флажком зеленым обозначен.

В правленьи этом самом, значит,
Народу сельского толпа
Под знаменем животноводства
По зову сердца собралась.

Встав за Трибуну в полный рост
(А рост имел он метр сорок),
Сам председатель произнес
Свое вступительное слово:

— Даешь! — он въехал кулаком
По ветхой старенькой Трибуне,
И та сказала:
— Завтра дам.

Потом взял слово тракторист
И с этим словом удалился.
Оно буквально означало:
Акт половой меж ним и полем;
Меж ним и гаечным ключом
(Который вовсе не причем);
Меж ним и одинокой елью
(Что прямо около правленья);
Меж ним и всем совхозом Влыч
(В простонародии — Ильич
(Фамилия уже не важна));
А также между ним и каждым,
Кто с трактора солярку слил,
Будь это хоть сам председатель,
Будь хоть его жена Трибуна,
Будь это даже ты, читатель...

Имела слово и доярка,
Которым пламенно и ярко
Воспела Родину свою,
За то что та дала ей детство
И ель с правленьем по соседству
(Что обозначена флажком
На карте местного значенья) —
За все — за все!
А в заключеньи
Она, ударив себя в грудь,
Попятившись назад на пядь,
Сказала: — Я солярку слила!
Меня и надобно!
Винить...

И наконец, парторг взял слово.
Притих, поежился совхоз...

— У зоотехника Нейрона, —
Парторг сурово произнес,
— Царит на свиноферме ****ство!

— Не может быть! — шумит народ,
— Нейрон прекрасный семьянин!
— Он коммунист, а значит в рот
Он не берет спиртного! Вот.

Парторг протезом головы
Разбил нечаянно графин
И продолжал:
— На свиноферме,
Помимо то, что я сказал,
Ряд нарушениев! Во-первых,
Все свиньи натощак худы!
Их комбикормом не корми —
Дай па-дэ-дэ потанцевать!
А далеко ли до беды?! —

Парторг хлебнул глоток воды,
Слегка порезав мочку уха
Куском разбитого графина
И воскричал, собравшись с духом:

— Мне стыдно! Стыдно пред минфином!
Как больно мне смотреть на них —
На эти жалкие осколки
На нет загубленного плана
По сдаче сала в закрома
Отчизны нашей — Государству!
Так ****ство это иль не ****ство?!
Вот риторический вопрос! —

И тут парторг порезал нос,
Когда графин ко рту поднес,
Чтобы хлебнуть воды оттуда.
При этом вскрикнул:
— Вот паскуда!
И сам комбикорма не жрет,
И свиньям нашим не дает! —

Слова в трагизм окрасить чтоб,
Парторг стеклом порезал лоб.
Багровой кровью истекая,
Он говорил:
— Вот дрянь какая!
Чем будешь, — спрашивал Нейрона, —
Кормить Отчизны Гегемона?!
Балетом?! Ишь, аристократ!
Милитаризму служишь, гад!

Он устремил взор на Нейрона,
Как на проказу, как на мразь.
И, чтобы не было так больно,
Стеклом себе заехал в глаз.

— Завербовался уже чай?!
Односельчанам отвечай!

Теперь он резал себе вены
И говорил самозабвенно,
Что до последней капли крови...
Во имя мира и прогресса...
Повысим мяса и удои...
Обгоним план, прибавим веса...

Потом, расставив ноги шире,
Себе он сделал харакири,
И вновь к Нейрону обратясь,
Спросил:
— Как звать ее?..

— Кого? —
Нейрон вопрос не понял сразу.

— Кого-кого... Свинью, заразу...

— Да, Беатричею звалась...

Совсем уж немощен и плох,
Чуть слышно прохрипел парторг:
— Пускай стошнит меня сейчас...
(Его стошнило бурно, зычно)
Пускай я стану симметричным...
(Он выколол последний глаз)
Но с этой сукой! С Беатриче!..
Пусть потеряю я рассудок...
Но целоваться я не буду!
Не уговаривайте!
Бесполезно!
Так... Чтоб себе еще порезать?..

Он оттянул свои трусы,
Но не успел...
Отдал концы...

 

Глава VI
ВОСПОМИНАНИЯ ПОЭТА

Марьванна вытерла слезу
Изящным жестом правой длани,
А я поднял стакан:
— Помянем!
И вспомнил: Я же колбасу
Уж пятый день ношу в кармане!
Поди испортилась совсем...
А может, и пойдет на закусь?
Пойду возьму ее и съем...

— Возьми и съешь, — прочла Марьванна
Ход моих мыслей.
Я вскипел:
— Ты мысли чтишь на расстояньи!
Что стоит, собственно, тебе
Открыть мне тайны мирозданья?
В науках разных просветить?
Ведь я Поэт! Мое призванье
Потомка лирой осенить!
Да так, чтоб он в моем наследьи
Нашел глубинные пласты,
Чтобы пророчества заметил,
Которые подскажешь ты!
Чтобы бессчетные открытья
Вплелись во ткань стихов моих,
Как дар редчайшего наитья —
И этим буду я велик!
А ты несешь какой-то бред...
Ну надоело ж! Спасу нет!..

В сердцах я выпил водки залпом,
Налил себе еще одну...
Потом стремительным нахрапом
Повлек Марьвановну к окну:

— Смотри! — я указал перстом
На новостроек панораму,
Где громоздился дом на дом
Среди строительного хлама,
Где все ждало, застывши, утра,
Кран башенный в тумане чах,
Лишь два согбенные придурка
Влачили рельсу на плечах,

— Смотри! — я молвил вдохновенно,
— Вот это все — откуда здесь?
Откуда?!.. И какого хрена
Те двое прут куда-то рельс?!

...Всмотревшись пристальней в ребят,
Насколько зренье позволяло,
В одном вдруг я узнал себя,
В другом — редактора журнала.
Но, несмотря на то что с рельсой
Все стало ясно (в мой гараж
Ее со стройки мы уперли),
Едва ли поостыл мой раж.
Но говорил теперь я хмуро,
Слегка по лбу себя стуча:

— Ты видишь прутья арматуры,
Что из земли кругом торчат?
Они из самых недр выходят —
Ребристый, крученый металл...
Так кто и на каком заводе
Планету нашу отливал?!..
Умру... И после моей смерти
Как обретет душа покой,
Коль стих мой людям не ответит
Элементарщины такой?!..

Марьванна тяжело вздохнула,
Как бы сказала: "Наливай!"
И холодильник, вторя гулом,
Пустой, как утренний трамвай,
Весь изошел последней дрожью,
Затих, оледенев нутром...
— Марьванна! Ты же волей Божьей
Ниспослана в мой нынче дом!

И я припал к ее коленям
С единым воплем:
— Вдохнови!
Дай знанья! Сделай откровенья,
Во имя славы и любви!
— Да, я Поэт! — кричал я страстно, —
Но где же, где ж найти слова?!
Гортань мою зажали спазмы,
Я все что мог зарифмовал!
Уже над мной довлеет быт!
В миру не знаю я почета!
Меня от этого знобит,
И лишь от этого икота...
Но ты ж! Пришелица извне!
Тебе помочь мне — плюнуть в омут!
Так помоги ж, Марьванна мне!
Пожалуйста! Что тебе стоит!
В моем лице томится гений,
Которого нещадно душат
Заботы... В спешке каждодневной...

Вздохнула дева:
— Ладно... Слушай...

 

 

Глава VII
ОТКРОВЕНИЕ МАРЬВАННЫ
(приступ III)

— Итак, сто сорок месячных с тех пор
Трибуны кануло уж в лету...

— Ну елы-палы! Что за вздор!
Она опять взялась об этом!..
Мне надо, чтоб ты рассказала
О мирозданьи кладезь тайн!!!..

— Тебя я не перебивала?
Будь добр, не перебивай.
Я посвящаю тебя тайнам
И говорю о самом главном!
Пиши за мной буквально все:

Театр...
Билетов в кассах нету...
По сцене скачет режиссер,
Над сценой — мастера по свету...
Ни одного пустого места!
Аншлаг!.. Нестройная игра
Из ямы слышится Оркестра
Незажива... жующих... Ран...

Но вот, стройнее стали звуки,
И третий прозвенел звонок...
Взметнулись дирижера руки!
...Одна — пробила потолок
И, превратившись тотчас в чайку,
Помчалась вслед летящей стайке,
Меча на головы помет...

Чайковский! — догадался зритель
И... разрядил свой пулемет.

Упал, кружась, рабочий сцены,
Цепляясь за какой-то стул.
Мат, прозвучавший при паденьи
В аплодисментах утонул...

Под грохот траурных оваций,
Под звуки танца лебедей,
Выходят свиньи! Все искрятся!
Их многочисленных грудей
Упрятан срам в костюм нарядный,
Торчащий дыбом, невесом —
Он соткан нитью Ариадны —
На сцене сказка! Чудо! Сон!

Их ноги, пленницы пуантов,
Засеменили строго в такт...
Очередям из автоматов...
И вот уж все они лежат...

А зал скандирует им: Браво!
А зал скандирует им: Бис!
Но балерины, словно травы
На сенокосе, разлеглись.
И только прима-балерина
Сучит ногою об колье,
Пытаясь в судорогах настырно
Изобразить demie plauer...

Понурив голову, печальный,
Выходит дирижер на сцену...
Оркестр аккорд берет прощальный,
Дав предпочтение Шопену...

Еще порхают звуки альта,
А музыкантов в клочья рвет
Кумулятивная граната...
Зал от восторга — аж встает!

Последним рухнул балетмейстер,
Пронзенный в голову снарядом,
И лебединой его песней
Был крик отчаянный: "Не надо!!!"

— Не надо!!! — заорал Нейрон,
Когда парторг нацелил пушку,
Но, в клочья изорвав подушку,
Издал он облегченья стон:
— Приснилось... Это все приснилось...

Нейрон зарылся глубже в силос
И вновь заснул. Но вот беда —
Едва сомкнул Нейрон ресницы,
Парторг опять к нему явился,
И снова целился в Нейрона
Огромным пушечным стволом...
Еще... хотелось макаронов...
Пожрать их, сидя за столом...


Парторг, однако, проходил
Курс санаторного леченья.
Он получил абонемент
Экибастузского бассейна
И регулярно посещал
Ряд медицинских процедур,
Одна из коих заключалась
В том, что помои выливались
В большую ванну и туда же
Ссыпали мусор, кости, сажу
И массу прочего дерьма
И всякой непотребной швали.
А после в этой самой ванне
С говном парторга замешали.
Когда выныривал парторг,
Чтоб сделать выдох или вдох,
Совет научный докторов
Решал: "Здоров иль не здоров?"

Так каждодневно, вот, ныряя,
Парторг придумывал сценарий
Очередного выступленья
В кругах совхозного правленья.

А вообще на процедуры
Он тратил времени немного.
Не чужд искусства и культуры,
Читал газеты, Льва Толстого...

А как-то утром, во субботу,
Ведя культурную работу,
Зашла сестра к нему в палату
И, повиляв роскошным задом,
Сказала:
— Ванны сення нет,
Зато с гастролью в санаторий
Приехау... як яго... балет.

"А что. Схожу, — решил парторг
И ущипнул сестру за ногу, —
О, я балет люблю, ей-богу.
В нем столько много женских ног!"

Сходил. И, тронутый искусством,
Проникся он глубоким чувством
Любви к одной из балерин.

Внезапной страстею гоним,
Взбежал под занавес на сцену,
Нашел ее из-за угла
(Ее узнал он по колену,
На коем родинка была),
И тотчас низко распластался
В подобострастном реверансе.

Но та, едва его заметив,
Лишь только бровью повела
И в пышном бальном туалете
К себе в гриммерную ушла.

Парторг немедля следом двинул
И робко в двери постучал...
— Кто там? — о, что за голос дивный
За этой дверью прозвучал!

Прокашлявшись в кулак чуток,
— Поклонник! — отвечал парторг.
И тотчас, весь покрытый потом,
На всякий случай, по старинке,
Проверил жестом искрометным —
Застегнута ль его ширинка.

Войдите! — глас звучал, — Открыто.
И, преступив порог едва,
Простертое пред ним копыто
Парторг уже поцеловал,
Когда смекнул: не так тут что-то...
Стояла прямо перед ним
Свинья, знакомая до рвоты,
Смывающая с рыла грим...

И прежде, чем инфаркт лишил
Вошедшего опоры ног,
— О, Беатриче... — проскулил
Совсем растерянно парторг.

 


...Его спасли медикаменты,
Мочалка и кусочек мыла...
Свинья говно с него отмыла...
Он говорил ей комплементы...

И над собою же смеясь,
Они пошли по жизни вместе...

Когда кругом дерьмо и грязь —
Любовь — единственное средство
Возвыситься! Увидеть небо!
Кто не любил — тот счастлив не был!
Любовь имеет много ню,
Но если полюбил свинью, —
Не уставай в суетном танце
Свиньей прекрасной восхищаться!
Но полюби ее всем сердцем,
Как это сделать смог парторг!

...Нейрон венчал их скоро в сенцах...
Нейрон для них стал Царь и Бог...

Они в родной совхоз вернулись,
Их радость ждала впереди...

Да ты заснул, мой друг, поди?..

 

 

Глава IX
УХОД МАРЬВАННЫ
В ПОДНЕБЕСЬЕ

Поднял я голову. Ладони
Вниз плавно по лицу стекли...
...Она стояла на балконе,
Качающемся у земли...

Фату ее восход златил,
А ветер — в небе полоскал...
Я ей шепнул: "Не уходи!"
Она в ответ: "Не отпускай!"...

Не отпускай...
Легко сказать...
Не отпускай...
Уж всходит солнце...
Того гляди — жена проснется!
Как я ей буду объяснять,
Что ты лишь свет звезды далекой,
А не какая-нибудь ****ь?..

Лети ты на свою Центавру...
А я чайку сейчас поставлю,
А то невмоготу мне что-то...
Ишь! Проняла меня икота!..

Лети...
Марьванна улыбнулась
И, жестом указав в простор,
Спросила тихо:
— Не подбросишь?
Я рухнул головой на стол...
(Рукой при этом шевельнул)
— А, добирайся ты как хочешь...
И всё.
Уснул.

(Уже сквозь сон
Спросил ее:
— Ты бред? Иль явь?
Та хрюкнула лишь для приличья,
И я сказал ей:
— Беатриче,
Балкон, пожалуйста, оставь...

(А мне балкона жалко стало)

И был мне сон...
(Читай сначала).

 

осень 93